В.Г. Локтионова

(Пятигорск)

ПРОБЛЕМЫ АДАПТАЦИИ НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНЫХ КОМПОНЕНТОВ В ТЕКСТЕ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПЕРЕВОДА

В работе рассмотрен культурный компонент художественных произведений, неотделимый от национальной культуры, своеобразен, специфичен по своему происхождению и той роли, которую соответствующая реалия играет в художественном произведении. На обширном корпусе примеров показано, что в переводческой деятельности игнорирование национального культурного компонента художественного текста приводит не только к искажению семантики, содержания высказываний и нарушению восприятия текста как на уровне изобразительных средств, так и на уровне выразительности, но в некоторых случаях – к искажению смысла переводимого фрагмента текста.

Ключевые слова: перевод, реалии, адаптация, содержание высказываний

Прагматическое требование адекватности по отношению к языковым означающим переводящих текстов заключается в том, что языковое оформление каждого фрагмента переводящего текста должно определяться описываемой ситуацией и коммуникативным замыслом говорящего. Достижение этого качества осложнено тем, что описание одного и того же предмета/ситуации на разных языках, даже при наличии в этих языках полных эквивалентов, не может быть взаимооднозначным. В каждой локальной культуре, а значит, и в каждом языке отражена своя специфика восприятия действительности. Эта специфика находит выражение в национальном культурном компоненте текста, который прямо и непосредственно отражает обслуживаемую языком национальную культуру [1].

В переводческой деятельности игнорирование национального культурного компонента художественного текста приводит не только к искажению семантики, содержания высказываний и нарушению восприятия текста как на уровне изобразительных средств, так и на уровне выразительности, но в некоторых случаях – к искажению смысла переводимого фрагмента текста. Необходимость предупреждения препятствий к адекватному восприятию переводимого текста, содержащего национально-языковой культурный компонент, обусловливает значимость его адаптации к иноязычной национально-культурной среде.

В статье обсуждаются некоторые особенности адаптации языковых средств выражения к иноязычной и национально-специфичной культурной среде носителей языка перевода, имеющей целью обеспечение эффективного функционирования переводов художественных текстов. В качестве объекта анализа в данном случае выступают фрагменты произведений русской и английской художественной литературы, содержащие реалии национального культурного компонента и языковые реалии и их русско-английские и англо-русские переводы. Проведенный анализ, который можно определить как контрастивно-сопоставительный, привел к следующим наблюдениям.

К недостаткам перевода, которые в целом не препятствуют пониманию разных видов содержащейся в оригинале национально-культурно специфичной информации, хотя в той или иной степени искажают ее, относится игнорирование переводчиком различий в значениях и семантической сочетаемости лексико-фразеологических и структурно-грамматических единиц языка оригинала и языка перевода.

Рассмотрим пример:

«Путешествие утомило Ольгу Ивановну, она скучала, и ей хотелось поскорее уйти от этих мужиков, от запаха речной сырости и сбросить с себя это чувство физической нечистоты, которое она испытывала все время, живя в крестьянских избах и кочуя из села в село» (Чехов).

Русский глагол кочевать в этом примере имеет ярко выраженное коннотативное значение. В российской культуре он ассоциируется с жизнью цыган, отвергающих оседлую жизнь с ее комфортом и постоянством.

Сравним этот отрывок с его переводом:

“The journey had tired Olga Ivanovna, she was bored, she was longing to get away from these peasants, from the smell of damp rising from the river, to shake off the feeling of physical uncleanliness which never left her, while living in peasants huts and migrating from village to village” (Любимов).

Для передачи лексического значения деепричастия кочуя, образованного от русского глагола кочевать, переводчик использует причастие 1 от глагола migrate. В английском языке, кроме глагола migrate, есть также другие глаголы и глагольные сочетания, являющиеся переводческими эквивалентами глагола кочевать: move, roam from place to place, be a nomad, lead a nomad’s life [2: 254], но переводчик ни одного из них не использовал. В связи с этим надо отметить, что глагол мигрировать, который он предпочел, в русском языке является синонимом глагола кочевать, но в своем прямом значении он ассоциируется, как правило, не с этнически обусловленным поведением людей, а с повадками животных и перелетных птиц, причем в научном и научно-популярном дискурсе.

