К.и.н. Шмидт Т.З.

Пермский государственный научно-исследовательский университет

У истоков социального государства в Германии

В Германии к началу XX века завершается качественный системообразующий процесс в сфере социально-реформистской теории и практики, в результате которого социальный реформизм поднялся над своим конкретным носителем и превратился в самостоятельное социально-политическое явление.

Представляя собой определенную систему концепций и доктрин, реализуемых в социально-политической практике буржуазных государств, социальный реформизм в германских условиях рубежа веков обрел специфические черты. Сам по себе потенциал германского реформизма вполне соответствовал характеру и масштабу социальных проблем рубежа XIX-XX веков. Однако социал-реформистские разработки натолкнулись на целый ряд препятствий: отсутствие прочных парламентских традиций и опытной политической элиты, конфронтационный характер политической культуры, отсутствие демократической среды для реализации реформ.

Мощное и длительное воздействие на развитие буржуазного реформизма в Германии оказала социальная политика Бисмарка. Его социально-политическое наследие было неоднозначным. Заложенные им тенденции в разрешении социальных конфликтов, его варианты системостабилизирующих норм имели для страны и негативные последствия.

Преследуя чисто политические цели, он предпринял два радикальных шага в рабочем вопросе: ввел исключительный закон против социалистов и систему социального страхования для рабочих. Взаимосвязь между ними самая тесная. Рабочее страхование предполагало исключительный закон. В этом проявилась политическая направленность социальных мер бисмарковского государства, так как они предпринимались с целью воспрепятствовать возникновению различных форм рабочей «самопомощи». Поэтому определяя формулу этой социальной политики, следует говорить не о социальном страховании и насилие, а о социальном страховании вместо профсоюзов, касс взаимопомощи, партии. А остановить развитие самодеятельности рабочих уже в то время можно было, только поставив вне закона их организации.

Проведенные социально-политические мероприятия 1870 - 80-х гг. усугубляли негативные стороны политической жизни страны, закрепляли в качестве долгосрочных политических традиций антидемократизм, силовое мышление, в значительной мере упрощенный подход к «рабочему вопросу». На тесную взаимосвязь между политическим устройством и социальной политикой было указано на первой Международной конференции по охране труда в Берлине (1890). Английская делегация отметила, что в Германии вспомоществование для рабочих достигалось «благодаря государственному принуждению за счет индивидуальной и общественной свободы». Германское правительство упрекали в том, что оно хотело удовлетворить «справедливые жалобы» рабочих чисто административным путем.

Исходная идеология социальных реформ в Великобритании и Франции была совершенно иной. Там личную свободу ставили выше государственной благотворительности. В 1875 в Англии, в 1884 г. во Франции были полностью легализованы профсоюзы. Рабочие тем самым получили возможность самостоятельно отстаивать свои социальные и экономические права.

В Германии же первые серьезные шаги в социальной сфере были по своей сути антипрофсоюзными. Это определялось не столько субъективными причинами, «злой волей» канцлера, сколько особенностями развития рабочего движения. Оно с самого начала оказалось под влиянием социал-демократии. Это вызвало к жизни устойчивое отождествление организованного рабочего движения с социал-демократическим. Двенадцатилетнее существование исключительного закона против социалистов (1878-1890) способствовал закреплению глубокого разрыва между рабочим классом и государством. Эта политическая блокада внедрила и надолго в общественное мнение стереотипный взгляд, что организованное рабочее движение – и профсоюзы и социал-демократическая партия – являются главными врагами государства и Отечества.

