К вопросу о служении женщины в Русской Православной Церкви во второй половине XIX – начале XX века

Завьялова С.В.

К вопросу о служении женщины в Русской Православной Церкви во второй половине XIX – начале XX века.

Церковная история, в целом, и монастырская, в частности, всегда являлась важной составной частью истории любого государства и общества. Россия – страна, имеющая глубокие традиции в этих сферах, и заметной чертой нашего времени стало возрождение православных церковных институтов. Именно поэтому исследование процессов, проходивших в истории Русской православной церкви имеет важное значение для изучения культурной, социально-экономической и политической жизни нашего государства в целом. В этой связи представляется актуальным обращение к историческому опыту русского монашества, накопленному в ходе его тысячелетнего развития. Особый интерес представляет история развития российского женского монашества, она мало изучена, и литература по этой проблеме немногочисленна. Вместе с тем, изучение и анализ этой интереснейшей проблемы позволяет нам представить российскую женщину как хранительницу благородной морали, нравственности, как носительницу доброты, милосердия и духовности. В современной России женщины, а не мужчины, как и прежде, составляют основную массу верующих, опору и резерв церкви. Это связано с тем, что женщинам принадлежит особая роль в распространении религиозного опыта. Часто, даже не осознавая этого, они являются активными проводниками религиозных знаний и чувств на уровне межличностных отношений, например, в семье, способствуя сохранению и передаче религиозных обрядов из поколения в поколение. В этой связи исследование вопроса служения женщин в Русской Православной Церкви является отдельной научной проблемой и задачей.

В религиоведении монашество (от греч. monachos — «отшельник») — одна из форм осуществления аскетического идеала, характерная для ряда «религий спасения»[1], требующих от своих последователей полной или частичной систематизации поведения ради обретения как «духовной сопричастности божественному» при жизни, так и спасения после смерти.

Женскому монашеству вменялась еще более жесткая закрытость от внешнего мира, призванная гарантировать драгоценный дар целомудрия и непорочность брака с творцом. Это изначально предполагало наличие постоянного имущества и доходов, достаточных для проживания в монастыре вне общения с миром, а потому и социальный состав женского монашества был в целом ограничен либо представительницами знати, либо городского патрициата. Основание женских монастырей часто преследовало цель обеспечить подобающее и благочестивое существование незамужним дочерям, которым не удавалось подыскать достойную партию, вдовам, родственницам духовных лиц.

Женщины, которым запрещалось принимать священнический сан, уединившись в монастыре, нуждались в духовном окормлении мужчин-священников. Поэтому женские обители всегда тяготели либо к епископским резиденциям, либо к мужским монастырям. Мотив родственной бестелесной любви или духовной дружбы главенствовал в осмыслении взаимоотношений, соединявших монахинь с их пастырями-мужчинами. Большая часть инокинь трудилась в киновиях — общежительных монастырях, которые, наряду с мужскими, играли важную роль центров просвещения и особенно — благотворительности. Одно из главных достижений культуры женского монашества Восточной Церкви — это сформированный и сохранивший преемственность в традиции воспитания образ духовной красоты и высокой христианской нравственности женщины-подвижницы, ставший ценностным ориентиром для русского православного женского монашества.

Устройство и порядок православного женского монастыря мало отличается от мужского. Во главе монахинь (инокинь) стоит игуменья, которая и управляет этим маленьким женским государством. Своим примером она наставляет послушниц на путь служения и молитвы. По сравнению с мужским иночеством женское в России предстает менее значимым политически, но несущим колоссальную социальную нагрузку.

Социально-благотворительная деятельность играла главную роль в жизни женских обителей и была гораздо обширнее, чем в мужских монастырях. Объясняется это не одним только различием между мужской и женской натурой, но и тем, что многие женские монастыри выросли именно благодаря своей социально-благотворительной миссии, стали в этом отношении примером для других обителей и обрели признание и любовь народа. В 1887 г., например, российские монастыри содержали 93 больницы и 66 приютов для престарелых, две трети которых приходились на женские монастыри; при этом мужских монастырей было тогда 469, а женских только 202 (отчет за 1887 г.). В 80–90 гг., в эпоху Александра III (1881–1894), когда правительство поощряло учреждение церковно-приходских школ, почти во всех женских монастырях открывались такие школы, обычно для девочек, и всегда на средства самих монастырей[2].

