Смирнов Р.К. к.ф.н. старший преподаватель КГФЭИ г. Казань

 

 

К вопросу о роли закона в историческом познании

 

В этой работе  нам бы хотелось уделить внимание актуальному и дискуссионному в исторической науке вопросу – роли и специфики закона в историческом познании.

На сегодняшний день можно выделить следующие подходы к его решению.

Первый – это путь игнорирования закона в истории и, как следствие, лишение ее статуса научной дисциплины. Эта позиция ярко   представлена в творчестве французского  историка П. Вена. Второй условно можно обозначить как позитивистско-социологический,  характерный для некоторых представителей  западной (к примеру, Гемпель) и отечественной марксисткой исторической мысли. В нем, как правило, история превращается в набор схем, часто идеологически  нагруженных, при этом теряется как живость изложения, так и упрощается логика человеческих взаимоотношений. Представители последней точки зрения делают акцент на выявление специфики закона в историческом познании. Сегодня этот подход становится доминирующим в среде научной общественности, в связи с этим остановимся на его анализе более подробно.

Одной из крупных работ, определяющей сегодня роль закона в истории, является «Логика философского исследования» Г.Ф. фон Вригта. В ней он пришел к выводу, что закон в истории  в своем основании  имеет рационально-телеологическую, а не дедуктивно-номологическую природу. Отсюда исследователь может объяснить то, что произошло и почему так произошло, но лишен возможности делать предсказания. Получается, что законы в истории существуют и функционируют, но в усеченном по сравнению с естествознанием виде. Мы, являясь также сторонниками последнего подхода, считаем, что позиция по поводу роли закона в истории Вригта требует серьезной коррекции.

Один из вариантов иного понимания роли закона в истории был предложен крупнейшим отечественным историком Л.В. Карсавиным в работе «Философия истории», опираясь во многом на взгляды которого, мы будем строить наше дальнейшее изложение.

Главной ошибкой финского исследователя было то, что он решал проблему специфики закона  в историческом познании, исходя не из природы объекта ее изучения, а в рамках идеала естественнонаучного познания, где объект дан целиком, так сказать, пусть и в относительной, своей завершенности. Это позволяет точно определить его составляющие, выявить их взаимосвязи друг с другом и установить закономерности. Другое дело исторический объект – прошлое. Как таковой он непосредственно не существует, а представляет собой коллективный конструкт индивидуальных сознаний историков, преломляющих в себе ценностные ориентиры и запросы своего времени. Стало быть, сфера изучения истории многогранна и поликонтекстуальна, что не позволяет в ней  выявить, как в естествознании, точные закономерности логики соотношения, его составляющих. Более того, это чуждо самой природе объекта исторической науки, в силу  неисчерпаемости многообразия входящих в него элементов  и их оттенков. Тем не менее, закономерности логики человеческих поступков в истории могут быть  по- своему  не менее ясны и обладать предсказательной силой, чем  в естествознании. Так, к примеру, из элементарной житейской психологии явствует, что уловив важные черты человеческой личности, мы без труда можем предугадать то, как она поведет себя в той или иной ситуации, не обладая при этом фактологической полнотой знаний о ней. Аналогично работает и историк, вынужденный часто додумывать недостающие детали, оказываясь в ситуации фактологической неполноты. Его мастерство определяется не тем, насколько точно, основываясь на имеющихся свидетельствах, он представляет событие, сколько степенью понимания связанности его с жизнью, ценностным полем того времени, умением видеть недостающие или вовсе отсутствующие детали, предвидеть логику поведения элементов (лиц, классов и т.д.), его составляющих.

Получается, что закономерности в истории устанавливаются прямо противоположно аналогичному процессу в естествознании. В последнем мы идем от частного к общему, где акцент делается именно на этом общем, частное выступает фоном, его подтверждающим, тогда как в истории все наоборот. Общее выступает фоном, на основании которого возможно понимание частного. Его содержание образует не только степень представленности фактологического материала, но и личностный опыт исследователя, от степени совершенства владения которыми зависит верность и точность осуществляемых прогнозов в истории.

     Таким образом, роль законов в истории выполняют общие понятия, абстрактные схемы, но данные не сами по себе, а наполняемые многообразием входящих в них элементов, их оттенков, нюансов благодаря житейской глубине, методологическому и фактологическому профессионализму личности историка. Это полностью укладывается в постклассический образ научности,  в  предметной области изучения  которой невозможно установить однозначные причинно-следственные связи.

 

        Литература:

 

1.     Вебер, М. Избранные произведения /М. Вебер;  Пер. с нем. Ю.Н. Давыдова. – М.: Прогресс, 1990. – 804с.

2.     Вен, Поль. Как пишут историю. Опыт эпистемологии / П.Вен; Пер.с фр. Л.А. Торчинского. – М.: Научный мир, 2003.  – 394с.

3.     Вригт, фон Г.Х. Логико-философские исследования / Г.Х. Вригт; пер. с англ. В.А. Смирнова. Общ. ред. Г.А. Рузавина.  – М.: Прогресс, 1986. -594 с.  

4.     Карсавин, Л.П. Философия истории /Лев Карсавин.- М.:АСТ: АСТ  МОСКВА,ХРАНИТЕЛЬ,2007. – 25 с.