К. филол. наук Ланская О.В.
Липецк, Россия
Концепт «Москва» в книге Л.Н. Толстого
«Война и мир»
(на материале главы XIV, части четвертой, т. IV)
Концепт – явление сложное и многомерное. Существуют разные точки зрения на данное
ментальное образование. По В.В. Колесову, термин «концепт» восходит к слову conceptum (зародыш, зерно). Концептум
же есть «тот самый "зародыш" божественного Логоса, архитип мысли,
который не задан, а дан, но постоянно изменяет свои грамматические и
содержательные формы, прежде всего – образные» [4, с. 69].
Основная единица ментальности имеет национальное наполнение, «выражает со-значения
"национального колорита", то есть все принципиально возможные
значения в символико-смысловой функции языка как средства мышления и общения»
[4, с. 75]. В связи с данным толкованием концепта определяется основная задача
ментального описания – «выявление и формулирование семантической доминанты, не
изменяющейся с течением времени, как основного признака в содержании
выраженного словесным знаком концепта» [4, с. 75].
Исходя из обозначенных теоретических положений, обратимся к
исследованию концепта «Москва», который
играет большую роль при изучении русской ментальности.
В тексте книги Л.Н. Толстого «Война и
мир» Москва изображена в мирное время, во время
Отечественной войны 1812 г. и
после освобождения от французских захватчиков.
В
главе XIV, части четвертой, т. IV повествуется о
возвращении населения в первопрестольную после оставления ее французами, о том, что происходило в этот
период в городе. Возрождение древней столицы Толстой сравнивает с уничтоженным муравейником, с жизнью, которая в нем, несмотря ни на что, продолжалась: «<…> глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки
муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по
бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего-то
неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и
Москва» [6, VII: 224]. Сущность происходящего
определяется с помощью слов неразрушимое,
невещественное, восходящими к
понятиям «духовность» и «национальное
самосознание», «единение» и «сила духа народа».
Ключевым в произведении является слово Москва,
репрезентирующее ядро концепта «Москва», которое в тексте имеет синонимы место, город, столица, восходящие
к противопоставлению «Москва во время пребывания в ней французов – Москва после
освобождения от вражеского нашествия». В
свою очередь, смыслы, связанные с
данным противопоставлением, раскрываются на основе слов и словосочетаний с семой 'городское устройство': «Французы застали Москву хотя и пустою, но
со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями
торговли, ремесел, роскоши,
государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они
еще существовали. Были ряды, лавки,
магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные
предметами роскоши; были больницы,
остроги, присутственные места, церкви, соборы» [VII: 225]. Слова дворцы,
больницы, остроги, церкви, соборы и другие, выступающие в предложениях
анализируемого фрагмента в качестве однородных членов, связаны «с
наглядно-образной конкретизацией при детальном изображении… быта» [2, с. 396],
то есть той жизни, которая существовала
в Москве в начале XIX века. При
этом ключевым словом в исследуемом фрагменте является слово пустой, восходящее к значению
«населенный пункт, оставленный жителями».
Данная лексическая единица приобретает
семы 'мертвый город', 'дикое место' [7,
т. III, с. 411], 'война'
и 'разрушение привычных форм жизни', на что указывает также и синтаксическая единица формы эти были безжизненны [VII: 225].
В
то же время противопоставление «Москва
в августе – Москва в октябре» восходит к смыслам, которые выявляют особую точку зрения автора на происходящее
в Москве в 1812 году: в ней ничего не
изменилось, хотя она и была разрушена. Не изменились сакральные смыслы
пространства, которое с древнейших
времен было центром Российской
государственности, что зафиксировано в определениях невещественного, могущественного
и неразрушимого: «<…> Москва, в
октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни
святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе.
Все было разрушено, кроме чего-то невещественного,
но могущественного и неразрушимого» [VII: 224]. Определение могущественный через
номинацию могутный, приобретая семы 'сильный', 'мощный', 'здоровый' [7, т. II, с. 636], свидетельствует о духе народа, его неукротимой
творческой энергии, о том единении, которое спасло Отечество во время войны 1812 года.
Описывая древнюю столицу, Толстой, прежде
всего, описывает народ. В
лексико-тематическую группу «люди, вернувшиеся в Москву после ухода из нее французов» входят номинации с семами 'национальность',
'социальная принадлежность', 'род занятий': «Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие
из Москвы и скрывающиеся в ее
окрестностях жители» [VII: 224]; «Кроме грабителей,
народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто
расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники,
мужики – с разных сторон, как кровь к
сердцу, – приливали к Москве»; «Купцы
в балаганах открывали торговлю»; «Артели плотников
<…> каждый день входили в Москву» [VII: 225]. Данные
номинации свидетельствуют об организации жизни в Москве, восстановлении домов,
церквей, центров торговли, ремесел, всех институтов городского и
государственного управления, то есть властных структур.
Особое внимание обращает на себя сравнение
как кровь к сердцу, так как слово сердце символизирует жизнь, душу, мудрость, мужество, смелость, правду, свободу
[5, с. 192]. Как известно,
данная лексическая единица с семой 'любовь к Отечеству' в русской ментальности
связана с такими номинациями, как Москва
и Россия.
