Первые уставы о воинской повинности в Японии (1872) и России (1874): сходства и отличия

К.и.н. Османов Е.М.

Санкт-Петербургский государственный Университет, Россия

Первые уставы о воинской повинности в Японии (1872) и России (1874): сходства и отличия

Как известно, впервые общегосударственный закон о воинской повинности – тёхэйрэй 徴兵令 появился в Японии в ноябре 1872 г., а уже 10 января следующего года началось формирование армии и флота из призывников. Причины, по которым Япония решила ввести всеобщую воинскую повинность, заменив тем самым традиционные самурайские воинские формирования, вполне очевидны и достаточно хорошо освещены в отечественной и зарубежной историографии[1]. Лидеры раннемэйдзийской Японии, инициировавшие серию реформ во всех областях частной и общественной жизни, военной реформе уделяли первостепенное значение, поскольку прекрасно понимали, что без сильных вооруженных сил страну ждет незавидная участь соседа – Китая. Изучив системы организации венного дела на Западе, проводники военной реформы пришли к заключению, что новые вооруженные силы необходимо создавать по образцу западных стран. Выбор был сделан в пользу Франции, в которой в то время действовал закон о воинской повинности (конскрипции) 1855 г.

До поражения в Франко-прусской войне в 1871 году, французская армия считалась сильнейшей в Европе и неслучайно, что Японией была взята за образец именно военная доктрина Франции. Тому факту, что с 1871 года ситуация в Европе кардинально изменилась и пальма первенства перешла к образованной Германской империи, канцлером которой являлся видный военный деятель Отто фон Бисмарк (1815-1898), Япония, по ряду нижеуказанных причин, вовремя не придала серьезного значения. Во-первых, многие рассматривали победу Пруссии как временную и ожидали от Франции реванша. Во-вторых, сказалась сложившаяся с начала 60-х годов XIX столетия ориентация Японии на Францию, вследствие чего, французский язык и французские советники занимали доминирующие позиции в государстве. Лишь с 1877 г. Япония начала вносить в закон о воинской повинности поправки, преследующие цель избавления от французского влияния.

Приступая к военной реформе, японское правительство отправило за рубеж несколько миссий, в задачи которых входило и посещение России. По их результатам были составлены отчеты, в которых красной нитью проходил тезис о том, что Россия в худшую сторону отличается от других западных стран и ее опыт не может служить образцом для подражания. Так, секретарь наиболее известной миссии возглавляемой Ивакура Томоми 岩倉具視 (1825-1883) – Кумэ Кунитакэ 久米邦武 (1839-1931) писал: «возможно, в военном плане Россию можно назвать сильной державой, однако она не осознает в полной мере значения экономического роста своего народа и государства в целом, вследствие чего цивилизационный и культурный уровень ее развития достаточно невысок»[2]. Изучив положение в военной сфере в России в целом, Япония пришла к выводу, что российское военное законодательство является оторванным от реалий и не может быть ни в коей мере применимо в Японии. Более того, японцы одними из первых указали, что именно отсутствие всеобщей воинской повинности в России стало одной из основных причин ее поражения в Крымской войне.

Итак, почему же Япония не только не взяла ничего из российского военного опыта, но и устами многих политических и военных деятелей крайне нелицеприятно отзывалась о существовавшем на рубеже 60-70-гг. XIX столетия военном законодательстве?

На этот вопрос можно дать несколько взаимодополняющих ответов. Первый из них заключается в том, что Россия, ведущая на протяжении практически всей своей истории непрерывные войны, как это не парадоксально звучит, закон о воинской повинности, подобный японскому закону 1872 года, приняла лишь в 1874 году.

