Филологические науки / 7. Язык, речь, речевая коммуникация

К. филол. наук Соболева И. А.

Луганский национальный университет имени Тараса Шевченко

МЕДИАПОЛИТИЧЕСКИЙ ЖАРГОН КАК СОВРЕМЕННАЯ ДИСКУРСИВНАЯ РЕАЛИЯ

Вот уже несколько десятилетий современная языковая ситуация характеризуется активизацией самых различных жаргонов, взаимодействия их с литературным языком и как следствие создание некоего общего жаргона или интержаргона. Анализ политических текстов СМИ позволяет выдвинуть гипотезу о формировании особого социального жаргона – медиаполитического. Подтверждением этому служит объединение жаргонных единиц в речи политиков и журналистов, в рамках одного словаря. Однако медиаполитический жаргон не является простой суммой, объединением этих двух систем. Он имеет свою специфику на уровне семантики лексических единиц, решает особые коммуникативно-прагматические задачи. Основой вербального компонента медиаполитического дискурса является, без сомнения, литературный язык. Средствами языка формируется сознание его носителя, следовательно, изменяя лексическую систему (актуализируя и нейтрализуя определенные значения, концептуализируя лексемы, вводя в употребление новые слова и т.д.), условный политический адресант реконструирует когнитивное поле адресата, манипулирует его сознанием и, как следствие, управляет его политическими действиями. Проблема влияния тезауруса на сознание человека активно исследуется в последнее время с лингвистических, философских, психологических позиций.

Не ставя перед собой цели рассмотреть всю структуру и составные элементы медиаполитического жаргона, остановимся на анализе одной из важнейших страт этого социолингвистического явления – той части языка политики, которая транспонирована из арго, молодежного сленга и наркожаргона. Без всякого преувеличения можно говорить об особой когнитивно-прагматической функции арготических элементов в структуре языка современных политиков. Несмотря на размытость и зыбкость самого понятия «арго», совершенно очевидно, что эта языковая подсистема представляет собой маргинальную асоциальную субкультуру со своей системой ценностей, традиций, норм и форм поведения, представители которой исключены в разной степени из существующей в данном обществе системы морально-нравственных ценностей, вытеснены на обочину нормальных человеческих отношений.

История научного описания арго накопила огромное количество противоречивых, взаимоисключающих взглядов, позиций относительно генезиса, этимологии, лексического состава, функциональной специфики и т.д. этого пласта национального русского языка. Е.Г. Лукашенец совершенно справедливо говорит о существовании мифов о жаргоне, арго и сленге [5, с. 319]. В частности, один из них заключается в упрощенном понимании природы арго как языка социальной группы, четко отграниченной от других подсистем языка. Безусловно, никто не оспаривает социальную обусловленность арго и то, что его носителями прежде всего являются преступники, заключенные и т.д. Однако основания выделения арго не так уж очевидны. Социологи, как известно, различают два типа социальных групп: реальные (неформальные), базирующиеся на постоянном взаимодействии членов группы, и условные (формальные), объединяющие лиц на основании какого-либо формального признака и не предполагающие непременного взаимодействия или даже знакомства членов группы. Судя по многочисленным работам лингвистов, под арго чаще понимается язык членов социальных групп второго типа. Однако далеко не во всех работах видно ясное осознание авторами того факта, что в таких случаях арго, жаргон, сленг на самом деле складываются из многочисленных подсистем, составляющих сложную и совершенно неизученную иерархию. Надо отдать должное гениальности Д.С. Лихачева, сумевшего понять сложнейшую природу отношений в арго в те далекие (и трагические для него) времена, когда это еще не было для состояния русского языка и столь актуально, и столь очевидно.

Таким образом, мы исходим из понимания высокой степени диффузности жаргонов, арго и сленгов и из существования интержаргона (общего сленга, общего арго), представленного практически во всех этнических языках.

В связи с этим чрезвычайно важно понять, почему мы все являемся свидетелями чрезвычайно высокой степени концентрации, врастания арготических и сленговых средств в язык политического дискурса. Ведь можно даже говорить о наличии ключевых, концептуально значимых для медиаполитического языка слов, транспонированных из арго, молодежного сленга или наркожаргона: кинуть (кидалово), обломаться (облом), беспредел, прогнуться (прогиб), мочить (мочилово), раскрутить (раскрутка), халява, крыша (крышевать), разборка, крутой, откат и др. Удельный вес этих жаргонных страт в медиаполитическом дискурсе очень значителен, в отличие от элементов профессиональных жаргонов они пересекаются и накладываются друг на друга.

Политики чрезвычайно охотно не только употребляют арготизмы и сленгизмы (например: 1. Портфели министров мы в упор не видим (Р. Богатырева, Партия регионов); 2. Это уже не выборы, а политическое мочилово (М. Звягильский, Блок В. Литвина)), но и сами «вбрасывают» в политический лексикон новые или ранее широко не употребляющиеся жаргонизмы. Так, с «легкой руки» Ю.В. Тимошенко в политический репертуар Украины прочно вошел арготизм «дерибан» (производные от него «дерибанить», «раздерибанить»), который в «Словаре русского арго» В.С.Елистратова имеет помету - «из жаргона квартирных воров»- и обозначает : «дележ награбленного после совершения кражи или разбоя» [1, с. 47]. Другой депутат Верховной Рады, луганский политик В. Ландик, анализируя ситуацию с недостаточным количеством голосов в Оранжевой коалиции, говорит: «Они заявляют, что у них 228 человек. Пусть один «отходняк» – Иван Степанович Плющ, получается 227», – так индивидуально-авторски интерпретируя элемент молодежного сленга.

