Андреева О.А. д.ф.н., профессор

кафедры теории права Таганрогского института экономики и управления

Аксиология и проблемы юридической науки: философско-правовой аспект

Исторический процесс становления правовой науки в России сопровождается поиском модели самобытного образования, основанного на общечеловеческих принципах воспитания. Многообразие подходов к трактовке юридической науки и образования как социально-культурного и политико-правового феномена, можно свести к нескольким исторически и онтологически связанным подходам, большинству из которых присущ этический характер размышлений о человеке науки, ориентированный на бытие личности в мире ценностей.

Представление о научном процессе включает в себя изменения его аксиологических и праксиологических основ, что связано с трансформацией менталитета под влиянием реалий современного общества. Традиционно под наукой понималось знание, характеризующееся истинностью, поиском и результатом. Парадигмы знания менялись по ходу истории: в античном мире – это философия и методология; в Средние века – теология; в Новое время – математика и естественные науки, а в настоящее время - электроника и информатика. Со временем требования к этической стороне научного познания ослабевали и на место абсолютной уверенности в его достоверности пришли менее жесткие характеристики, такие как объективность, верификация, коррекция и так далее.

В настоящее время признается, что наука свободна от ценностей, а с другой стороны, - посредством философии в нее вносятся политические, моральные и другие мотивы. По мнению ряда ученых, философия, политика, право, мораль, искусство и религия не являются в подлинном смысле науками, так как не содержат объективных результатов в своих исследованиях. Сближение науки с другими формами общественного сознания означает ее социализацию и унификацию, так как достигнут предел того, что наука сама по себе больше не философия. Перед наукой встали такие глобальные проблемы, что их традиционными формами научного познания разрешить невозможно. Как говорил доктор Фауст, «что человек душой понять не мог, того не объяснить винтом и рычагами», то есть, если бы наука была всесильна, то она за триста лет своего реального господства, смогла бы переделать мир и человека на подлинно научных принципах, с которыми не поспоришь. Так как этого не произошло, то следует признать ее ограниченность в смысле кантовского понимания пределов человеческого разума.

В иерархии общечеловеческих ценностей выделяются такие, которые отличаются своей универсальностью, всеобщей значимостью, практической необходимостью и полезностью. Поэтому они приобретают характер принципов, сформулированных на уровне обобщения, и становятся решающими факторами научного прогресса и всей мировой культуры. Впрочем, если наука будет пренебрегать такими ценностями, то это будет означать сдачу достижений цивилизации в пользу техногенного общества, не нуждающегося в ценностях, а с другой стороны – капитуляцию перед двоичной системой мер. В таком случае из всех философских систем будущее будет принадлежать пифагореизму, сводящему мир к числам.

С точки зрения научного знания мир безграничен, но человечество ограничено в жизни, истории и познании. В принципе, «конечному» человеку бесконечно расширяющаяся наука может стать непосильной ношей, вплоть до самоуничтожения. Если разумно определить цели, задачи и средства человека и человечества, то они в действительности сводятся к достижению достойной жизни, которая определяется менталитетом эпохи. Экспонента науки не совпадает с экспонентой человеческого счастья, к которому, как известно, как конечной цели стремится и человек, и общество. Если упростить общественные идеалы, убавив в них именно идеализм, то многие цели могут оказаться реальными и достижимыми.

Идеология так запутала вопрос о предназначении человека, что всех ресурсов природы не хватит для его реализации. На самом деле, истинно этот вопрос был решен еще в глубокой древности: участь человека и живой твари, как говорит Екклесиаст, – одна: «вышли из праха и уйдут в прах». Не впадая в неуместный морализм, следует указать, что это общая участь предметного мира и ее следует принять, как с неизбежность, рок и уже в пределах этого строить парадигму человеческой истории. Отказавшись от несбыточных фантазий, человечество, именно в науке, определяет границы своей Эйкумены, относя все иное к области мифологии, как умонастроению «детского» периода истории.

Детство истории является, возможно, лучшим периодом в ее развития, но возвратиться к нему нельзя, кроме того, и бессмысленно. Итальянский философ Д. Леопарди в свое время в «Разговорах» писал, что, по большому счету, никто бы не хотел вернуться в детство и еще раз прожить свою жизнь. Несмотря на некоторую парадоксальность, он сокрушал призраки человечества и предвосхищал те же идеи, что были высказаны уже в Новое время в постмодернистских философских течениях. То же самое запечатлел и Гойя в картине «Сон разума порождает чудовищ», как извращенное восприятие человеком действительности. Можно предположить, что свободе наука уже научилась, и стало понятно, что дальнейшая ее судьба связана с философией. Наука никуда никого не зовет и ничего не объясняет, а отражает лишь факты, которые могут однажды погубить цивилизацию. В диалекте старого и нового знания проявляется тенденция борьбы нестабильности со стабильностью, приводящая на новые круги знания, не позволяющие творчеству остановиться на достигнутых результатах. При этом стабильность является суммой накопленных относительных истин, но процесс познания идет вглубь по пути к абсолютной истине. Такая точка зрения является следствием общей неустойчивости бытия, с одной стороны, а с другой порождается погоней за новыми достижениями в юридической науке и образовании.