Возникает вопрос, чем в данном случае обоснован выбор слова migrate. Словарь БАРС дает следующие дефиниции глагола migrate: 1. мигрировать, переселяться; 2. совершать перелет (о птицах); 3. спец. перемещаться, передвигаться, мигрировать; перегруппировываться [3: 46]. В другом словаре значение глагола migrate уточняется следующим образом: 1. move from one place to another (to live there); 2. (of birds and fishes) come and go with the season; travel regularly from one region to another [4: 31].

Первое значение глагола migrate нельзя считать адекватным описываемой ситуации: Ольга Ивановна и ее друзья не переселялись из одной деревни в другую, чтобы там жить, а именно кочевали, т.е. не останавливались нигде на постоянное место жительства и не стремились к комфорту. Таким образом, в данном случае глагол migrate не полностью способствует адаптации формы выражения к ситуации, описанной средствами русского языка. По своему лексическому значению наиболее близкими к глаголу кочевать являются move, roam from place to place. Эти значения также наиболее соответствуют описываемой ситуации действительности.

Если переводчик для обозначения данного понятия или ситуации на языке перевода, для воспроизведения стереотипных ситуаций общения использует свойственные языку перевода рекуррентные языковые единицы и формы, то в результате происходит локализация перевода – он успешно встраивается в систему лингвистических и культурных знаний носителей языка перевода. Если же переводчик, стремясь переводить как можно точнее, опирается на известные ему межъязыковые соответствия, это может привести к возникновению в тексте на языке перевода языковой формы, имеющей иностранный характер или искажающей первоначальный смысл. Рассмотрим пример:

“You know, Charles has had an accident.

– Oh, no!” и перевод:

«Ты знаешь, у Чарльза был а. инцидент; b. несчастный случай.

– О, нет!»

В правильном (с точки зрения лингвопрагматики и лингвокультурологии) переводе этого диалога слову accident должно соответствовать не слово инцидент или словосочетание несчастный случай, а слово авария.

Ему следовало также заменить глагол have не на глагол быть, а на глагол попасть: «Ты знаешь, Чарльз попал в аварию».

С точки зрения русского речевого этикета в качестве ответной реакции более уместно в данном случае не выражение «О, нет», имеющее иностранный характер, а выражение «Не может быть!». В русской речевой культуре представляется более естественным, что человек, реагирующий на подобное сообщение, не будет отрицать факт этой аварии, а выскажет свое эмоциональное отношение к нему.

Рассмотрим далее другой пример, который содержит переводческую лакуну. Оригинал: «Ванька Жуков, девятилетний мальчик, отданный три месяца тому назад в ученье к сапожнику Аляхину, в ночь под рождество не ложился спать (Чехов).

Перевод: “Nine-year-old Vanka Zhukov, who had been apprenticed three months ago to Alyakhin the shoemaker, did not go to bed on Christmas Eve” (Любимов).

Если рассматривать оригинал и перевод с точки зрения категориально-грамматических значений слов, то следует отметить, что в части не ложился спать → did not go to bed образовалась лакуна. Для носителей русского языка разница в выражениях не ложился спать и не лег спать представляется существенной. В силу различий в категориально-грамматическом строе русского и английского языков передать значение длительного вида не ложился спать в глагольной форме английского языка невозможно. Но для носителей английского языка выражение видовой оппозиции в данном случае является нерелевантным. Если же попытаться его воспроизвести с помощью лексико-фразеологических единиц, то в переводе может произойти неоправданная актуализация.

Такой недостаток перевода, как иностранный характер языковой формы, наблюдается в тех случаях, когда переводчик не выполняет необходимых ситуативно обусловленных замен при передаче таких, например, единиц речевого этикета, как Good morning!, Good day!. Входящие в них лексические единицы английского языка имеют в русском языке полные лексические соответствия, но в таких диалогах, как:

“I don’t think you understand me, Mr. Cartwright. I’m quite serious. I commend you. Good morning!

– Good day, madame Scarlatti” их следует переводить так :

«Боюсь, Вы меня не поняли, мистер Картрайт. Я говорю совершенно серьезно, я довольна Вами. До свидания.

– До свидания, мадам Скарлатти».

Согласно русскому речевому этикету при прощании не используются такие выражения, как Доброе утро! и Добрый день! – они произносятся не при прощании, а как приветствие при встрече.

