История/ 1. Отечественная история

К.и.н. Третьяков В.В.

Иркутский государственный университет путей сообщения. Россия

К началам отечественной историографии

исторического процесса.

А.П. Щапов

Начала изучения исторического процесса как самостоятельной проблемы отечественной историографии связаны с творчеством В.О. Ключевского, Он одним из первых в среде русских историков обратил внимание на образ исторического процесса в работах Погодина, Болтина, Соловьева, Карамзина, Бестужева-Рюмина и др. Ключевскому принадлежит и первая методологическая разработка понятия исторического процесса. Конечно, это стало возможным потому, что само понятие к тому времени было уже достаточно разработанным, обозначило себя как научная проблема историка; талант Ключевского позволил выделить исторический процесс в качестве особого предмета историографии. Но один из первых подступов к реализации этой идеи мы находим в творчестве уникального русского историка Афанасия Прокопьевича Щапова (1831 - 1876).

То, что историю нужно рассматривать как процесс, уже в первой половине XIX в. было общепризнанным среди российских историков. Под процессом понималась некая последовательность сменяющих друг друга во времени состояний изучаемого объекта. Но, реализуя эту идею в своих работах, историки обнаруживали серьезные проблемы методологического характера. Так, вопросы о приоритете определенного фактора в ходе исторического движения народа, о соотношении внешних и внутренних факторов при переходе от одной стадии к другой порождали дискуссии в среде историков и требовали обоснования.

Для историографии того времени в целом было характерно рассматривать переход от стадии к стадии как обусловленный факторами внешнего воздействия (призвание норманнов, татарское нашествие, петровские заимствования). Здесь особенно подчеркивался контраст между отдельными историческими состояниями. В этом плане шаг вперед был сделан С.М. Соловьевым, К.Д. Кавелиным, Б.Н. Чичериным, уделившим особое внимание роли природно-географического и демографического факторов, обосновавшим идею органического, закономерного развития русской истории и особой роли государственного начала в историческом процессе. Они показали, что целостность исторического процесса обуславливается единством пути исторического развития всех народов как поступательно-прогрессивного движения к единой цели через одни и те же этапы и под воздействием одних и тех же факторов. Отсюда и задачи историка: «Не делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм, не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараясь объяснить каждое явление из внутренних причин…», – пишет Соловьев в предисловии к своей «Истории» [1, 51].

Работы В.Г. Белинского, А.И. Герцена, Н.Г. Чернышевского, Н.А. Добролюбова способствовали обращению внимания историков на идею человеческого измерения исторического процесса. Тема народа в истории по-разному раскрывалась разными авторами, в виде концептуального измерения «народного духа» или в виде повествования об участия народных масс в конкретных событиях. Но характерными чертами этого направления в историографии было признание объективных закономерностей истории и возможностей их познания и четкая формулировка цели исторического процесса – преобразование общества.

Важным фактором развития отечественной исторической науки в середине XIX в. стало распространение позитивистских методологических установок. Работы основателя социологии О. Конта проникали в Россию уже в 1840-е гг. Появляются публикации, раскрывающие научное значение контовских идей: статьи В.Н. Майкова «Общественные науки в России» (Финский вестник, 1845), Д.И. Писарева «Исторические идеи Огюста Конта» (Русское слово, 1865), П.Л. Лаврова «Задачи позитивизма и их решение» (Современное обозрение, 1868). В этих работах красной нитью проходила важнейшая мысль – любое теоретическое построение, в том числе и познание объективных закономерностей исторического процесса, должно выводиться из самой жизни, а не из какой-либо социально-философской доктрины.

Мы остановились на отдельных моментах, повлиявших на развития отечественной исторической науки в середине XIX в., и главным образом тех, которые так или иначе способствовали углублению подходов историков к изучению исторического процесса и развитию идеи процессуальности в исторической науке. В то же время эти моменты позволят нам выделять особенности так называемых «щаповских поисков» как явления в русской историографии.

