Пирмагомедов З.К.

аспирант истфака ДГПУ г.Махачкала.РД.

Нормативно - правовая культура и его институты. Канлыят- обычаи кровной мести

Кровная месть («гъячIе бехе», «гъинагъана кьваре») занимала определенное место в общественной жизни ахвахцев, и не только в XIX в., но и в начале XX в., вплоть до первых лет Советской власти в Дагестане. Этот укоренившийся в быту пережиток родового строя был распространен по всему Дагестану. А.В. Комаров отмечает: «Общее для всех адатов в Дагестане: везде убийство наказывается кровомщением или примирением на известных условиях»[1]. На это же указывают Ф.И. Леонтович[2], Н. Рейнеке[3] и др.

Обычай возник как мера обороны в родовом обществе. Meсть, кроме того, выступала орудием устрашения других родов, средством демонстрации силы и могущества, что являлось, по словам А.М. Ладыженского, краеугольным камнем обычая[4].

Дифференциация общества, усиление одних родов за счет слабости других, способствовали дальнейшему развитию обычая: он стал инструментом социального гнета, выражением сословного и имущественного неравенства. Антагонистический характер общественных отношений, развитие собственности на орудия и средства производства обусловили превращение родового обычая в правовую норму. «Месть из нормы бытовой с появлением частной собственности на скот, землю и рабов становится правовым обычаем и в качестве такового пережиточно сохраняется у различных народов в течение весьма длительного исторического периода»[5].

У ахвахцев убийство «экIва кьваре», «аде кьваре» чаще всего вызывало немедленное мщение со стороны родственников убитого. В каждом селении Цунта-Ахваха и Ратлуб-Ахваха существовал свод норм обычного права, предусматривавший положения, при которых месть обязательна, разрешена или запрещена, устанавливавший критерии виновности и невинности подозреваемого в убийстве и т.д. Преследовался как кровник «гьвинди» человек, убивший, нанесши рану, оскорбивший словом или делом, оскорбитель женщины, гостя. «Однако, на практике... рамки действия кровной мести по существу были безграничным. Малейшее оскорбление влекло за собой убийство, а последнее – месть», – пишет В.П. Егорова о дагестанцах вообще[6], что в полной мере относится и к ахвахцам. Возможность возникновения мести из-за «ничтожно-малого повода»[7] делало ее особенно опасной для общества, поэтому выдержка, умение владеть собой считались у ахвахцев одним из главных достоинств мужчины.

Преследованию, как кровник, подвергался только совершеннолетний мужчина или его совершеннолетние родственники мужского пола. Недостойным по адату кровомщением считалось: убийство из засады, безоружного, ударом или выстрелом в спину, убийство молящегося, спящего, страдающего серьезным недугом до его излечения.

Не мстящий за кровь или оскорбление подвергался насмешкам, ему отказывали в уважении. По адатам селения Изано, лицо, обязанное мстить и отказавшееся от мести, наказывалось штрафом – по барану за каждый день, пока лицо это в присутствии свидетелей не даст клятву отомстить кровнику.

Широкое бытование обычая кровной мести в горах Дагестана выработало адаты, регулировавшие отношения ахвахцев с соседними обществами вообще и дела по кровной мести в частности. Подобные соглашения существовали между Ратлубом и Гидатлем, Ратлубом и Ратлу-Ахвахом (совр. Дагбаш), между Гидатлем (куда входили, напоминаем, ахвахские джамааты селений Ратлуб, Цекоб, Тлянуб) и хунзахскими обществами[8], между ахвахцами и каратинцами, между Цунта-Ахвахом и Ратлуб-Ахвахом. Возникнув как отражение отношений между кровнородственными группами людей, обычай кровной мести в сельской общине в значительной степени стал регулятором соседских отношений. Ослабление кровнородственных связей ведет к усилению этой последней роли обычая, что мы и видим на примерах вышеуказанных соглашений.

Адат предусматривал случаи, когда убийца не нес за содеянное никакого наказания и мщению не подвергался. Безнаказанно убить допускалось кровного врага, вора, пойманного на месте преступления, насилующего, нападающего из-за засады. За незаконную связь можно было безнаказанно убить мужчину и женщину, застигнутых на месте преступления. Но имел право на это только близкий родственник женщины: отец, брат, сын, муж.

