Мифопоэтическая основа
демонических образов и мотивов
в романе М. А. Булгакова
«Мастер и Маргарита»
Многие
образы и мотивы романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» содержат глубинные
мифопоэтические смыслы. В чем проявляется космоцентричность мифопоэтического в
«Мастере и Маргарите»? Прежде всего, в
способности романа отражать различные полимиры. Перед нами возникают бытийные
миры (мифомир мифологизированного прошлого – «воображаемый Ершалаим»; мифомир
жизни после смерти – инобытие романа),
миры состояния (мифомир сна).
Булгаков
последовательно использует мифопоэтические символы, знаки сакрального. Это
проявляется не только в отражении различных полимиров, но и в наличии специальных маркеров
преодоления их границ. В романе «Мастер и Маргарита» такими маркерами являются,
например, медиаторы-локативы (речка, ручей, мостик). В главе 19 Маргарите
«приснилась … неизвестная местность – безнадёжная, унылая, под пасмурным небом
ранней весны… Какой-то корявый мостик. Под ним мутная весенняя речонка…» [3,
с.324]. Сопутствующая лексика соседних эпизодов: «адское место», «тянет
повеситься», «чёрт его знает что», «неживое всё кругом» - дорисовывает картину
инобытийного пространства. В главе 32 «Прощение и вечный приют» «Мастер шёл со
своей подругой в блеске первых утренних лучей через каменистый мшистый
мостик…Ручей остался позади верных любовников, и они шли по песчаной дороге,
…мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал
оставленный позади ручей» [3, с.481]. Указанные детали («корявый мостик», «мутная речонка»,
«мшистый мостик», «оставленный позади ручей»), являются семантически
«заряженными», они идут из глубин мифопоэтического сознания и являются
определяющими в создании момента перехода в инобытие. «Во всех развитых
мифологиях мира, - пишет Е.М.Мелетинский, - лес-вода-гора коррелируются друг с
другом. Потусторонний мир … окружён лесами, горами, водами, чтобы попасть туда,
нужно совершить опасное путешествие. Лес, водное пространство, таким образом,
мыслились магической границей между мирами, рубежом между бренным и вечным...
Попадая в мировые воды, лес, человек «умирает», то есть качественно
преображается» [5, с.112]. В свете выше сказанного становится понятным, почему
«ручей остаётся позади» героев: попав в трансцендентный «покой» Воланда, они перешагнули магическую границу между
смертью и бессмертием. Отрезан путь к прошлому, но открыт новый путь для будущего.
И переход от одного к другому связан с потерей всего лишнего и старого.
В
романе М.Булгакова задействованы почти все медиаторы-хроносы (сумерки, рассвет,
полдень, полночь, время больших праздников). Как отметили И.Белобровцева и С.
Кульюс, «наиболее часто в «Мастере и Маргарите» использованы три временные
точки – 12 часов дня и ночи (полдень и полночь) и закат» [2, с.56]. Полночь в
полном соответствии с мифопоэтическими представлениями связана с нечистой
силой, Воландом и его свитой. Именно в полночь Варенуха и Гелла пугают
Римского: «…из-под двери кабинета потянуло вдруг гниловатой сыростью. Дрожь
прошла по спине финдиректора. А тут ещё ударили неожиданно часы и стали бить
полночь» [3, с.262]. В двенадцать часов ночи начинается «великий бал у сатаны»
(гл.23).
По
замечанию В.Н. Топорова: «В мифопоэтическом хронотопе время сгущается и становится
формой пространства (оно "спациализируется" и тем самым как бы
выводится вовне, откладывается, экстенсифицируется), его новым
("четвёртым") измерением»[7, с.235]. Пространство же бала, напротив, "заражается"
внутренне-интенсивными свойствами времени, втягивается в его движение,
становится неотъемлемо укоренённым в разворачивающемся во времени мифе. Поэтому
становится возможным немного задержать «праздничную ночь» [3, с.395]. Неоднократно упомянут в обеих сюжетных
линиях полдень. Он, как пишут И. Белобровцева и С. Кульюс, «связан если не с действиями дьявола и его
свиты, то, по меньшей мере, с вмешательством некой высшей силы» [2, с.56]. Ещё
одна часто используемая Булгаковым временная точка – закат солнца. В
мифопоэтической традиции эта граница дня и ночи, ежесуточный уход солнца –
«роковой час», «та временная точка, где силы хаоса, неопределённости начинают
получать преобладание»[2, с.57]. «Однажды весною, в час небывало жаркого
заката, в Москве, на Патриарших прудах появились два гражданина» [3, с.123].
Именно этот «роковой час», с которого начинает разворачиваться действие романа,
исполняет роль временного кода. На закате солнца Воланд покидает «нехорошую
квартиру»: «Мессир! Суббота. Солнце склоняется. Нам пора» [3, с.444]. «На
закате солнца высоко над городом» [3, с.457] Воланд беседует с Левием Матвеем.
Одновременно с этим «на закате солнца» [3, с.463] происходит разговор мастера и
Маргариты, когда к ним является Азазелло. В тот же субботний вечер герои
покидают «город с ломаным солнцем, сверкающим в тысячах окон, обращённых на
запад…» [3, с.473].
Роман
отчётливо демонстрирует нам единство синхронии и диахронии: мир сакрального не
знает «Вчера», обеспечивая „принцип
возвращения” (М.Элиаде), постоянную
связь актуальной картины мира и золотого времени первотворения и перводействий,
которые рассматриваются как прецедент. М.Элиаде отмечал, что «действия и
предметы феноменального мира обретают реальность и материализуются только в
случае причастности к трансцендентной действительности»[8, с.15].