До того времени в России не существовало закона о воинской повинности в полном смысле этого слова, а набор солдат в войска проводился на основе рекрутской повинности[3], введенной, как справедливо отмечал военный министр Японии Ямагата Аритомо 山県有朋 (1838-1922), еще реформами Петра I в 1705 г. и неоднократно видоизменявшейся на протяжении своей истории[4]. На рубеже 60-70-х гг. XIX столетия в России действовал устав о рекрутских наборах, принятый в 1831 г. Хотя этот устав упорядочил систему набора рекрутов, разрешал систему откупа от службы, устанавливал возрастной ценз (от 20 до 35 лет) и срок службы (20 лет), он, будучи ориентированным в первую очередь на зависимое сословие (крепостных), не содержал принципов, характерных для аналогичных законов, существовавших в других европейских государствах. Более того, негативное впечатление, сложившееся у японцев в отношении российского военного законодательства было, возможно, вызвано тем обстоятельством, что Россия, проиграв в Крымской войне, проводила серьезные военные реформы, которые вносили определенную неразбериху в существовавшую систему. В январе 1862 года военным министром Д.А. Милютиным (1816-1912) был представлен Александру II доклад, содержавший в себе план преобразования армии, касавшийся буквально всех сторон её организации и устройства. Итогом проведения серии военных реформ, начавшихся с реорганизации военного управления и военно-учебных заведений, стало установление новой системы комплектования армии путем введения всесословной воинской повинности, устав о введении которой начал действовать с 1 января 1874 года. Тем не менее, «реформы, – как отмечал сам Милютин, остались недоконченными, они даже были парализованы, искажены последующими правительственными мерами…»[5]. Таким образом, в реформе законодательства о системе призыва Россия отставала от Японии, и, естественно, не могла служить последней образцом для подражания.

Вторая причина игнорирования Японией российской военной системы лежит намного глубже и заключается в общем развитии военной мысли в России во второй половине ХIХ века. В то время вопросами теории войн и системой призыва занималась т.н. «академическая школа», сложившаяся в стенах Академии Генерального штаба. Академическое направление в военной науке считалось официальным, и руководство вооруженными силами России требовало реализовывать на практике идеи и рекомендации «академистов». Поскольку авторитетами для них являлись военные мыслители и полководцы Запада – Наполеон, Фридрих II, Мольтке и другие, Япония заимствовала информацию не через Россию, а напрямую обращалась к трудам западных теоретиков. Изначально понимая, для чего и какие вооруженные силы ей необходимы, Япония, естественно, не могла использовать существовавшую на тот момент времени в России «николаевскую» систему боевой подготовки войск, основанную на плац-парадности и показной выучке. Как отмечал еще в начале прошлого века генерал-майор генерального штаба Мартынов: «поражает оторванность академии от жизни. В то время как все высшие военные школы Европы идут во главе быстро развивающегося военного дела, наша академия как бы замерла в своих отживших, неподвижных формах»[6]. Японии была нужна совершенно иная новая система набора, обучения и воспитания войск, требующая сознательного отношения к обязанностям, проявления инициативы и самостоятельности.

Еще одним важным фактором, негативно представлявшим российскую систему комплектования армии, был качественно иной подход к статусу призывника. Япония, создавая вооруженные силы по европейскому образцу, стремилась как можно быстрее достичь того, чтобы служба в армии расценивалась обществом не как некое тяжелое бремя, а как почетная обязанность и привилегия. Неслучайно, с первых дней формирования новой военной системы, мэйдзийское руководство старалось «увязать» вооруженные силы с личностью императора и, тем самым, установить некую духовную связь между каждым военнослужащим и императором, чья роль и статус продолжали искусственно возвеличиваться. В России же был распространен совершенно иной подход. С точки зрения русского сознания, воинская повинность была чем-то вроде человеческого жертвоприношения. Поэтому старались отправить на службу, прежде всего мужчин, которые прослыли «пустыми и никчемными», были балластом для общества или заслужили наказание. Для новобранцев их положение было равноценно «гражданской смерти». Исходя из сказанного, вполне естественно, что Японией, при поиске образца для определения правил призыва, выбор был сделан не в пользу России.

Тем не менее, несмотря на отсутствие какого-либо взаимовлияния, весьма интересно сравнить законы о воинской повинности Японии и России, тем более, что появились они практически одновременно, с небольшим временным приоритетом Японии.