С одной стороны, использование подобных арготизмов выводит адресанта речи и всю речевую коммуникацию в целом в область индивидуально-авторского отношения к коммуникации, с другой же стороны, очевидна проблема, связанная с этическими, морально-нравственными и культурологическими отношениями в социуме.

В результате такого сращения политического и уголовного жаргонов происходит объединение этих сфер в сознании адресата. Такого рода семантический, стилистический, эмоционально-экспрессивный и шире мировоззренческий симбиоз приводит к глобальным переоценкам ценностей и смене морально-нравственных ориентиров современного социума.

Совершенно очевидным является то, что использование элементов других профессиональных, корпоративных жаргонов (юридического, чиновничьего, компьютерного и др.) носит спорадический характер и в большинстве случаев объясняется решением локальных стилистических задач (передачи эмоционального состояния, особенностей речи, создания иронического эффекта и т.д.). Тогда как использование элементов арго обусловлено более глубокими прагматическими целями, направленностью на реализацию иллокутивных задач высказывания.

Актуальным в рамках рассматриваемой проблемы является также и то, что значимую моделирующую функцию в структуре современного медиаполитического жаргона выполняют элементы наркожаргона, формируя, в частности, сквозную метафору «государство – больной организм».

Например: 1. Правительство под кайфом (КП в Украине №18, 2007; 2. Самое опасное заключается в том, что народ явно сам хочет подсесть на эту отравленную ядом безответственного популизма иглу (Луганская правда №35, 2007); 3. Народ хочет, чтобы за него думали и все делали вожди. Его даже не пугает будущая крутая ломка привычного уклада жизни. Все больше «идеологически обкуренных» появляется сегодня на улицах украинских городов и сел (АиФ в Украине №42, 2007); 4. Министры не могут слезть с дискуссионной иглы (КП в Украине №18, 2007).

Так же, как и в случае с функционированием арготизмов и сленгизмов, политики и журналисты переосмысливают и модифицируют элементы жаргона наркоманов. Ярким примером лексической деривации, созданной на базе наркожаргона, является, на наш взгляд, лексема «ширка» в значении «широкая коалиция». Например: Бютовцы и слышать не хотят о широкой коалиции с Партией регионов и коммунистами, пренебрежительно называя ее ширкой (Факты № 54, 2007). В жаргоне наркоманов «ширка» - один из способов наркотического опьянения [7, с. 357], а в современном медиаполитическом жаргоне – омонимичный дериват, слово-телескопизм, созданное по принципу «игрословия», широко распространенного в сленге [3, с. 59]. Подобных экспрессем в современном медиаполитическом дискурсе достаточно много: дерьмократия (дерьмо+демократия), федерасты (федералисты+педерасты) янукомика (Янукович+экономика) и т.д. Пугает только то, что в погоне за экспрессией, образностью – все средства хороши! Нет никаких сдерживающих факторов в это неутомимой гонке за расширением выразительных возможностей языкового знака. И тогда даже элемент жаргона наркоманов идет «в дело», «ширка» становится результатом переосмысления и вариативной номинаций такой важной и для многих украинцев долгожданной реалии, как широкая коалиция в Парламенте.

Таким образом, в медиаполитическом дискурсе частотны самые различные жаргонизмы, выступающие сигналами социальных отношений, имлицирующие этическую и общественную оценку описываемых явлений. Первичное восприятие дискурса адресатом обусловливается знанием языковых стереотипов и узуальных значений. Адресант же, употребляя жаргонизмы, образованные на базе узуальных, точнее, по своему происхождению имеющие производные значения слов литературного языка, вводит в заблуждение, манипулирует сознанием адресата. В сознании носителей языка закрепляется определенный стереотип речевого поведения, мода или стиль, характеризующий «колорит нашей эпохи».

Адресант, употребляя жаргонизм, сознательно, мотивированно стремится к выбору омонимичных слов, так как наложение узуального и жаргонного значений способствует достижению запрограммированного им коммуникативного эффекта (экспрессивности, аксиологичности, пейоративности, комизма/ироничности/сарказма и т.д.). Жаргон обладает множеством привлекательных или точнее уникальных качеств и признаков: высокая степень интенсивности выражаемого признака, его гипербализованность, метафорический перенос, подчеркнутая затемненная мотивированность образной семантики и многое другое. Все это дало основания авторам «Большого словаря жаргона» утверждать: «Русский жаргон, живой, как жизнь, продолжает развиваться и динамизировать современный русский язык, преодолевая все запреты».

Однако, несмотря на всю притягательность арго и сленга, нельзя забывать о том, что эти языковые подсистемы представляют собой, по образному выражению В.Елистратова, только лишь «черновик будущей культуры» [1, с.7].

ЛИТЕРАТУРА

1. Елистратов В. С. Словарь русского арго. – М. : Русские словари, 2000. – 694 с.

2. Ермакова О. П., Земская Е. А., Розина Р. И. Слова, с которыми мы все встречались : Толковый словарь русского общего жаргона. – М. : Азбуковник, 1999. – 320 с.

3. Кулинич М. А. Телескопное словообразование как источник неологизмов: На материале английского и русского языков // Системные связи в лексике и грамматике германских языков. – Самара : СГПУ, 1991. – С. 97–114.

4. Лихачев Д. С. Черты первобытного примитивизма воровской речи // Статьи ранних лет. – Тверь : Возрождение, 1993. – С. 54–95.

5. Лукашенец Е. Г. Мифы жаргона // Слово в словаре и дискурсе. – М. : Элпис, 2006. – С. 318–325.

6. Моченов А. В. и др. – Словарь современного жаргона российских политиков и журналистов. – М. : Фолио-пресс, 2003. – 482 с.

7. Никитина Т. Г. Так говорит молодежь: Словарь сленга. – СПб. : Норинт, 1998. – 592 с.