Причем, в соответствие с уже сложившимися в Германии традициями во взаимоотношениях между политическими противниками, враждебность к социал-демократам со стороны многих представителей буржуазных партий распространялась и на сферу моральной оценки рабочих лидеров. Им было отказано в нравственной полноценности. Большой ошибкой называл уже упоминавшийся Ганс фон Берлепш, прусский министр, а после отставки создатель и руководитель Общества социальной реформы, традицию рассматривать политических противников в качестве людей, вызывающих подозрение в моральном плане. «Я помню, - писал он в воспоминаниях, - что в годы моей юности либерал… расценивался консерватором как морально подозрительный человек, а последний первым – как эгоистичный, чванливый реакционер, как явный болван». Время юности барона приходилось на 1860-е годы, но и в начале XX в. симптомы таких взаимоотношений проявлялись даже в парламенте. Недаром, Бюлов в своей последней речи в рейхстаге в 1909г. выражал надежду на то, что немцы станут более политически тактичными и не будут уже всякого противника обязательно считать дураком и злодеем. Критика подобных особенностей политической культуры страны исходила преимущественно от наиболее гибких по германским меркам представителей политической элиты, сознающих какие проблемы создает такая нетерпимость для проведения необходимых по их мнению мер по гармонизации общественного строя.

Социально-психологические стереотипы времен исключительного закона надолго сохранились в широких общественных кругах Германии и имели серьезные социально-политические последствия. Как писал один из самых ярких представителей леволиберального реформизма Фридрих Науман: «Дух нации пострадал в самой своей глубине: государство стало государством исключительного закона… Рост рабочего движения не был остановлен, но враждебное отношение его к государству усилено на долгие годы вперед». Одну из причин того, что после 1890 г. в Германии не начался период «социальной монархии» (идеи которой он развивал в то время), Науман видел в том, что чиновничество, вышедшее из бисмарковской школы и за 12 лет действия закона о социалистах приучившееся относиться с пренебрежением к чувствам социал-демократов. «нуждается в очень решительном толчке, чтобы сохранить хоть сколько-нибудь благожелательный нейтралитет по отношению к демократическим организациям».

Сходные мысли высказывали и представители правого крыла буржуазного реформизма. Так Г.Дельбрюк, знаменитый военный историк, журналист, умеренный социальный политик писал о том, что нужно избавиться от отождествления рабочего класса и социал-демократии, возникшего у многих во времена исключительного закона. Он упрекал правительство в том, что «оно само повинно, если значительная часть рабочего класса организована во враждебную государству социал-демократию, потому что правительство постоянно сползает с нейтральной позиции и становится на точку зрения предпринимателей». В издававшемся Дельбрюком «Прусском ежегоднике» нередко поднималась тема правового государства. В одном из номеров за 1904 г. правительству прямо указывалось на то, что Германия – культурное государство, в котором должны гарантироваться равные права перед законом для всех граждан страны. Между тем, говорилось в статье, повседневная жизнь часто дает примеры того, как «всякий рабочий, который энергично отстаивает свои классовые и экономические интересы, рассматривается в качестве подозрительного социал-демократа».

Вплоть до первой мировой войны современники отмечали наличие в германском обществе симптомов социально-психологической изоляции социал-демократов. Численность СДПГ к этому времени превысила один миллион, партия имела самую большую фракцию в рейхстаге по итогам выборов 1912 г., свободными профсоюзами, тесно связанными с СДПГ, было охвачено 2,5 млн. рабочих; произошли изменения в стратегии и тактике партии и профсоюзов. Между тем, членам этих организаций по-прежнему было отказано в «национальной идентичности» (Д.Гро). Социально-экономические классовые противоречия подкреплялись в значительной степени социально-психологическими факторами. Со времен Бисмарка социальный конфликт между трудом и капиталом будет рассматриваться «верхами» общества в первую очередь как политическая проблема.

Литература:

1. Бюлов Б. Воспоминания. М. – Л., 1935. С.530.

2. Berlepsch H. Sozialpolitische Erfahrungen und Erinnerungen. Munchen. 1925. S.195.

3. Науман Ф. Демократия и императорская власть. М., 1907. С.178; 287-288.

4. Thimme A. Hans Delbruck als Kritiker der Wilhelminischen Epoche. Dusseldorf. 1955. S.48.