Архипкина Г.Д.

Доктор филологических наук, профессор

Филиал Московского государственного университета технологий и управления в г. Ростове-на-Дону

Бондина О.Н.

Кандидат филологических наук, профессор

Ростовский филиал Российской таможенной академии

Парадигматические и синтагматические истоки стилистики

Обратимся к проблеме множественности исторически возникших и ныне существующих «стилистик» и к рефлексии по поводу этой ситуации в современном языкознании. Нам представляется, что серьезная рефлексия в этом плане неизбежно упрется именно в оппозицию «парадигматика – синтагматика». В самом деле, все современные стилистики имеют как бы два истока, один из которых больше тяготеет к стилистике кодирования, к рассуждениям с позиции автора текста (но не сводится только к ним), второй – к стилистике декодирования, к рассуждениям с позиции реципиента текста (но также не сводится только к ней). Первый исток явно связан с парадигматическим подходом, второй – с синтагматическим.

Речь идет о том, что мощнейшим движением, вызвавшим к жизни современную стилистику, было представление о выборе маркированного варианта из ряда синонимичных вариантов на уровне парадигматики. Решающую роль в данном направлении сыграли взгляды Шарля Балли, подготовленные усилиями французских синонимистов эпохи Просвещения [5]. Другой подход, более ранний по времени, но менее мощный и более поздно ощутимый по результатам, был связан, напротив, с синтагматическим взглядом на текст как на некое целое. Это немецкая герменевтическая линия в стилистике, вначале законсервировавшаяся, а впоследствии получившая новый импульс в связи с развитием теории информации и постановкой проблемы распознавания смысла текста в рамках стилистики декодирования. Рассмотрим более подробно парадигматические и синтагматические истоки стилистики.

Появление стилистики как науки датируется девятнадцатым веком, но теория стилей всегда была в центре внимания и классической, и поздней риторики. В рамках риторики теория стилей входила в состав элокуции [7] и была тесно связана с учением о достоинствах речи [2], трансформировавшимся сегодня в учение о коммуникативных качествах речи [8; 14].

Первые теории стилей рассматривали саму категорию стиля именно парадигматически – как выбор нужного стиля речи из набора в три, реже в четыре стиля. Выбор стиля осуществлялся в риторике в связи с решением определенной прагматической задачи. Так, уже в ранней римской «Риторике к Гереннию» рассматривались три стиля: высокий, целью которого было взволновать публику, средний, или цветистый, целью которого являлось ее развлечение, простой, который использовался в доказательствах и при обучении [13, с.82-86]. Эта система впоследствии получила статус классической благодаря Цицерону.

Ясно, что при таком подходе каждый стиль признается функционально полезным, а главная стилевая задача – выбор нужного стиля. Выбор осуществлялся с опорой на такое достоинство речи, как уместность, которая, в свою очередь, увязывалась, главным образом, с «высотой» самого предмета речи, например, с принадлежностью его миру богов, героев или обычных людей и предметов. Любопытные данные о стратификации предметов в связи со стилевым делением находим у Степанова, где, например, меч соотносится с высоким стилем, плуг – со средним, а палка – с низким [17]. Таким образом, теория стилей увязывалась со стратификацией языковых средств, главным образом лексических. Это типично парадигматический подход к стилевым явлениям.

Далее, парадигматический подход поддерживался также теорией тропов и фигур – другой частью риторической элокуции. Дело в том, что и тропы, и фигуры мыслились как уклонение речи от обычного способа говорения [2]. Следовательно, их употребление тоже можно было рассматривать как выбор: выбор необычной, в современных терминах, экспрессивной формы из двух вариантов: обычная речь – необычная речь. Позже именно это обстоятельство привело к пониманию риторики как вторичной грамматики [18, с. 164].

Обычная грамматика описывала правильные формы, т.е. кодифицировала выбор формы в соответствии с языковой нормой (хотя, конечно, такая постановка проблемы в Средние века и в эпоху Возрождения была невозможна), а риторика в качестве вторичной грамматики описывала экспрессивные формы в соответствии со своей, риторической нормой. На этой же основе строилась теория поэтических вольностей [15].

Много позже в языкознании была осознана категория вариантности. Языковая и стилистическая нормы стали осознаваться как выбор грамматически или стилистически оправданного варианта из набора вариантов, представляемого языковой системой [4; 9 и др.].

