Ухов А.С.

Институт химических технологий, Украина (г. Рубежное)

Экзистенциализм в неопатристическом синтезе

Идея экзистенциализма (от лат. existentia – существование, бытие) появилась на философском поле впервые в трудах Керкегора: «Есть вещь, не поддающаяся мышлению, и это – существование», пишет Керкегор. «Любовь означает открытую экзистенцию или то, что составляет целое жизни, саму жизнь как синтез бесконечного и конечного… Но что такое экзистенция? То самое дитя, плод бесконечного и конечного, вечного и временного, и потому постоянно к чему-то устремленное» [1, с.149]. Затем экзистенциализм стал важнейшим понятием современности, повернувшим учение о человеке и все, связанное с этим учением, вглубь самого человека, его фундаментальной онтологии или «свойственной природе человека» метафизики [5, с.1].

Богословское осмысление термина «existentia» вполне приемлемо, поскольку Бог обнаруживает Себя в энергиях, восприятие которых возможно человеку в его истинном онтологическом бытии, свободном от искажений падшего естества, поставивших мысль человека вне своего главного Предмета - Творца. Поэтому аскетическое хранение от помыслов, разделяющих тварь от Творца, и восхождение к чистой молитве как бытийному со-пребыванию с Богом, и есть те экзистенциальные факторы обожения, о чем преподобный Силуан Афонский написал: «Господь дает душе разум познавать Его пришествие… Опытом это познается; а кто не имеет опыта, того враги легко обманывают». Предпосылки обожения заложены в самой природе человека сообщением ему от Духа Божия божественного дыхания, а осуществляются они личными усилиями человека, ибо «подобие Божие в человеке есть свободное осуществление человеком своего образа» [2, с.289]. При этом истинным опытом обожения является опыт, превосходящий всякие чувственные привязанности, «изгоняющий ум из тварного бытия сущих, укрепляющий и как бы побуждающий к непреложности … ведение нашего естества» [3, с.107].

Впервые идею о том, что богословие должно стать экзистенциальным выдвинул протоиерей Георгий Флоровский в 1936 году на православном конгрессе в Афинах. Актуальность подобной идеи диктовалось тем, что богословие в 20-м веке должно отвечать на вопросы конкретности. Оно должно перестать быть некоей академической наукой, которая доступна лишь нескольким узким профессиональным богословам в узкой среде. Другими словами – богословие в массы. Поэтому призыв Флоровского, за которым последовали многие богословы, состоял в том, что богословие нужно соединить с практикой. «Примером такого соединения и была как раз классическая патристика, когда великие отцы церкви предложили интеллектуальный богословский синтез на основе своего молитвенного опыта. Опыта, который исходил не из философских абстракций, а был, почерпнут из области их жизни. Произведения святых Отцов не были написаны случайно. Они были написаны для людей, потому что христианство находилось в тяжелом состоянии: среди врагов, язычников, среди культуры, которая по своей сути не являлась христианской» [4]. Церковь 20-го и 21-го веков находится в похожем состоянии и поэтому актуальность данного вопроса не подлежит сомнению.

В целом же магистральная логика современного православного богословия заключается в его развитии как целостного единства направлений неопатристического объективного идеализма, неопатристического экзистенциализма и неопатристического синтетической теологии. Для них в целом характерно постепенное преодоление чисто религиозного мировоззрения и более широкое использование достижений и методов философского мышления в богословии. При этом, наряду с тенденцией к мистической эмпиризации православной теологии и ее учений богопознания, происходит их модернизация и поиск новых форм взаимодействия содержания церковной доктрины и духовной практики с новейшими подходами, используемыми в современной христианской теологии, пусть даже в ущерб для классического богословия.

В то же время остаётся открытым вопрос о том, в какой мере неопатристический синтез в целом и экзистенциальное богословие в частности выполнило поставленные им задачи. Перестало ли богословие быть академической наукой? Произошло ли объеденение умозрительного богословия с практикой? Разве литургическая и интеллектуальная жизнь церкви без неопатристического синтеза и экзистенциального богословия не объединяла теорию и практику?

Неопатристический синтез, о котором мечтал о. Георгий Флоровский, все еще не реализован. И даже неизвестно, будет ли это достигнуто в будущем. Однако, как нам кажется, опыт синтеза богословского и философского языков, попытки богословского осмысления философских проблем сыграют немаловажную роль в дальнейшем становлении христианской теологии.

Литература

1. Керкегор Сёрен. Повторение / Пер. П.Г. Ганзена, комм. Д.А. Лунгиной. – М.: Лабиринт, 1997.

2. Киприан (Керн). Антропология святителя Григория Паламы / Вступ. ст. А.И.Сидорова. – М.: Паломник, 1996.

3. Максим Исповедник. Творения. Кн. II // Пер. и комм. С.Л. Епифановича, А.И. Сидорова. – М.: Мартис, 1993.

4. Нестерук А.В. Неопатристический синтез. – URL: http://pravkniga.ru/intlibs.html?id=705.

5. Хайдеггер М. Кант и проблема метафизики. Пер. с нем. / Перевод, послесловие О.В. Никифорова. – М.: Логос, 1997.