Тема «Щапов – историк» не случайно начинает разворачиваться с проблемы старообрядства и раскола, живо и широко обсуждавшейся в русской общественной мысли 1840-х – 1850-х гг. Характерным было то, что здесь раскол представал как тяжкий общественный недуг, грозивший разрушению целостности общества и, следовательно, требовавший принятия соответствующих мер со стороны церкви и государства. А.С. Маджаров, известный исследователь творчества Щапова, замечает, что обличительная направленность этих концепций рельефно воплощалась и в шкале понятий, которые использовались для его характеристики: зло, шептание сатаны, отступники, нечистота сердечная, ненависть и т.п. При этом понятие «народ», как правило, игнорировалось, и лишь во многом под влиянием трудов Щапова в этом направлении историографии был расширен арсенал «изобразительных» средств [2, 50]. Обосновывая раскол как научную проблему, Щапов подчеркивает, что его исследование носит исторический характер: раскол есть явление, характеризующее историческое развитие русского народа и исторический процесс в России, особенно в его низших классах [3, 173]. Из этого, конечно, видно, что Щапов не ставит еще специальной задачи разработки исторического процесса в методологическом плане, но, вместе с тем, мог ли он увидеть его в таком плане? Ведь одна из серьезнейших проблем в оценке творческих разработок Щапова – короткий срок его научно-педагогической деятельности, что в целом нетипично для отечественной историографии. Напомним, что в ноябре 1860 г. Щапов начал преподавание в Казанском университете, с 1861 г. он работал в Петербурге, но уже в 1864 г. за причастность к антиправительственной деятельности он был выслан в Сибирь, где и жил до своей смерти.

Тем не мене, особенности щаповского подхода в том, что он ставит раскол в контекст российского исторического процесса, причем рассматривает его как элемент этого процесса. Несомненной заслугой Щапова является то, что он увидел старообрядчество как специфический способ гражданской жизни народа, но поэтому и особого акцента на понимание раскола именно как протеста первоначально Щаповым не делалось. Протестный мотив появился у Щапова под влиянием критических замечаний Н.А. Добролюбова, Н.Г. Чернышевского, М.А. Антоновича к отдельным аспектам «Русского раскола». Однако их критика, что видно из работ советских историков, касалась главным образом тех аспектов, в которых отражались значение церкви в жизни русского общества, характер демократизма народных масс, роль патриарха Никона и царя Алексея Михайловича в подготовке и проведении церковной реформы, породившей явление старообрядства. В то же время, понимая раскол как движение, Щапов усматривает в нем некий нравственный импульс, идущий из глубин народной души. Тем самым был намечен и путь познания истории самого народа: народное движение становится для Щапова своего рода принципом при определении базовых ценностей отечественной истории, а сам раскол превращается тогда в тот элемент исторического знания, через который может быть объяснен российский исторический процесс, выполняет роль понятия-средства.

Характеризуя раскол в русском историческом процессе, Щапов замечает, что любое историческое явление имеет прочные основания, если оно соответствует духу времени, который заключает в себе множество элементов для дальнейшего развития и усиления явления [3, 218 – 219]. Историческое явление, говорит он, может зарождаться в одной сфере (раскол возник в сфере религиозной, церковной), но затем оно может переходить в другую сферу (раскол перешел в гражданскую сферу), и здесь получает новую жизнь, силу и направление [3, 219]. Понимая раскол как процесс, Щапов, таким образом, обосновывает необходимость выделения в нем совокупности последовательных стадий, продвигается от поиска пускового механизма как объективного начала движения (у Щапова это церковная реформа Никона) к выявлению характеристик этого движения и к выявлению сущности этого процесса: «Сила русского раскола заключается главным образом в его религиозно-гражданском демократизме, в том духе и направлении, какое он получил во время самого восстания раскольников против п. Никона, и особенно после Никона, когда он перешел из сферы собственно церковной в сферу гражданской, народной жизни» [3, 201]. Щапов не ограничивается выявлением элементов и движущих сил раскола, он старается показать какими образом раскол существует как процесс. Он обращается к свойствам составляющих этого процесса, акцентируя внимание на общности вражды раскольников (весьма раздробленных внутренне) к правительству и церкви [3, 314 – 315]; активной деятельности расколоучителей, многие из которых обладали особенными личными свойствами [3, 291]; он анализирует географические условия тех местностей, где учителя распространяли свое учение [3, 299]; рассматривает механизмы распространения раскола [3, 329]. Творческое отношение Щапова к исследованию исторического процесса, поиск им новых познавательных средств привели и к выявлению новых аспектов в историческом исследовании.