В современной стилистике эти идеи восходят к проблематике французских синонимистов, о которых С. Ору пишет: «Результаты работы над серией синонимических словарей определили развитие лингвистики; по нашему мнению, понятие синонимии в том виде, в каком оно предстало в традиции Жирара (а оно постоянно обновлялось, сопоставлялось со своими истоками и изучалось в историческом плане), лежит в основе одного из главных понятий лингвистики Соссюра» [16, с. 320]. Через Фердинанда де Соссюра идеи синонимистов и были восприняты Шарлем Балли, к трактату которого возводят стилистику современные авторы: «Лингвистическая стилистика в современном смысле начинается с работ Балли и становится самостоятельным разделом языкознания в трудах лингвистов Пражского лингвистического кружка» [17, 493].

В самом деле, последовательно функциональный подход пражан сделал кристальной мысль о селекции, проводимой во имя коммуникативной целесообразности [6]. Выбор варианта стал основой стилистического мышления. Стиль обычно ассоциируется именно с выбором.

Таким образом, линия парадигматического подхода в стилистике выглядит следующим образом: классическая риторика – осмысление риторики как вторичной грамматики – работы синонимистов по разведению лексических синонимов – стилистика Шарля Балли – стилистика Пражского лингвистического кружка – современная функциональная стилистика, развиваемая в русле школы В.В. Виноградова.

Отметим, что сложившийся парадигматический подход к стилистическим явлениям от самых своих риторических истоков и до функциональной стилистики наших дней был исключительно удобен, если исходить из позиции говорящего. Позиция же реципиента речи вызывает к жизни противоположный подход – синтагматический.

Если вновь обратиться к риторическим истокам стилистики, то синтагматический подход мы находим не в той части элокуции, которая занималась теорией стилей, а в разделе, именуемом «теорией соединения слов», или «теорией периода». Ее разработкой занимался Дионисий Галикарнасский [11]. В центре внимания «теории периода» находилась сочетаемость ритмико-синтаксических единиц, прежде всего комбинирование длинных и кратких единиц, будь то долгие и краткие гласные звуки, протяженные или краткие синтагмы или, наконец, чередование длинных и кратких предложений. Во всяком случае, уже Аристотель в своей «Риторике» обработанной речью считал речь периодическую, членящуюся на законченные сбалансированные отрезки – колоны – и уравновешенную краткими отрезками – коммами.

Другие следы синтагматического подхода в риторике обнаруживаются в учении о диспозиции, т.е. в теории «расположения мыслей», значительно, впрочем, отличающейся от современных теорий композиции.

В обоих случаях синтагматические идеи в риторике не получили такого глубокого осмысления, как парадигматические, возможно, вследствие того, что активная позиция риторики (позиция продуцента речи) не приводит со всей очевидностью к необходимости всматриваться в структуру текста. Толчком к этому служит экспликация в тексте отношения «часть – целое», к чему и ведет герменевтический подход к тексту.

Теория соединения слов не была развита античной наукой. Номенклатура терминов этой теории на два порядка меньше списка фигур и тропов, которым располагала другая часть риторики. Любопытно, что такие заведомо синтагматические явления, как фигуры, связанные с симметрией (например, хиазм, анадиплозис и другие), не рассматривались античной наукой в рамках теории соединения слов, которая, казалось бы, должна была интересоваться синтаксическим равновесием. Для древних авторов эти фигуры стояли в одном ряду с «необычными речами» и мыслились ими как выбор необычной формы при возможности использовать форму обычную.

В неориторике обычную, нейтральную конструкцию стали называть «нулевой», по-прежнему не числя синтаксические фигуры по ведомству синтагматики. Скажем, анафора или градация, архитектоническая, т.е. синтагматическая функция которых сегодня достаточно очевидна, рассматривались (и рассматриваются в неориторике!) как «отклонения» от обычного способа выражения. При этом подразумевается некий выбор между «нулевой» конструкцией, лишенной повторов или нарастаний, и анафорической или, соответственно, градуальной конструкциями.

Античная теория диспозиции в плане наблюдения над композицией текста также не продвинулась слишком далеко. Она смогла предложить лишь фиксированный набор «частей речи», т.е. частей ораторской речи, таких, как зачин (проэмион), доказательство (пробация), опровержение (рефутация) и т.п. При этом, скажем, регрессия – явно композиционный прием – рассматривалась в ряду фигур («отклонений»).

Продемонстрируем на примере регрессии слабость античной теории диспозиции. Суть регрессии заключается в анонсировании каких-либо тем, названных рядом, с тем чтобы затем раскрыть каждую из тем поочередно. Ее схема: АБ… А… Б… . Классический пример регрессии из Н.М. Карамзина выглядит следующим образом:

Вся военная история Суворова состояла в трех словах: взор, быстрота, удар; но взор сей природа дает немногим, но быстрота сия была тайной для самих Ганнибалов, но удар сей был присущ единственно Суворову.