С точки зрения русской речевой культуры также правильно будет использовать форму отрицания не при глаголе, обозначающем мнение (don’t think), а при глаголе в придаточном предложении, содержащем собственно сообщение (don’t understand).

Успешной локализации перевода в иноязычной среде зачастую способствуют переводы, основанные не на пословной замене языковых знаков на их полные эквиваленты в языке перевода, на подборе коммуникативно равноценных единиц - устойчивых выражений, или формул речевого этикета. Это положение подтверждают два следующих примера:

(1) “You are not serious?” → «Вы шутите, надеюсь?»;

(2) “What brings you here?” → а. «Какими судьбами?»; b. «Как вы здесь оказались?»

Отметим, что более предпочтительным при переводе примера (2) для обыденной речи будет вариант а., так как он более характерен для носителей языка перевода, т.е. более надежно и быстро доносит до читателя мысль, выраженную в сообщении. В данном случае между оригиналом и переводом достигнуто гармоничное отношение - благодаря тому, что приоритет отдается не самой языковой единице/форме, а коммуникативной функции, выполняемой ею в данной ситуации общения.

Приведенные примеры показывают, что успешной локализации языкового выражения должна предшествовать проверка на его уместность в данном ситуативном контексте. Рассмотрим в качестве следующего примера описание изменения состояния человека: У нее отлегло от сердца. Такие выражения в русском языке употребляются двояко: для обозначения изменения в физическом состоянии человека и для образного обозначения смены его эмоционального состояния. В данном случае для правильной локализации ситуации необходимо ответить на вопрос, обозначает ли рассматриваемое выражение некоторое физическое изменение в организме, или же оно является образным выражением со значением переживания какого-то сильного чувства. В зависимости от ответа на этот вопрос можно предпринять следующее: 1) попытаться точно передать смысл «физическое изменение в организме»; 2) опустить смысл «физическое изменение в организме»; 3) использовать не дословный перевод, а то образное выражение, которое соответствует испытываемому состоянию с точки зрения носителя языка. Приведем русскоязычный контекст: «Неужели это правда, - спрашивала она себя, - что скоро она будет писать в гостиной, а спать в спальне и обедать со скатертью? У нее отлегло от сердца, и она уже не сердилась на художника» (Чехов).

В данном контексте речь идет не о физическом изменении в организме, а об изменении эмоционального состояния персонажа. Сравним оригинал и перевод: “Could it really be, she asked herself that she would soon be sitting in her drawing-room, painting, sleeping in a bedroom, and dining with a cloth on the table? A load seemed to fall from her shoulders, and she was no longer angry with the artist” (Любимов). Для того чтобы передать смысл этого высказывания, переводчик заменил устойчивое выражение У нее отлегло от сердца на A load seemed to fall from her shoulders. Прием локализации в данном случае заключается в том, что за основу смысловыражения взят другой образ, но в английском языке именно он соответствует обозначаемому эмоциональному состоянию.

Как ни парадоксально, но в художественном переводе гармоничное отношение текстов оригинала и перевода зачастую достигается не столько заменами и разнохарактерными изменениями, сколько при помощи либо некоторого смыслового «довеска» к оригиналу, либо наоборот, смысловой лакуны. Рассмотрим основания для внесения в текст такого «довеска». Оригинал: «Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я честный человек и с таким господином, как вы, не желаю разговаривать. Я не люблю фискалов» (Чехов).

Перевод: “Leave me alone, Sir. I am an honest man, and have nothing to say to a person like you. I abhore snakes” (Любимов).

Говорящий по-русски использует в первом предложении слово пожалуйста; в целом же он не просит, а подчеркивает, что презирает того, к кому обращается, используя в том числе наименование с яркой негативной окрашенностью: Я не люблю фискалов. В русской речевой культуре слово пожалуйста часто используется формально, как маркер речевого акта. Выражение побуждения в английской и в русской речевой культуре может иметь более или менее вежливые формы. Культурообусловленное различие между носителями русского языка и носителями английского языка состоит в том, что для англичан принцип вежливости является одним из основных принципов речевого поведения. При этом слову please придается особое значение. Так, Come here a moment, please – наиболее вежливая форма просьбы, в которую слово please может внести ноту лести или ухаживания. Переводчик опустил это слово, но добавил вежливое обращение Sir. Если для носителя русского языка вежливая форма обращения в данном случае была бы неуместна, то для носителей английского языка, напротив, она вполне естественна. Переводчик, учтя это различие культурологического порядка между носителями английского и русского языков, успешно локализовал это высказывание в иноязычной культуро-специфичной среде.