Для примера отметим один момент, характеризующий направленность «щаповских поисков». Изначально в «Русском расколе» главными движущими силами исторического процесса выступают государство и церковь, но здесь же подчеркивается и особая роль идеологов, умеющих воздействовать на ход процесса. Исторический процесс, таким образом, по Щапову, направлен (изменчив) но, в то же время и направляется. Следовательно, сущность самого исторического процесса должна связываться только с иным началом. Ни государство, ни церковь не принимаются Щаповым как абсолютные ценности. В «Русском расколе» он еще только ищет эту безусловную ценность, но в работе «Земство и раскол» такой ценностью и одновременно силой, созидающей русскую историю, уже становится народ. Чем обусловлен такой выбор Щапова? Немаловажно здесь его давнее стремление воплотить народное начало в ткань исторического процесса, представить народ в истории. Безусловно, что такой выбор сделан и под влиянием критических замечаний, высказанных в адрес Щапова представителями демократического направления в историографии. Нужно учесть и то, что «народ», «народная культура», «народный дух» – эти столь близкие сердцу Щапова начала, виделись ему в то же время и весьма перспективными для разработки в связи с давней увлеченностью Щаповым трудами естествоиспытателей. Но особого внимания, на наш взгляд, заслуживает иной мотив: Щапову удалось нащупать тот элемент в своей схеме, который позволит раскрыть сущность исторического движения. Хотя сам Щапов еще не ставил задачу создания концепции исторического развития, тем не менее, он стремится к реализации идеи процесса. Стремление показать историю в динамике и показать народ не статически, а как подвижное начало, Щапов затем реализует через последовательную разработку двух взаимосвязанных проблем истории России – областности и колонизация. Осуществление этой задачи и привело Щапова к созданию своеобразной концепции русского исторического процесса.

Таким образом, следует отметить несомненны заслуги Щапова, сумевшего поднять ряд актуальных для исторической науки проблем. Для нее, безусловно, оказались ценными щаповский поиск факторов, определяющих ход и характер исторического процесса, идея областности, которая в противовес идеям государственников обозначила особые контуры российской государственности. Щапов подчеркнул ряд аспектов истории народа, ставших предметом пристального внимания последующих историков. Ведя активный поиск таких оснований исторической концепции, которые соответствовали бы духу времени, Щапов широко и смело использует те познавательные возможности, которые предоставляла ему наука.

ЛИТЕРАТУРА

1. Соловьев С.М. История России с древнейших времен/ С.М. Соловьев. Сочинения в 18 кн. Кн.1.Т 1 – 2. – М.: Мысль, 1988. – 797 с.

2. Маджаров А.С. Афанасий Прокопьевич Щапов: история жизни и жизнь истории/ А.С. Маджаров. – Иркутск: Изд-во ОАО «Иркутская областная типография № 1 им. В.М. Посохина», 2005. – 528 с.

3. Щапов А.П. Русский раскол старообрядства, рассматриваемый в связи с внутренним состоянием русской церкви и гражданственности в XVII в. и в первой половине XVIII // Щапов А.П. Сочинения в 3 т. Т. 1. – СПб., 1906. – С. 173 – 451.