В японском законе о воинской повинности в редакции 1872 года после вводной части, разъяснявшей необходимость службы в армии, шел раздел, посвященный основным правилам призыва. Призыву подлежали «лица, достигшие 20 лет, крепкого телосложения, с хорошими физическими данными и безупречным здоровьем. Рост призывника должен быть не менее пяти сяку одного сун (154,5 см. – Е.О.)»[7]. Здесь же шла речь и о сроках прохождения службы, составлявшей три года в регулярной армии, два года в запасе первой и два года в запасе второй очереди.

В российском законе 1874 года после общих положений также шел раздел о правилах призыва. Так же как и в Японии, призыву подлежали лица, которым к 1 января исполнилось 20 лет. Согласно первой главе шестого раздела, «наименьшая мера роста для приема на военную службу по жребию определяется в два аршина и два с половиной вершка (153,3 см. – Е.О)»[8]. В отличие от Японии, российский закон не предусматривал деление запаса на очереди. Срок службы в регулярной армии определялся в шесть лет, в запасе – в девять лет. Таким образом, удивительно, но для низкорослых по природе японцев минимальная планка по росту была выше, нежели установленная российским законом. Значительно различались и сроки службы, которая в российской регулярной армии была в два раза дольше, чем в Японии. В отличие от общего срока службы в семь лет установленного в Японии, в России этот срок составлял 15 лет.

Интерес представляет также раздел, устанавливающий категории лиц, на которые распространялась система отсрочек и которые подлежали освобождению от службы не по состоянию здоровья. Особенностью японского закона было наличие в нем статей, дающих широкому кругу лиц отсрочку либо полное освобождение от призыва. Поскольку японский закон представлял собой практически точную кальку с французского закона 1855 г., в него были включены положения, характерные для Франции того времени и дававшие широкие возможности избежать многим лицам призывного возраста. «Главы домов, их наследники, внуки, воспитываемые дедом, единственные сыновья, единственные внуки и приемные сыновья, а также дети нетрудоспособных и престарелых родителей призыву на военную службу не подлежат»[9]. От призыва освобождались чиновники правительственных учреждений, врачи и студенты, изучающие медицинские науки, лица прошедшие обучение за границей, монахи, братья, старший из которых уже находился на службе. Не подлежали призыву и лица, совершившие тяжкие преступления и отбывшие за это наказание[10]. Заимствуя большую часть французских статей, проводники всеобщей воинской повинности в Японии не учли один важный момент – разницу социальной структуры японского и западного обществ. Во Франции не существовало характерных для Японии так называемых «посемейных списков» – косэки 戸籍, куда заносились все члены одной семьи. Законы, связанные с наследованием поста главы семьи, традиционно играли огромную роль в жизни японского общества. Преследуя цель защиты патриархальной системы, ставшей социальной и идеологической опорой режима Мэйдзи, правительство освободило от службы глав семейств и их наследников. За счет этого, внесение за небольшую плату или протекцию изменений в «посемейные списки» позволяло многим избежать тягот армейской жизни. К тому же, освобождение некоторых категорий граждан от призыва наносило прямой ущерб вооруженным силам. Был необходим призыв выпускников средних и высших учебных заведений и лиц, прошедших стажировку за рубежом, поскольку они обладали знаниями и возможностями, необходимыми не только для повышения уровня образования малограмотных призывников, но и развития вооруженных сил в целом.

Существовавшая в российском уставе о воинской повинности система отсрочек и освобождений была схожа с французской и, соответственно, с японской. Однако, полное освобождение от службы предоставлялось не столь широкому числу лиц как в Японии. Полное освобождение от службы получали священнослужители всех христианских вероисповеданий, врачи, ученые (академики, адъюнкты, профессора, прозекторы с помощниками, лекторы восточных языков, доценты и приват-доценты), некоторые должностные лица по ученой и учебной части. Отсрочка предоставлялась воспитанникам многих учебных заведений, лицам, управляющих лично собственным недвижимым имуществом или принадлежащим им торговым, фабричным или промышленным заведениям. Существовали льготы по семейному положению. Не подлежали призыву: единственный способный к труду сын при недееспособном отце или матери-вдове; единственный брат при круглых сиротах до 16 лет; единственный внук при недееспособных бабке и деде без взрослых сыновей, внебрачный сын при матери (на его попечении), одинокий вдовец с детьми. Подлежали призыву в случае нехватки годных призывников: единственный сын, способный к труду, у престарелого отца (50 лет), следующий за братом, погибшим или пропавшим без вести на службе, следующий за братом, еще служащим в армии[11]. В целом, по семейному положению освобождалось от действительной службы до половины призывников. Около 15-20% освобождались по физической непригодности. Остальные годные к службе призывники, не имевшие льгот, тянули жребий.