Прием регрессии встречается довольно часто на страницах немецких газет и журналов в жанрах аналитического и художественно-публицистического характера:

Ein Handbuch für literarische Fachbegriffe dient dem Nachschlagen, dem Blättern und der Lektüre: dem Nachschlagen zum Bedarf, dem Blättern zum Vergnügen und der Lektüre zum systematischen Bildungserwerb. (Frankfurter Allgemeine Zeitung, № 37, 2005).

Регрессия часто применяется и в научном изложении, где обычно не умещается в пределах одного предложения. Такова, например, регрессия из учебника по теоретической грамматике немецкого языка:

Die Modi bilden eine dreigliedrige Opposition: Indikativ/ Konjunktiv/ Imperativ.

Далее в тексте, из которого заимствовано это предложение, отдельно следуют пассажи об индикативе, конъюнктиве и императиве с обязательным повтором этих слов в начале каждого пассажа. Каждый такой пассаж представляет собой сложное синтаксическое целое. Данная регрессия, таким образом, охватывает значительный отрезок текста.

Перед нами одно из средств создания проспекции, средства придания тексту связности. Синтагматический, композиционный характер регрессии совершенно очевиден. В стилистике декодирования регрессия должна быть рассмотрена как один из приемов выдвижения (чего, однако, не сделано). В современной стилистике придумана специальная аббревиатура РВП (развернутые вариативные повторы), по сути дела описывающая регрессию [10; 12]. Однако для риторики регрессия всего лишь обычная фигура! Ее громоздкая синтаксическая конструкция интерпретируется риторикой всего лишь как уклонение мысли от обычной формы, оказавшееся в тексте вследствие парадигматического выбора.

Таким образом, заслуги риторики в отношении синтагматического подхода к стилистическим явлениям намного скромней, чем ее же заслуги в отношении подхода парадигматического. Более того, в известном смысле слова риторическая традиция даже дезориентирует исследователя, прилагая парадигматические мерки к явлениям, которые можно описать только синтагматически.

Новая стилистика, однако, родилась в иной парадигме, во многом чуждой риторике. Когда немецкие романтики заинтересовались идиостилем отдельных авторов, это означало уже подход к речи с позиции реципиента: «Термин «стилистика» появился в начале 19 века в произведениях немецких романтиков в связи с новыми для того времени понятиями индивидуальности творческой личности» [17, с. 493].

Позиция реципиента позволяет ставить вопрос об интерпретации текста, а это в свою очередь вызывает к жизни идею герменевтического или филологического круга. «Герменевтический круг предполагает попеременное понимание части из целого и целого из части» [1, с. 197] . Это означает, что для полноценной интерпретации текста необходимо сопоставлять понимание фрагмента текста с пониманием всего целого и, напротив, понимать фрагмент следует исходя из целого. Яркий пример реализации герменевтического круга – анализ заглавия художественного текста. Понять смысл заглавия помогает прочитанный роман, а понять смысл романа помогает заглавие. Интерпретация содержания литературного произведения происходит в своеобразном «диалоге» заглавия и основного текста.

Название известного романа Ремарка Drei Kameraden с его точным выбором синонима (именно Kamerad, а не Freund) акцентирует внимание на идее дружбы, точнее товарищества (ср. русское «фронтовое товарищество»), без чего не была бы актуализована тема потерянного поколения. Но понять смысл заглавия, не прочитав романа, разумеется, нельзя. И напротив, заглавие помогает понять смысл всего произведения. Ср.: «На западном фронте без перемен» того же автора, где словосочетание, вынесенное в заглавие, встречается и в финале романа.

Из идеи герменевтического круга вырастает стилистика декодирования. Определяя ее обоснование, И.В. Арнольд, которую можно по праву считать основоположницей этого направления в отечественной науке, пишет: «Стилистика декодирования – раздел стилистики, который рассматривает способы толкования художественного текста для достижения наиболее полного и глубокого понимания его, исходя из структуры этого текста и взаимоотношений составляющих его элементов» [3, с. 124]. Перед нами заведомо синтагматический подход к стилистическим явлениям, ярко дополняющий более распространенный парадигматический подход.