Хронотопичность
мифопоэтического языка предполагает единство пространственно-временного
континуума, каждый компонент которого постулирует принцип круговращения и цикличности
бытия. Рефлексией этого свойства сакрального в сфере профанного можно назвать
взаимоопределимость времени и пространства (три дня пути, круговращение, или
коловорот, времен, солнцестояние, равноденствие и так далее).
Ярким
примером хронотопичности мифопоэтического служит перемещение в «иное» время.
Именно Воланду подвластны подобные действия: Берлиозу он признаётся, «что на
балконе был у Понтия Пилата» [3, с.158] и с Кантом за завтраком разговаривал. А
когда на скалистой площадке мастер решает судьбу Понтия Пилата, в инобытийном
мире появляются одновременно и Ершалаим, «необъятный город с царствующими над
ним сверкающими идолами над пышно разросшимся за много тысяч этих лун садом»
[3, с.479], и Москва, «недавно покинутый город с монастырскими пряничными
башнями, с разбитым вдребезги солнцем в стекле» [3, с.480]. Так Воланд не
только спокойно перемещается во времени и пространстве, но и способен объединить их в единой точке инобытия,
что является показателем пространственно-временного
континуума.
Другим
примером хронотопичности является
обретение вневременного статуса из пространства круга (очерчивание круга,
надевание кольца, достижение иных хронотопов через проникновение в пещеру,
нору, дупло, озеро, болото и так далее). В романе «Мастер и Маргарита» мотив
замкнутого сакрального пространства вводится Булгаковым уже на первых
страницах. Место, где завязывается действие романа, ограничено в пространстве
и оказывается почему-то пустынным: «во
всей аллее не оказалось ни одного человека» [3, с.124]. Мотив замкнутого
сакрального пространства оказывается связан с темой справедливого
возмездия.
Мифопоэтические образы типично амбивалентны, то есть потенциально
способны к реализации различных (вплоть до противоположных) значений. В свете
выше сказанного особое значение приобретает мотив луны. Многие исследователи в
своих работах обращались к данной теме, противопоставляя образу солнца, символу
жизни, подлинного света, образ луны, символ Воланда, говоря об ассоциации
демонической, обманчивой сущности Воланда с отражённым, обманчивым светом луны.
Однако мнения исследователей в этом вопросе оказались неоднозначны.
А. Минаков
утверждает, что луна «знаменует присутствие сил тьмы» [6, с.20].. Ему вторит в своей работе В. Крючков:
«Лунный свет – люциферический, обманный, неистинный свет»[4, с.12].
В статье
Э.Л. Безносова несколько иной взгляд на проблему: «Солнечный свет и зной
становятся знаками гибнущего мира. Образ зноя и солнечного света играет аналогичную
роль и в «московских главах». Противоположным по своему символическому значению
образу солнца является в романе образ луны и лунного света, приносящего покой и
умиротворение или служащего знаком ирреального мира, «фантастической
реальности» [1, с.7].
Таким образом, содержание символа луны в
романе неоднозначно и не может трактоваться прямолинейно. В этом плане особого
внимания заслуживают выводы, сделанные
И.Белобровцевой и С.Кульюс: «Луна – амбивалентный символ. Мотив луны
пронизывает всю структуру романа, а наделённость ночного светила особыми
функциями свидетельствует о склонности Булгакова к созданию собственной лунной
мифологии. В «Мастере и Маргарите» таинственный светильник вселенной, вестник
или свидетель смерти (Иуды, Берлиоза) и предвосхищение выхода в иные
пространства бытия (мастер, Маргарита, Понтий Пилат). Её многозначная символика
связана с целым комплексом мифологических мотивов» [2, с.223].
С точки
зрения мифопоэтики в романе образуется интенсиональная воронка смыслов (термин
Ю.С.Степанова), допускается взаимозамена форм в контексте, то есть обход
законов смысловой защиты текста, что
совершенно невозможно для текстов профанного языка. Булгаковым создаётся
амбивалентный символ, способный объединить, казалось бы, противоположные
значения. Художественными средствами автор старается выразить своё ощущение
цельности мира, где неразрывно связаны добро и зло.
Таким
образом, благодаря использованию целого ряда символов, создаётся парадигма,
восходящая к мифопоэтическому сознанию, отражающая предельно обобщающий характер мифа. Это даёт возможность
исследовать образы и мотивы романа М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита» в
мифопоэтическом аспекте.
Библиографический список
1. Безносов Э.Л.
Принадлежит вечности / Э.Л.Безносов // М. А. Булгаков. Мастер и Маргарита. — М:
Аст “Олимп”, 1996 г. – С.5 -14.
2. Белобровцева И., Кульюс С. Роман М.Булгакова «Мастер и
Маргарита». Комментарий / И.Белобровцева, С.Кульюс. – М.: Книжный клуб 36.6,
2007. – 496 с.
3. Булгаков М.А. Собрание соч.: в 8 т.Т.6: Мастер и Маргарита / М.А.Булгаков; вст. ст.
и комм. В.В.Петелина. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2010. – С. 123 - 481.
4. Крючков В. «Он не заслужил света, он
заслужил покой…» / В.Крючков // Литература в школе. – 1998. - №2. - С. 11-57.
5. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа / Е.М.Мелетинский. – М.: Наука,1976. – 406 с.
6. Минаков А.В.
Символика романа М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита»: Опыт эзотерического
исследования / А.В.Минаков. – М.:
Паруса, 1998. –75 с.
7Топоров В.Н. Пространство и текст /
В.Н. Топоров // Текст: семантика и
структура / Отв. редактор Т. В. Цивьян. -
М.: Наука, 1983. – С.227 -284.
8. Элиаде М. Миф о
вечном возвращении. Архетипы и повторяемость: пер. с фр. / М.Элиаде.– СПб.:
Алетейя, 1998. – 250 с.