К проблеме феноменологии власти
Тулеубеков А.С.,
Доскожанова А.Б.
Описание человека с
точки зрения установок, которые напрямую не предполагают человеческую сущность,
изначально является делом непредсказуемым, поскольку в этом процессе существуют
все риски столкнуться с теми сферами, которые в целом не определяют границы
чисто человеческой природы.
Это также относится к
описанию человеческой деятельности. Философия общества на сегодняшний день
представлена некоторым количеством концепций, так или иначе, высветляющих
определенные черты межчеловеческих отношений и способов жизни человека в
сообществе себеподобных. Одной из подобных концепций является концепция власти-знания
как некой базы для конструирования социально-институциональных связей, а с ними
и идеи социального прогресса. В основе прогресса, согласно выдающемуся
французскому мыслителю постмодерна Мишелю Фуко, находится своеобразная
ментально-парадигмальная матрица мышления, которая в конкретные историко-временные
рамки способствовало развитию у человека желания упорядочить мир вещей, которые
в дальнейшем образовали материально-духовную культуру человечества. Эта матрица
имеет схематический характер, которая априори направляет человека конституировать
структуру вещно-предметного мира в такой форме, чтобы сама структурность мира
являлась его инвариантом.
Другими словами, предполагая
себя в мире, человек уже изначально «должен» видеть свой мир именно сообразно
тому порядку, который ориентирован на привилегированность, в котором каждая
вещь, каждое событие, каждый момент имеет свое строго установленное место и свое
строго определенное значение. И опять же самоцелью такого порядка, а также его
высшим элементом, выступает сам человек. Такая установка имеет глубинный смысл
для человека, поскольку она необходима даже в тех случаях, когда человек уже не
обладает известной степенью власти над людьми и социумом, но при этом у него
еще остается власть над вещами.
Программной задачей Фуко
ставит археологическое распознавание стилей мышления, которые каждый в свое время
послужили пространством для кардинальной смены понимания и отношения к миру
вещей в целом.
Разумеется, линия
сохранялась, и сохранялась она во всеобщем тексте, однако параллельно с этим трансформировался
язык и сопутствующие ему контекстуальные поля. В подобных функциональных полях
помимо лингвистических установок и контекстов существуют предпосылки возникновения
человеческого начала, которые позже трансформируются в субстрат автора. Последний
характеризуется более всего как сущность во взаимосвязи с лингво-смысловыми
конструктами. И над ними автор также пытается установить власть, которая также
по своему смыслу занимает в мире человека привилегированное место.
Такая «самооценка»
преобразовывает человека в некоторое самодостаточное для него самого существо,
предполагает формирование в человеке уверенности в том, что он представляется
хозяином вещей и ситуаций, в которых он находится. Отсюда стремление человека
начинает переноситься в сферу интерсубъективных отношений, где человек, тем не
менее, начинает осознавать отсутствие прямого подобия между властью над вещами
и властью над людьми.
Человек также выступает
в роли автора формирования субъективной деятельности, но с существенными
допущениями, основной причиной которых выступает то, что каждый элемент его
коммуникативного интерсубъективного пространства также является автором собственной
деятельности. И это независимо от того, что, возможно, и существуют схемы
подавления воли одного субъекта волей другого или схемы строгой соподчиненности
в структуре общей социальной деятельности. Человек-автор знает о необходимости
существования подобных социально-структурных связей, в связи с чем вынужден
принимать определенные правила, которые отсутствуют в ситуации власти над
вещами.
С другой стороны власть
над вещами всегда предполагает то, что человек, так или иначе, считается с
волей, интересами, предпочтениями других людей. Этот момент будет представлять
собой константу до тех пор, пока существует вообще общество. Однако, в этом
отношении социальная онтология человека способствует развитию в нем тех
надприродных качеств, которые, в конце концов, подвели человеческое сообщество
к социальному прогрессу. Таковыми являются социально-психологические качества
человека, его способность видеть подспудные смыслы в действиях других людей,
развитая игровая стратегия формирования индивидуальной жизнедеятельности и т.д.
Тем самым, человеческая
природа в рамках социальной действительности как распространена на все общества
целиком. «Положение человека как существа
сознательного, мыслящего определяется тем, что в нем природа рефлексирует как
целое, в нем ее бесконечность свернута в точку, благодаря чему его сознание
оказывается способным переходить границы любых систем, ибо его Я развернуто на
весь мир» /1/. То есть человек действует не только в контексте власти над
людьми или вещами, но и в рамках дискурса, который связывает его с объективным
социальным миром.