Таким образом, сравнив систему освобождения и отсрочек от службы видно, что при внешней схожести положений, между законами была большая разница – российское законодательство, ограничив круг лиц, имевших право на полное освобождение от прохождения службы и введя систему отсрочек, было более прогрессивным и совпадало в этой части с французскими и прусскими законами 1872 и 1868 гг. соответственно. Краеугольным камнем японского закона был пункт, дающий освобождение от службы главам домов и их наследникам. Пересмотреть и исправить существующую систему Японии удалось только в конце 80-х гг. XIX века.

Следующие статьи японского закона определяли порядок призыва, проводимого ежегодно весной на основе жеребьевки, а также размер и порядок денежных выплат призывникам, связанных с затратами на дорогу к месту службы и на возвращение домой. Интересно отметить, что расходы, связанные с доставкой призывников на место прохождения службы, возлагались на местные органы власти, в то время как расходы на отправку демобилизовавшихся солдат брало на себя военное министерство. Особо оговаривалось, что обмундирование и продовольствие солдатам предоставляется бесплатно за счет военного министерства. Согласно российскому закону, ежегодный призыв к исполнению воинской повинности проводился с 1-го ноября по 15-е декабря, учитывая, таким образом, традиционный сельскохозяйственный цикл. До времени приема на службу призывники должны были содержать себя на собственные средства. О расходах по отправке демобилизованных, равно как и о затратах на обмундирование и продовольствие, в российском законе не говорилось.

Одним из серьезнейших просчетов японского закона о всеобщей воинской повинности следует считать включение в него статьи, предусматривающей возможность откупа от службы, существовавшей во французском законе 1855 года. Повсюду, где воинская служба была принудительна, и срок ее был продолжителен, общество считало необходимым ввести для имущих классов привилегию так или иначе откупиться от обязанности служить лично. Существование практики заместительства и откупа затрудняло, а порой делало и вовсе невозможным формирование благоприятного образа и значимости долга воинской службы в сознании народа.

Что касается российского военного законодательства, то официальная система откупа там предусмотрена не была. Вторая статья первого раздела закона гласила: «денежный выкуп от воинской повинности и замена охотником не допускаются»[12]. По этому положению российский закон был более качественен, нежели японский и Японии в дальнейшем пришлось приложить много усилий для окончательного упразднения системы откупа от службы. Однако, поскольку в России воинская повинность фактически распространялась только на податные сословия, так как привилегированные сословия благодаря своему образованию или прохождению обучения в военно-учебных заведениях практически освобождались от солдатской службы, отсутствие системы откупа не являлось серьезной помехой для состоятельных лиц. Сословные различия сохранялись и в самой армии. Рядовой солдат мог дослужиться только до унтер-офицерского чина.

Тем не менее, по многим положениям российский закон был более продуман, имел связь с реалиями российской действительности. Установление обязательной воинской повинности в российской армии, во-первых, несколько возвысило звание воина, а во-вторых, привлекло в ряды армии некоторое число лиц, принадлежавших к высшим сословиям и вообще получивших образование, тогда как по действовавшим законам таковые лица прежде освобождались от рекрутской повинности. Вместе с тем закон не был до конца последователен. Значительная часть «инородческого» населения устранялась от воинской повинности (уроженцы Средней Азии, Казахстана, некоторые народности Крайнего Севера).

Японский закон, являясь калькой с французского, по многим положениям был чужд японскому обществу, и военным теоретикам пришлось в дальнейшем приложить немало усилий для того, чтобы он стал отражать особенности японской военной системы и социальных отношений.