Рассмотрим пример, иллюстрирующий значимость установления соответствия переводящих единиц семантическим и функционально-стилистическим характеристикам единиц исходного текста. В переводе на английский язык предложения «От портнихи Ольга Ивановна обыкновенно ехала к какой-нибудь знакомой актрисе, чтобы узнать театральные новости и кстати похлопотать насчет билета к первому представлению новой пьесы или к бенефису» (Чехов) переводчик Любимов заменяет словосочетание знакомой актрисе на словосочетание an actress friend: “From the dressmaker Olga Ivanovna usually went on to an actress friend, and while she was about it, tried to wangle tickets for some first-night, or somebody’s benefit” (Чехов).

В английском языке имеется эквивалент русского слова знакомый/знакомая. Это слово acquaintance. Возникает вопрос, почему переводчик не выбрал его в качестве переводческого соответствия, а использовал словосочетание actress friend. Предположим, что переводчик руководствовался принципом подбора наиболее рекуррентных единиц перевода. В таком случае он мог предпочесть слову acquaintance слово friend потому, что это слово, близкое по значению к слову acquaintance, входит, в отличие от него, в список наиболее частотных слов современного английского языка [5: 330]. Но вместе с тем понятийное содержание слова friend предполагает большую психологическую близость людей, чем на это указывает значение слов знакомая актриса. К тому же русский глагол хлопотать используется для обозначения действий субъекта, который обращается к влиятельному лицу, имеющему более высокий, чем у него, статус или занимающему высокий пост. С другой стороны, поскольку в переводе для обозначения того лица, к которому обращаются с просьбой, использовано словосочетание actress friend, в таком случае неуместно выражение to wangle tickets for some first-night, так как английский глагол wangle означает get, arrange sth, by using improper influence, by trickery, plausible persuasion. Такой перевод не только содержит определенный «довесок», или переводческий вклад, но искажает смысл самой ситуации.

Общеизвестно, что художественный перевод должен воспроизводить реалии культуры не только в соответствии с ее языком и духом, но и в соответствии с изображенным историческим периодом. Чтобы проиллюстрировать, как это достигается на практике, приведем анализ англо-русского перевода фрагмента текста, включающего слово Inspector :

“The official [an Inspector], а smart, keen-faced young fellow, stepped into the room.

“Good morning, Colonel,” said he. “I hоpe I don’t intrude, but we hear that Mr. Holmes of Baker Street is here”.

The Colonel waved his hand towards my friend and Inspector bowed…

“We were chatting about the matter when you came in, Inspector…” (C. Doyle).

Этот отрывок можно перевести так:

«В комнату вошел инспектор полиции, подтянутый молодой человек интеллигентного вида.

- Доброе утро, полковник, сказал он. - Надеюсь, я не помешал, но мы слышали, что у вас здесь мистер Холмс с Бейкер Стрит?

Полковник указал на моего друга, и инспектор поклонился…

- Мы как раз беседовали об этом деле, инспектор, - сказал мой друг» (Рузская).

Если слово Inspector перевести с помощью интернационализма инспектор, смысл не будет утрачен, но будет несколько искажен. В переводимом тексте представлен фрейм «Расследование преступления», поэтому речь идет об офицере полиции, имеющем ранг офицера и занимающем должность инспектора полиции (т.е. следователя). Inspector – офицер рангом ниже полковника. Шерлок Холмс, согласно правилам английского речевого этикета, использовал нейтральную, вежливую, но не столь официальную форму обращения: Inspector. Следовательно, в данной ситуации полковник и его друг обращаются к вошедшему, используя наименование его должности, что вполне естественно.

С точки зрения предназначенности перевода данного фрагмента для носителя русского языка и русской культуры необходимо отметить следующее. Человек, имеющий статус инспектора полиции, в ситуации делового общения сказал бы не просто полковник, а господин/товарищ полковник. К равному или нижестоящему по званию обращаются не господин/товарищ инспектор, а просто инспектор. Это правило речевого этикета, действующее в русскоязычной культуре. Переводчик может внести в перевод изменения, обусловленные расхождением этих правил. Исключение могут составить актуализационные приемы, например:

«Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов в новой шинели и с узелком в руке. За ним шагает рыжий городовой с решетом, доверху наполненным конфискованным крыжовником…

- Никак беспорядок, ваше благородие!.. говорит городовой» (Чехов-18).