В отдельных случаях преступник преследовался как кровник всем обществом: за публичное унижение достоинства мужчин общества, задевающего честь женщин селения, надругавшегося над кладбищем или особо чтимыми могилами на территории общины и др.

По адату кровная месть преследовала не одного убийцу, а всю мужскую половину тухума (кроме глубоких стариков и малолетних). Вместе с убийцей подвергались преследованию в первую очередь его отец и братья, дядя по отцу и двоюродные братья. Все указанные лица должны были прежде других мстить за своего родственника или требовать выкуп за его кровь. Обязанность мстить кровнику могла переходить и по наследству, что отмечено М.О. Косвеном как положение, универсальное для народов Кавказа[9].

По адату убийца изгонялся из общества вместе с ближайшим родственником на определенный срок. И срок изгнания, и его место определялись управлением сельской общины.

Развитие феодальных отношений и сопутствующий ему рост социальной дифференциации общинников способствуют перерастанию обычая в развитую систему композиций, в которой отражаются «уровень развития», экономическая жизнь народа[10]. Плата за кровь начинает занимать ведущее место в этой системе, и не только у ахвахцев, но и у других народов Кавказа[11]. «С укреплением политической власти феодалов (в нашем случае – феодализирующейся верхушки и имущей прослойки – С.Л.) принимаются определенные меры для ограничения кровной мести и утверждения ее альтернативы – уголовных выкупов за деяния, вызывающие право мести, что было выгодно имущим классам, – пишет А.С. Омаров. – Такая система наказания за убийство выражала неравномерное имущественное и социальное положение членов общества»[12]. Тезис о внеклассовости, надклассовости обычая не выдерживает критики[13]. Выкупные платежи стали преобладать над прямой местью.

Так, по гидатлинским адатам, за умышленное убийство с убийцы удерживали в пользу наследников убитого тридцать коров и в пользу общества котел в четыре ратIала и быка. Кроме того, специальный выкуп выплачивался в пользу Гидатлинского союза[14]. По соглашению между Ратлубом и Гидатлем, если между мужчинами селения и общества возникала кровная вражда, виновная сторона платила пострадавшей 40 медных котлов и быка[15]. По адатам селения Цекоб «цена крови» составляла 30 коров (стоимость пятнадцати из которых уплачивалась пахотным участком, а другая половина – другим имуществом), два быка (стоимостью по 10 овец), котел в 3 ратIала и козел. Убийца изгонялся из селения и за каждый день пребывания в селении штрафовался быком. Родственникам убитого категорически запрещалось покушаться на жизнь убийцы до его выселения[16]. По адатам Каратинского наибства выкупные платежи семье убитого были определены в 250 руб. (50 руб. деньгами и остальные имуществом). Убийца изгонялся из селения, и если он досрочно возвращался, то его или хозяина, у которого он остановился, штрафовали на 10 руб. За неумышленное убийство с виновного взималась «цена крови» имуществом, стоимостью в 180 руб.[17]

После 60-х годов XIX в. в Андийском и Гунибском округах была введена единая плата за кровь: 250 руб. родственникам убитого (50 руб. деньгами, остальные – имуществом), 30 руб. в казну края и б руб. в пользу общества. Убийца изгонялся из общества на пять лет. Согласно отредактированным администрацией «военно-народного» управления и унифицированным по округам адатам, преследоваться в качестве кровника стал только сам убийца, круг имеющих право на месть сужается до отца, брата, сына, запрещалась месть вообще, если убийство произошло нечаянно или если вопрос шел только о ранении. В канлы удалялся сам убийца и его ближайший родственник (родственник – на 40 днем, убийца – до примирения с родственниками убитого и уплаты дията) – др.[18] Упростился и обряд примирения («ранъв гуе», «масрагIате гуе»). После непродолжительных переговоров доверенные убийцы и родственники убитого приходили к соглашению, когда и кем будут вручены деньги и другие средства в счет «цены крови», чем именно будут расплачиваться семья и родственники убийцы: скотом, кустарными изделиями, одеждой и утварью и т.д. Передающие дият, убийца, его родственники и односельчане приближались к дому убитого не на коленях, как того требовал адат. Неторопливая скорбная процессия направлялась к дому убитого, вблизи которого убийца и его ближайшие родственники обнажали головы. Черев некоторое время к ним подходил старший по возрасту родственник убитого и произносил: «Да простит вас Аллах!» Сторона убитого, получив тут же выкуп, приглашалась на угощение, устраиваемое стороной убийцы. Перед общей трапезой мужчины обеих сторон обменивались рукопожатиями. После этого между двумя семьями устанавливались дружеские, близкие отношения.