Настоящим ответом на «девоборчество» стало женское общинное движение. Рост женских обителей в XIX в. поразителен. Большинство новых женских монастырей, появившихся в XIX столетии, выросло из общин. Эти общины, за очень редким исключением, придерживались общежительного устава. Возникали они всегда по почину отдельных подвижниц. Женщины и девушки собирались вместе за каким-нибудь рукоделием, которое начиналось и заканчивалось общей молитвой; за работой грамотные читали аскетические книги: жития святых и др. В конце концов, складывалась община с совместным проживанием сестер. Они жили на выручку от продажи изделий своего изготовления. Общая молитва постепенно приводила к введению правильного монастырского богослужения, Божественную литургию совершали священники из близлежащих приходов. Наконец, сестры обращались в Синод с прошением преобразовать их общину в женский монастырь[3].

В истории духовного окормления русских женщин совершенно особое место принадлежит преподобному старцу Серафиму Саровскому. Казанская Дивеевская община, возникшая в 1780 году, на протяжении многих лет в своей внутренней религиозно-аскетической жизни самым тесным образом связана была с преподобным Серафимом. Он основал еще одну, девичью общину — Мельничную. В 1842 году они слились в Серафимо-Дивеевскую общину, которая позже, в 1861 году была преобразована в Серафимо-Дивеевский женский монастырь. Еще два женских монастыря в этой местности духовно окормлялись преподобным Серафимом: Покровский (в городе Ардатове) и Спасо-Зеленогорский. Все эти обители были широко известны строгостью соблюдения монастырского устава: совершенным общежитием, аскетическим деланием и неукоснительным исполнением богослужебного устава; особенно знаменит был Серафимо-Дивеевский монастырь[4].

Участие Серафима Саровского в этом «многотысячном движении девушек и вдов, ищущих подвигов и спасения души», совершенно исключительно. В Дивееве Серафим выпестовал новый тип подвижничества, принципиально отличающийся от суровости исихазма и «Добротолюбия». Старец помогал бедным, но мистически одаренным женщинам освободиться от диктата патриархального общества, стать невестами Христовыми. Не исключено, что в монастыре для этого была уже уготована почва, что там существовала аскетическая традиция, которую он продолжил, ибо крепкое основание для аскетического делания заложено было еще основательницей и предстоятельницей общины, монахиней Александрой Мельгуновой, которую Преподобный знал лично.

Дивеевский тип женского монашества включал два фундаментальных условия: девство и небесное избранничество. Преподобный проводил сущностное различие между монахинями-девами и монахинями, вступившими в общину после брачного сожительства.

В супружеской жизни, пояснял старец, женщина часто приобретает специфическую настойчивость, упрямство, что затрудняет ее духовное руководство. По этой причине он не благословлял девам увлекаться традиционными для женских монастырей ремеслами, требовавшими слишком большой концентрации (шитьем, живописью и т.п.). Вместо этого преп. Серафим рекомендовал дивеевским послушницам заниматься огородничеством, простым полеводством, садоводством и теми из рукоделий, которые могли сочетаться с сердечной молитвой и поддержанием в себе благодатной приподнятости духа.

Сепарация вдов была вызвана еще одной причиной: рассказы о счастливом браке могли разрушительно действовать на мирное расположение не имевших подобного опыта. И, напротив, воспоминания о несчастном замужестве бросали бы тень на христианскую семью, что приводило бы к вредной для инокинь надменности.

С момента принятия Серафимом откровения о четвертом уделе Богородицы его воплощение становится главной миссией святого. Серафим по праву может называться кормчим женского аскетического движения. Недавние исследования Олега Кириченко[5] подтверждают взрывоподобный охват всей России инфраструктурой женских общежительных монастырей. Кириченко выделяет шесть групп общин и обителей, образованных в XIX– начале XX вв., и доказывает их моноцентричность. Эпицентром процесса стало Дивеево. К 1910 г. в Нижегородской губернии существовало уже 23 обители с 5541 насельницей. Отсюда дивеевское «эхо» разбегалось по всей Империи.

Значительное увеличение числа женских монастырей в XIX веке нельзя объяснить одним только подъемом аскетических настроений у русских женщин; это было не только проявление религиозных исканий. Духовные искания были очень значительны, но то обстоятельство, что эти искания не вышли за рамки монастырской жизни, объясняется влиянием старчества. Определенное значение имели также чисто исторические и культурные условия развития русского общества второй половины XIX века.

«Реформы Петра Великого, проводившиеся с целью европеизировать Россию, принесли изменение в положении женщины в семье и в общественной жизни. Хотя эти изменения в разных слоях народа проявлялись медленно и по-разному, все же следствием их везде было усиление стремлений женщин к самостоятельности и к образованию. О том, что эти стремления могли заметно повлиять на общественную жизнь, свидетельствует та роль, которую сыграла русская женщина в духовной истории России уже в начале 2-й четверти XIX столетия»[6].