Отметим наименование полицейский надзиратель Очумелов и бращение your Honour:

“Police inspector Ochumelov crossed the market place in a new great-coat holding a bundle in his hand. After him strode a red-haired constable carrying a sieve filled to the brim with confiscated gooseberries…

“Looks like a public disturbance, your Honour! ” said the constable.” (Любимов).

Сложность локализации в данном случае состоит в том, что в России того периода, о котором идет речь, полицейский надзиратель - это не офицерский чин, как в Англии, а должность, поэтому перевод police inspector признать адекватным нельзя с фактической точки зрения. Использование обращения ваше благородие не учитывает нормативных условий общения, хотя, с другой стороны, может косвенно указывать на подобострастность говорящего. Выражение your Honour, которое употребил переводчик, в Англии и США служит для обращения к особо важным государственным деятелям, судьям и представителям аристократии. Именно поэтому оно звучит слишком неуместно в обращении к полицейскому, занимающему невысокую должность полицейского надзирателя, т.е. участкового Очумелова (как его назвали бы сегодня).

Как показывает контрастивный структурно-семантический анализ, некоторые языковые знаки разных языков характеризуются межъязыковой синонимичностью и вариантностью, т.е. воспроизведением значения в мало различающихся вариантах. Подобная вариантность, как и синонимия, проявляется на уровне лексем любить-любовь-любящий-любовный-любовно-любя-влюбиться, и to love- (a) love-loving-lovingly-in love-fall in love. В переводе они могут взаимно заменять друг друга без утраты или искажения смысла.

Но существует и некоторый предел как внутриязыкового, так и межъязыкового варьирования, который имеет свои особенности и специфические проявления на внеязыковом уровне. Таков следующий пример:

«Со мной кончил курс тоже некто Рябовский. Это не родственник ваш?» (Чехов) и “There was a Ryabovsky with me at college. He’s no relation of yours, I suppose?” (Любимов).

В русском языке выражение кончил курс означает закончил обучение и получил соответствующую квалификацию, что не то же самое, что был (обучался) в колледже. Этот пример можно рассматривать как недостаточную локализованность смысла. Тот же недочет можно отметить в переводе следующего отрывка из романа М. Пьюзо “The Godfather”. Сравним оригинал:

“Listen, Vr. Fontane, I am a doctor of medicine and you can call me doctor, not kid” и перевод:

*а) «Послушайте, господин Фонтен, я врач и зовите меня доктор, а не детка»;

б) «Послушайте, господин Фонтен, я доктор медицинских наук и зовите меня доктор, а не детка».

(Перевод а), отмеченный значком* - неправильный). Переводчик не учел, что одна и та же или максимально близкая материальная форма может лежать в основе разных обозначаемых понятий. Выражения а medical doctor и а doctor of medicine, несмотря на их одинаковый лексический состав, обозначают разные понятия.

Подведем краткий итог. Культурный компонент художественных произведений неотделим от национальной культуры, своеобразен, специфичен по своему происхождению и той роли, которую соответствующая реалия играет в художественном произведении. В переводческой деятельности игнорирование национального культурного компонента художественного текста приводит не только к искажению семантики, содержания высказываний и нарушению восприятия текста как на уровне изобразительных средств, так и на уровне выразительности, но в некоторых случаях – к искажению смысла переводимого фрагмента текста.

Литература

1. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. М., 1983.

2. Русско-английский словарь (РАС). М.: Изд-во «Русский язык», 1975.

3. Большой англо-русский словарь (Барс). М.: Изд-во «Русский язык», 1979.

4. Hornby A.S. Oxford Advanced Learner's Dictionary of Current English (OXD). M.: Russian Language Publishing House; Oxford: Oxford University Press, 1982.

5. Rowe A., Rowe J. The word Finder. M.: Basil Blackwell, Higher School Publishing House, 1987.

Сведение об авторе:

Локтионова Валентина Григорьевна

Доктор филол.н, профессор, профессор кафедры теории и практики перевода ФГБОУ ВПО «Пятигорского государственного лингвистического университета»