То, что способствует
субъективной интенции на внешнюю социальную реальность, еще в феноменологии
было названо «жизненным миром». В философии Э. Гуссерля социум в бытии человека
в целом совпадает с категорией «жизненного мира», и оно дается субъекту в
совместной жизнедеятельности с другими субъектами. В отношении возможности
конституировать направленность человеческого начала на внешний
ситуативно-перспективный мир, Э. Гуссерль пишет: «Только так мне может стать
доступен поток моих переживаний, как поток, в котором я живу как тождественное
Я; и доступен, прежде всего, в своих актуальностях, а затем и в
потенциальностях, которые, очевидно, тоже принадлежат моей собственной
сущности» /2/. Поэтому авторский момент не только сохраняется в общественной
действительности в качестве простой власти над теми объектами, значимость
которых человек видит в определенный момент, но авторство трансформируется в
некую транзитную ступень на пути подлинной социализации, в процессе которой
человек осознает себя в качестве субъекта социальных отношений.
Этот процесс, используя
терминологию М. Фуко, можно назвать одним из компонентов археологии мышления
современного общества, конкретной культуры. Естественно, что с появлением и
развитием понятия вещного мира, в мышлении человека значительной является
категории власти, но в течение длительного существования человеческого общества
данная категория претерпела существенные метаморфозы. Под властью теперь мы
признаем и те формы «властвования», которые уже напрямую не предполагают власть
как таковую.
Таким образом,
характеризуемая власть есть не столько обладание в чистом его виде, но и
степень функционирования субъекта в границах конкретного дискурса,
сфокусированного на конкретном объекте. Причем, немаловажную роль играет та
перспектива самого вышеназванного объекта власти, в отношении которой человек
конституирует определенную преобразующую деятельность, направленную, в конечном
счете, на то, чтобы человек владел данным объектом.
Подобного рода интенции
включают в себя целый ряд феноменологического опыта, проявляющегося в
результате позиционного отношения человека к конкретной вещи, являющейся для
человека в той или иной степени значимой. Здесь проявляется процесс
конституирования уже постепенно входящего в область обладания вещи человеком. И
данный процесс имеет целеполагающую систему ценностей, в согласии с которой
человек уже по своему усмотрению будет распоряжаться судьбой имеющегося у него
объекта его власти.
С другой стороны,
необходимо помнить, что данный объект (как бы человек при этом ни старался
эгологизировать его) нисколько не выражает саму суть человеческой власти.
Самое большее, на что
способен человек в качестве субъекта конкретного отношения к располагаемой
вещи, – это обозначить через этот объект сущность процесса конституирования
вещи в своем жизненном пространстве, когда данная вещь уже играет определенную
роль и отвечает при этом необходимым требованиям в системе собственных
предметно-ценностных отношений человека. Тем самым, человек как бы отдает себя
в распоряжение самих вещей, когда он перестает относиться к себе как к
трансцендентальному субстрату даже в пространстве межличностных отношений, но
передает все полномочия «контролировать» собственное положение среди иных
ценностей на сами эти «вещи».
Это, естественно, –
парадокс, имеющий непосредственное отношение к самим тем ценностям, которыми
живет человек. Желая заполнить свое социальное (и, в первую очередь,
онтологическое) бытие сущностями других объектов, превращая их в социальные
предметы, человек начинает переживать сугубо аксиологический кризис, и прежде
всего, в отношении самого себя.
Этот момент важен, и
если человек имеет некую рефлекторную способность увидеть, запечатлеть данный
кризис, то это ведет человек к определенным уровням личностного самосознания,
направленного на усиление способности ориентироваться в мире вещей и предметов,
обладателем которых он является. Ведь, сколько бы вещи не представлялись бы нам
чем-то объективным, в нашем феноменологическом мире они оказываются так или
иначе социальными компонентами нашего интерсубъективного мира. Здесь Мерло-Понти
пишет, что «вслед за естественным миром нам необходимо открыть мир социальный,
но не как объект или сумму объектов, а как поле или измерение существования; я
вполне мог бы отвернуться от него, но не перестаю находиться в отношении с ним.
Наша связь с социальным миром, как и наша связь с миром, является более
глубокой, чем любое отчетливое восприятие или любое суждение» /3/. Для
онтологически настроенного ума данный момент неизбежен, что также ведет к тому,
что на каком отрезке своей жизни человек уже отказывается от той системы
ценностей, во главу угла которой поставлены значимость внешних объектов,
ценность социальных предметов и так далее.
В общем, необходимо
также отметить, что власть, в какой бы форме она не представлялась или какое бы
отношение она не выражала, имеет в своей основе эгологическую интенцию как
процесс пребывать вне чисто ментальных, антропо-трансцендентных форм
человеческого существования. Не принимая ни одну точку зрения относительно
того, насколько значимо «иметь или быть», можно утверждать объективную
необходимость и чистую целесообразность имеющейся связи между человеком и
вещно-предметным миром.
Литература:
1.
Капышев
А., Колчигин С. Философия Грядущего (Истинный Путь Человека). – Алматы: ТОО
«Комплекс», 1999. – С. 67
2.
Гуссерль
Э. Картезианские размышления / пер. с нем. Д.В.Скляднева. – СПб.: Наука, 2006.
– С. 203
3.
Мерло-Понти
М. Феноменология восприятия. – СПб.: Ювента; Наука, 1999. – с. 461.