Английский кинематограф и русская классика: кинопрочтение романа Л. Толстого «Анна Каренина»

Английский кинематограф и русская классика: кинопрочтение романа Л. Толстого «Анна Каренина»

Великая победа русского народа во Второй мировой войне вызвала интерес в разных странах к русскому менталитету, русскому характеру и русской культуре. Так в английской кинороссике появилась экранизация «Анны Карениной» (1948) Л. Толстого.

Историю экранизаций «Анны Карениной» можно начать с двух фильмов с участием Греты Гарбо: «Любовь» (1927) и «Анна Каренина» (1935). Американский кинематограф любит мелодрамы со счастливым концом, поэтому первая из названных экранизаций имеет два альтернативных финала: «счастливая развязка о воссоединении Анны и Вронского после смерти Каренина, предусмотренная MGM для проката в США, и традиционная трагическая, для проката в Европе».[1] Впрочем, назвать фильм экранизацией сложно. Тем не менее, в фильме есть две удачные сцены: сон, связывающий героев трагическим предзнаменованием, заменен символом иконы, что усиливает визуальный ряд. В сцене именин Сережи Анна не сразу его будит, а готовит ему сюрприз, собирая железную дорогу. Героиня здесь не поглощена собой и своими чувствами – она хочет доставить радость сыну (позднее она будет способна порвать с Вронским ради сына).

Первая полноценная экранизация Кларенса Брауна (1935) переполнена «клюквой», связанной с экзотикой русской жизни и русского быта. Особенно в начале фильма, в части объедания и обпивания русских офицеров. Героизм Вронского презентован тем, что он остался последним выползшим из-под стола после обильных возлияний. Дополняют характеристику русского образа жизни цыгане и баня с вениками. Все это занимает восемь минут экранного времени и явно не настраивает на серьезное восприятие дальнейших событий.

В отличие от этого ряда «ознакомительных» с Россией экранизаций английская версия 1948 года серьезна. Впрочем, и здесь есть курьезы. Одна из трудностей – показать русского барина. Составили представление, вероятно, по картинам и иллюстрациям, отсюда Стива Облонский (Хью Демпстер, 1900) и Константин Левин (Ниалл Мак Гиннис, 1913), несмотря на разницу в возрасте и росте, стали похожими как близнецы-братья. Снято контрастное отношение Анны к детям, поскольку нет рождения девочки – ребенок в этой киноверсии родился мертвым (в версии 1835 года его вообще нет).

В целом, экранизация Жюльена Дювивье достаточно корректна по отношению к толстовскому тексту и привлекает своим психологизмом. Текст романа цитируется в титрах в начале и в конце фильма. Главное – есть попытка не только проиллюстрировать текст, но понять Анну и поверить ей. После возвращения в Петербург Анна чувствует себя лишней в своей семье. Она собирается в оперу, муж не может поехать с ней – у него важные дела, на ее предложение остаться с ним дома отвечает отказом. Ситуация повторяется в комнате Сережи. Сережа играет в шашки с горничной Мариеттой. На предложение матери остаться и сыграть с ним отвечает отказом: «Нет, ты меня всегда обыгрываешь, а Мариетта нет». Сережа довольно холоден и после возвращения Анны из Италии. Большая мотивированность неврученного Сереже подарка у Дювивье – Анна не унесла его механически с собой из детской, а так торопилась увидеть сына, что забыла его в карете.

Сохранена символика сна, о нем рассказывает Анна на спиритическом сеансе, его мы видим позднее и в фильме.

Гармонична кольцевая композиция: в конце фильма Анна посещает дом Стивы, встречает всех, кого встретила в Москве в первый приезд. На станции Клин повторяется все, кроме того, что теперь нет встречи с Вронским. Анна как бы пытается все вернуть и все начать сначала в отношениях с Вронским. Именно в этой сцене она особенно остро почувствовала свою потерю… В сцене с поездом нет ни желания кому-то мстить, ни желания покончить с собой – передается ощущение пустоты… Заканчивается фильм толстовской цитатой: «И свеча, при которой  она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то,  что  прежде  было  во  мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла».

После экранизации Дювивье было немало обращений к роману Льва Толстого в кинематографе. Это фильмы, фильмы-балеты, и сериалы. Впишем английскую версию в контекст наиболее известных экранизаций.

Российская (советская) киноверсия (А. Зархи, 1967) романа достаточно обстоятельна. Не случайно используются в начале элементы фильма-книги (терминология – Н.Ф.).[2] Жанр романа-трагедии (М. Бахтин) заявлен с первых кадров музыкой Родиона Щедрина.

Самое главное – экранизация должна включать диалог режиссера, сценариста и литературного текста, не должна быть только фильмом иллюстративного характера, что, к сожалению, получилось в фильме А. Зархи. Поэтому фильм является хорошим учебным пособием при изучении романа Л. Толстого, но не заставляет сопереживать героям, несмотря на их хорошую игру.

В дальнейшем режиссеры пытаются найти другого героя, отодвигая Анну на второй план. В фильме Бернарда Роуза (1997) главным героем стал К. Левин. Жанр романа-трагедии предполагает большой диалог судеб. В толстовском романе – это пути двух исканий – Анной - любви и Левиным - смысла жизни. Начинается фильм не толстовской сценой а, скорее, сценой в стиле Достоевского, Левин видит сон-бред, преследующий его. Если фильм А. Зархи слишком иллюстративен, то в фильме Б. Роуза смущают голливудские улыбки всех персонажей. Звучит много политических лозунгов, в том числе Каренин на скачках говорит о набирающих силу коммунистах, в конце проводится митинг на перроне в защиту сербов. Дворян, говорящих на английском, вполне понимают русскоязычные крестьяне, а Левин превращается в Толстого, рассказывающего историю о себе и своих знакомых.

В фильме Сергея Соловьева акцент сделан на Каренине, который (О. Янковский) показан очень любящим и страдающим человеком. При такой акцентировке снимается ряд важных для романа моментов, в частности, опущено изменение Каренина во время родильной горячки Анны, когда он познал «никогда не испытанное им счастье»: « ‹…› радостное чувство любви и прощения к врагам наполняло его душу». Нет изменения героя, сглажены внутренние его противоречия, нет и первоначально негативного его восприятия героиней и читателем. Фильм во многом автобиографичен и соотносим с жизнью режиссера,[3] может быть, отсюда и не нужен был Сергею Соловьеву изящный красавец Вронский: «Вронский похож на статиста, вовремя подвернувшегося под руку».[4] Зритель, безусловно, сопереживает Каренину Соловьева, но при этом теряется очень важное для Толстого нравственное и духовное воскресение Каренина и прозрение Левина, та самая «диалектика души», которая отличает Толстого от других писателей.

С другой стороны, фильм А. Зархи – красивая киноиллюстрация, но не более того. Неубедительны американские экранизации, абсурдно переполненные «русской клюквой» и стремлением к «happy end-у».

Итак, английский фильм построен на уважении к русской культуре и попытке понять героев романа, что делает его на сегодняшний день наиболее удачной экранизацией толстовского романа.