Отметим, однако, два обстоятельства, расширяющие зону действия такого подхода. Первое состоит в том, что принцип обнаружения смысла (декодирование) через структурную организацию текста, через его архитектонику не связан жестко с текстом художественным. Выше мы приводили рассуждение о приеме регрессии. Ясно, что регрессия, как и озаглавливание частей текста, может быть использована для скорого понимания научного или даже делового текста, что и подтверждают работы М.Н. Кожиной и Н.В. Данилевской, на которые мы уже ссылались. Используется она и для структурирования текста инструктивного, включая даже инструкцию для автоматического исполнителя – алгоритм. Кстати, регрессия в алгоритмическом языке есть обычный оператор ветвления. Более того, за пределами изящной словесности регрессия используется заведомо чаще, чем в самих ее пределах.

Второе замечание гораздо существенней. Стилистика декодирования по самой своей природе мыслится как стилистика реципиента речи. Но структурная организация текста, использование регрессии или других приемов выдвижения может рассматриваться и как интенция продуцента речи: необходимо структурировать текст таким образом, чтобы его было легко читать. Тем самым парадигматический подход к стилистическим явлениям может существовать и за пределами стилистики декодирования.

Итак, линия синтагматического подхода выглядит следующим образом: не получившие развития синтагматические построения риторики – идеи герменевтического круга – наблюдения над идиостилем – стилистика декодирования – расширенное толкование синтагматической стилистики.

Подводя итоги, следует подчеркнуть, что противопоставление парадигматического и синтагматического подходов применительно к стилистическим явлениям играет фундаментальную роль в понимании становления стилистического мышления. Подобное противопоставление выявляет сам генезис стилистики, позволяет глубже понять ее риторические и герменевтические истоки и проследить их судьбу в современных направлениях стилистической мысли. Это, в свою очередь, стимулирует стилистическую рефлексию, стабилизирует стилистическое мышление, не позволяя стилистике раствориться в других науках и в экстралингвистике, помогает стилистике разобраться в себе самой и во множестве направлений стилистических исследований, позволяет также преодолеть трудности, связанные с необходимостью работать на разных уровнях языка. Парадигматика и синтагматика могут быть рассмотрены как оси, образующие плоскость не только стилистических явлений, но самих стилистических исследований.

Литература:

1.Азаренко С.А. Герменевтический круг. Современный философский словарь. Лондон, Москва, Минск, 1998.С.196-197.

2.Античные теории языка и стиля /Под ред. О.М.Фрейденберг. М.-Л.,1946190 с.

3.Арнольд И.В. Теоретические основы стилистики декодирования // Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. СПб. 1999. С.39-43.

4.Ахманова О.С. Очерки по общей и русской лексикологии. Ч.2. М., Просвещение, 1967. 197 с.

5.Балли Ш. Французская стилистика. М., 1968, Высшая школа, 392 с.

6.Гавранек Б. Задачи литературного языка и его культура // Пражский лингвистический кружок. М., 1967. С.148-169.

7.Гаспаров М.Л. Античная риторика как система // Об античной поэзии. СПб.

2000. С.424-472.

8.Головин Б.Н. Основы культуры речи. М., Просвещение, 1988. 320 с.

9.Горбачевич К.С. Вариантность слова и языковая норма. Л., Высшая школа. 1978. 234 с.

10.Данилевская Н.В. Макротекст // Стилистический энциклопедический словарь русского языка. М. Энциклопедия. 2006. С.216-221.

11.Дионисий Галикарнасский. О соединении слов // Античные риторики. М., Просвещение, 1978. С.167-221.

12.Кожина М.Н., Данилевская Н.В. О развитии смысловой структуры в научном тексте посредством развернутых вариантных повторов (к постановке вопроса) // Принципы функционирования языка в его речевых разновидностях.

Пермь, 1984. С.5-18.

13.Кузнецова Т.И., Стрельникова И.П. Ораторское искусство в Древнем Риме.

М. Высшая школа, 1976. 197 с.

14.Майданова М.Л. Очерки по практической стилистике. Свердловск,1986.Свердловск,1986.320 с.

15.Маркасова Е.В. Представления о фигурах речи в русских риториках 16- начала 18 веков. Петрозаводск. 2002. 204 с.

16.Ору С. История. Эпистемология. Язык. М., Наука, 2002. 386 с.

17.Степанов Ю.С. Стиль // Лингвистический энциклопедический словарь. М. Советская энциклопедия. 1990. С.494-495.

18.Kopperschmidt J. Rhetorik. Bd.2, Darmstadt. Hrsg .J. Uhwe. 1990 – 1991. 234 S.