Подобные же обряды примирения совершались и другими горцами Дагестана[19].

Возможность примирения кровников, предусмотренная адатом, использовалась новой администрацией для ослабления обычая кровной мести. Всем окружным начальникам предписывалось содействовать примирению враждующих сторон. В 1865 г. были составлены окружные списки враждующих семей, и в этом же году власти приступили к их примирению. В результате этих мер уже к концу 60-х годов в Дагестане осталось всего 268 враждующих семей[20]. Все эти мероприятия приводили к постепенному переходу от кровомщения к административному наказанию.

Полностью ликвидировать обычай, однако, не удалось, тем более, что и имущая верхушка, и духовенство пропагандировали незыблемость и святость адатных норм.

Таким образом, процесс разложения патриархальных и развитие феодальных отношений, все большее усиление соседских связей за счет ослабления кровно-родственных, присоединение Дагестана к России и проведение судебно-административных реформ были теми причинами, которые способствовали некоторому переосмыслению патриархального обычая и все большей замене кровной мести денежным выкупом. Тем не менее, происшедшие перемены были не на столько глобальными для утверждения, что кровная месть в этот период «не имела ничего общего с кровной родовой местью»[21]. Кровно-родственные отношения ослабли, но не на столько, чтобы не оказывать влияние на общественный быт дагестанцев вообще, на общественный быт ахвахцев в частности.

---

[1] Комаров А.В. Указ. соч. С. 9.

[2] Леонтович Ф.И. Указ. соч. С. 2.

[3] Рейнеке Н. Указ. соч. С. 40.

[4] Ладыженский А.М. Адаты горцев Северного Кавказа // Вестник Московского университета. № 12, 1947.С. 162.

[5] Омаров А.С. Система композиций в обычном праве Дагестана. С. 257.

[6] Егорова В.П. Быт сельского населения Дагестана. С. 20.

[7] АКАК. Т. 12. С. 1426; Плиев А.А. Кровная месть у чеченцев и ингушей и процесс ее изживания в годы Советской власти: Автор. дис. ... канд. ист. наук. М., 1969. С. 7.

[8] Гидатлинские адаты. С. 33, 35, 39.

[9] Косвен М.О. Преступление и наказание в догосударственном обществе. С. 30.

[10] Харадзе Р.Л. Некоторые стороны сельскохозяйственного быта горных ингушей // КЭС. Вып. 2. Тбилиси, 1968. С. 185.

[11] См., например: Гарданов В.К. Указ. соч. С. 229.

[12] Омаров А.С. Указ. соч. С. 258.

[13] Плисейкий М. Горцы Дагестана. М., 1929. С. 14.

[14] Гидатлинские адаты. С. 15.

[15] Там же. С. 33.

[16] Свод решений и обычаев Цекубского сельского общества. С 93.

[17] Адаты Каратинского наибства. С. 142

[18] Ковалевский М.М. Закон и обычаи на Кавказе. Т. 2. С. 220–223; Перечень некоторых распоряжений высшего начальства и постановлений Дагестанского народного суда, преподанных к руководству словесного суда округа // Памятники обычного права Дагестана. С. 177–182.

[19] См., например: Адаты Южнодагестанских обществ // ССКГ. Вып. 8. Тифлис, 1975. С. 6.

[20] Комаров А.В. Указ. соч. С. 46–47.

[21] Егорова В.П. Указ. соч. С. 40.