Одним
из ключевых слов в главе XIV является также слово грабеж
(в значении «насилiе, дhйствiе грабителя,
разбой, хищничество» [7, т. I, с. 449]),
которое, по М. Фасмеру, восходит к глаголу грабаздать
(грабастать) в значении
«"захватывать", грабáзда
"захватчик, тот, кто незаконно присваивает"» [7, т. I, с. 449]. Данная лексическая единица входит в
словообразовательную цепочку грабить, грабители (грабителей), разграбленные:
«Но за первыми грабителями приезжали
другие, третьи, и грабеж с каждым
днем, по мере увеличения грабителей,
становился труднее» [VII: 224].
Слово же грабитель, имеющее в
Словаре В.И. Даля значение «обирающiй людей силою; разбойникъ, хищникъ» [2, т. I, с. 388], в тексте обозначает людей, которые забирали то, что было уже
оставлено хозяевами покинувшими город,
и то, что подверглось уже разорению, о чем свидетельствует словосочетание брошено по разоренным московским домам и улицам, фиксирующее реалии войны:
«Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что
было брошено по разоренным московским домам и улицам» [VII: 224]. При
этом значение глагола грабить раскрывается
через глаголы забирали, находили, переносили, увозить (увозили): «Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили в других домах, и переносили к себе под предлогом, что это
была их собственность» [VII: 224].
Слово грабеж
восходит к противопоставлению «русские – французы», возникновение которого в
сознании читателя можно обосновать тем, что в тексте зафиксированы разные последствия грабежа, что отражено в использовании антонимов разрушал – восстанавливал: «Грабеж
французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого
началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше
было в нем участников, тем быстрее восстанавливал
он богатство Москвы и правильную жизнь города» [VII: 225]. То есть слово грабеж по-разному характеризует захватчиков и людей, которые
вернулись в город после оставления его
противником.
Ключевым словом в
тексте является и слово дом, которое
приобретает вначале семы 'разрушенное
жилище', 'война' («<…> хозяева домов
забирали все то, что они находили в других домах»
[VII: 224]); затем –
'восстановление разрушенного города', 'возвращение к мирной жизни' («<…>
со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома»; «Хозяева тех домов, в которых было много оставлено
свезенных из других домов вещей,
жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату» [VII: 225]).
Слово дом является
доминантной в лексико-тематической группе «дом», в состав которой входят слова дворцы,
остроги, фабрики, харчевни, лавки,
магазины, церкви, соборы, а также словосочетания присутственные места, ремесленные заведения, постоялые дворы с
семами 'жилище', 'здание' и 'учреждение',
которые, с одной стороны, связаны с
обозначением той жизни, которая существовала до войны, то есть с миром; с
другой – той жизни, которая начала
возрождаться после того, как французские войска покинули город. В связи с этим
приходим к выводу, что ключевые слова дом и Москва, репрезентирующие концепт «Москва», восходят к противопоставлению «война – мир»,
зафиксированному в ключевой позиции текста –
названии произведения, открывающему его пространство и
определяющему затем развитие сюжета и,
следовательно, судьбы героев. При этом
слово война восходит к смыслам, на которые указал в своей книге «Роман Л. Толстого "Война и
мир"» С.Г. Бочаров: «<…> "распадение прежних условий
жизни" оказывается творческим состоянием: в самом горниле войны создается мир (курсив С.Г. Бочарова. – О.Л.) –
в том особом значении, которое это слово получило в системе
"сцеплений" романа Толстого» [1, с. 17]. Именно во время войны возникает
«"общая жизнь", человеческое единство во имя простой и ясной, не
разделяющей разных людей, но связующей их задачи» [1, с. 17]. В связи с этим
глаголы, обозначающие действия русских людей после бегства французов из Москвы,
приобретают сему 'единение': «Другие мужики <…> приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. <…> Купцы в
балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах.
Духовенство возобновило службу
<…>. Жертвователи приносили
разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали
свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах» [VII: 225]. Глаголы же бранили,
жаловались, подкупали, требовали
свидетельствуют о восстановлении в городе законов, связанных с государственным
устройством России в начале XIX века, и
одновременно нарушении их: «Бранили
полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие
казенные вещи; требовали
вспомоществований» [VII: 226].
Итак, концепт «Москва»
репрезентируется в главе XIV части
четвертой, т. IV номинациями, входящими в
лексико-тематические группы «дом», «люди, вернувшиеся в Москву после бегства из нее французов»,
ключевыми слова (Москва, грабеж, дом и др.), которые
выполняют в тексте разные функции. Одно из них репрезентирует ядро концепта;
другие через многочисленные семы раскрывают социокультурные смыслы, связанные с
именем концепта «Москва», одного из наиболее
значимых концептов в русской ментальности.
Литература
1.
Бочаров С.Г.
Роман Л. Толстого «Война и мир». 4-е изд. – М.:
Худож. лит., 1987. – 156 с.
2.
Голуб И.Б. Стилистика
русского языка. – 4-е изд. – М.: Айрис-пресс, 2002. – 448 с.
3.
Даль В.И. Толковый
словарь живого великорусского языка. В 4 т. – М.: Рус. яз. – Медиа, 2006.
4.
Колесов В.В. Слово и дело: Из истории русских
слов. – Спб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2004. – 703 с.
5.
Копалинский В. /
Пер. с пол. В.Н. Зорина. –
Калининград: ФГУИПП «Янтар. сказ.», 2002. – 267 с.
6.
Толстой Л.Н.
Собрание сочинений: в 22 т. Т. VII
. – М.: Худож. лит., 1980. Далее в
скобках указаны том и страница.
7.
Фасмер М.
Этимологический словарь русского языка: В 4-х т. – 4-е изд., стер. – М.: ООО «Издательство Астрель»: «Издательство
АСТ», 2004.