Стремление к образованию, так сильно охватившее во второй половине XIX века все слои русского народа, могло быть удовлетворено и в монастыре. Именно женские обители развернули в эту эпоху широкую деятельность в области народного просвещения, что до сих пор не получило достойного освещения в научной литературе. Они с успехом занимались также социально-благотворительными делами, которые всегда были близки сердцу русской женщины. «Русская крестьянская девушка в повседневном монастырском быту находила для себя такие занятия, которые были ей хорошо знакомы и в родительском доме: всякого рода домашнюю и хозяйственную работу. Можно утверждать, что поступление в монастырь давало удовлетворение ее духовным исканиям, не требуя радикальной перемены в образе жизни, при этом ее общественное положение повышалось, а вся ее жизнь обретала глубокий смысл»[7]. Но монастыри не были поголовно крестьянскими, в них обязательно был свой социальный баланс. Даже сельский крестьянский монастырь, возникший на крестьянской земле, основанный крестьянками-черничками, тем не менее, всегда имел в своем составе какую-то часть дворянок, купчих, мещанок и священнических дочерей. То есть люди, собиравшиеся сюда, не смотрели на социальное происхождение, не гнушались друг другом, но видели себя одним сообществом. Как пишет об этом Кириченко О.В.[8],социальная гармония сословий складывалась естественно. Вот почему можно сделать вывод о некоей естественной (пропорционально численности) квоте лиц, стремящихся к монашеству, у каждого сословия. Монастырь собирался компактно и дисперсно, как из населения близлежащих мест, так и из достаточно отдаленных территорий в соответствии с разным характером оповещения о нем. Если это были письма землякам и встречи с ними, то через такой канал собирались в монастыре земляческие группы. Если же об обители узнавали от сборщиц милостыни, от странников и других случайных встреч, то, как правило, на такой зов откликались отдельные люди. Но внутри обители социальное расслоение приобретало характер профессиональной специализации: каждая сестра занимала то место, где она могла принести пользу в соответствии с образованием, характером, способностями. Вот почему игуменьями чаще всего были лица из дворянства и купечества, школами также заведовали они, в рукодельях дворянки и купчихи чаще всего руководили златошвейными и конвовыми (вышивка по канве) мастерскими. Но при этом в самих мастерских училось много крестьянок. Много крестьянок в числе выдающихся представителей женского монашества, входящих в число игумений, устроительниц общин, руководителей отдельных послушаний. Роль крестьянства в монастырском и общинном труде была выдающейся, потому что без тяжелой физической работы, умения переносить самый тягостный труд, обладания сноровкой и навыком строительного и земледельческого труда обители нельзя было построить. Именно массовое участие крестьянок дало возможность общинному движению состояться, а общинам превратиться в монастыри, при том что они и могли так остаться малолюдными и скромными общинами-богадельнями при иной социальной поддержке[9].

Русское женское православное монашество, воплотившее в своем молитвенном и социальном служении исконную сущность женской, материнской природы, достигло максимальных пределов и вершин святости в жертвенной христианской любви к ближним, делах благотворения, милосердия и воспитания. Основной вклад русского женского монашества в отечественную и мировую культуру определяется тем, что духовный облик выдающихся подвижниц может служить эталоном подлинной нравственной красоты как явления наднационального и вневременного.

[1] Религиоведение / Энциклопедический словарь. – М.: Академический Проект, 2006. – С. 655.

[2]Смолич И. К. Русское монашество (988–1917). Приложение к “Истории Русской Церкви”. М., 1997. — С. 295

[3]О становлении женского монастыря см., например, Жизнеописание монахини Ангелины, основательницы Свято-Троицкой женской обители в Творожкове. М., 1997. — Ред.

[4]Смолич И. К. Русское монашество (988–1917). Приложение к “Истории Русской Церкви”. М., 1997. С. 300.

[5] Кириченко О.В. Женское православное подвижничество в России (XIX – середина XX в.). Дисс. доктора исторических наук. 2011.

[6]Смолич И. К. Русское монашество (988–1917). Приложение к “Истории Русской Церкви”. М., 1997. — С. 291–292.

[8] Кириченко О.В. Женское православное подвижничество в России (XIX – середина XX в.). Дисс. доктора исторических наук. 2011.

[9] Кириченко О.В. Женское православное подвижничество в России (XIX – середина XX в.). Дисс. доктора исторических наук. 2011. С.16.