Первушина Ксения Алексеевна

Аспирантка Владимирского Государственного Университета

Кафедра «Отечественной истории»

Проблемы охраны культурного наследия во Владимирском крае

в XVIII – н. XIX вв.

С давних времен забота о памятниках старины была общегосударственным делом. Она выражалась в изучении, а главное сохранении, т.е. реставрации памятников. Поскольку Владимирская земля была колыбелью Московской Руси, то и восстанавливать раритеты прошлого московским князьям приходилось, прежде всего, в нашем крае.

Русское средневековое искусство в прошлом имело в основном религиозное значение. И поскольку в средние века люди ценили, прежде всего, культовое назначение памятника, а не качество исполнения, исправления памятников были всегда вынужденными. Относительно систематическим этот процесс становится с преобразований Петра I. Поэтому начало XVIII в. принято считать первым этапом в деле сохранения культурного наследия. Так, когда в 1719 г. древний Суздаль почти весь выгорел, Петр I посылает архитектора Ивана Мичурина для оказания помощи в восстановлении главных городских сооружений – кремлевского собора и архиерейских палат. Когда в 1767 г. Екатерина II, проезжая через Владимир, посетила Успенский собор, она повелела «древность сего здания сохранить и поддержать наилучшим образом», выделив на это огромные средства.

Важно, что именно петровские преобразования затронули законодательство. Известны его указы: о сохранении «потешного флота», об охране археологических находок и передаче их в Кунсткамеру, об охране памятника архитектуры - башни в Булгарах Казанской губернии и ремонте ее фундамента (1722 г.).

Первый указ датируется 7 февраля 1722 г. «о бережении кораблей, яхт и галер. Надлежит вам [воеводам Переяславским] беречь остатки кораблей, яхт и галеры; а буде отпустите: то взыскано будет на вас и на потомках ваших, яко пренебрегши сей указ»[1].

Из второго законодательного акта становится понятно, что интерес общества к памятникам старины в России на первом этапе выражался в достаточно «курьезных» формах: коллекционировании ди­ковинных вещей и редкостей, устройстве кунсткамер и хранилищ. На­пример, указом Петра I 1722 г. предписывалось доставить в св. Синод «знающими людьми» из монастырей «гораздо старое и курьезное».[2] В 1753 г. по указу Елизаветы Петровны надлежало привести в порядок древности патриаршей ризницы и организовать «особливые... удобные палаты..., от пожарного случая удобное хранение... чтоб все­гда, кому случай будет, и когда кто пожелает и из иностранных мини­стров и прочих знатных лиц любопытно, смотреть такой древности удобно»[3].

Отношение к древним предметам прежде всего как к диковинам, не воспринимавшимся как памятники прошлого, сохранялось достаточно долго.

Документ о башне в Булгарах особенно принято считать первым русским законодательным актом, предусматривающим охрану и реставрацию памятника, исходя из уважения к наследию.

Итак, первые законодательные инициативы, ставшие предпосылками к формированию отношения к памятнику как культурному наследию, возникают в петровскую эпоху. Говорить о становлении законодательной базы в этот период ещё рано, т.к. законодательные акты носили скорее случайный, а не систематический характер. Да и само отношение к памятнику как к ценности, которую необходимо сохранить в первозданном виде является в XVIII в. скорее исключением. В это время предметами почитания являлись культовые сооружения и предметы культа. Люди той эпохи видели в них, прежде всего, предмет для молитвы и поклонения. Это совсем не означает, что им было недоступно чувство прекрасного. Но художественность исполнения ценилась лишь постольку, поскольку она приближала к прекрасным образам святых. А сохранность памятника во времени в первоначальном его виде уступала менее искусным, не несущим в себе исторической ценности, но освященным новоделам. Понимание ценностной шкалы памятника только формировалось. По этим причинам законодательные акты в  XVIII в. в области охраны памятников редки. Забота о сохранении культурного наследия со стороны правительства часто ограничивалась изданием указа о ремонте и выделением энных сумм из казны. Но отслеживания реализации указов не происходило, по этой причине многие ценности были безвозвратно утрачены. Методов по сохранению памятников в это время также не существовало.    

Характеристика эпохи была бы неполной без обращения к документам делопроизводства, а именно Владимирским духовным консисториям. В них неоднократно встречаются дела о построении церквей[4], а также дела о ремонте[5], благоустройстве[6], осмотре ветхостей[7], о состоянии церквей[8] и церковных вещей[9]. В случаях, если возведение новой церкви проводилось на месте ветхой, то о реставрации или сохранении прежних архитектурных форм не было и речи. Строился новый храм в современных архитектурных формах. Проводимый ремонт носил технический характер (замена пола, кровли) и был несистематическим.  А вот редкие дела об осмотре ветхостей, состоянии церквей и церковных вещей являются первыми шагами на пути к пониманию предмета культа как памятника, первым звеном в цепочке становления культурного наследия. 

Редкие законодательные инициативы встречаются и в других источниках. Обратимся к «Описанию документов и дел Священного Синода». Интересно доношение игумена и братии Владимирского Боголюбова монастыря о постройке в том монастыре церкви 27 января 1731 – 21 января 1732 г.: «Просьба игумена Аверкия, казначея Льва и всей братии была вызвана тем, что прежняя соборная белокаменная во имя Рождества Пресвятой богородицы церковь, от воли Божией и от ветхости, 14 ноября 1722 г. обрушилась вся, а построена она была в 6663 году святым благоверным и великим князем Андреем Егорьевичем, зовомым Боголюбским Долгоруковым мономашем[10].

19 января 1732 года Священным Синодом определено: Синодальному Дворцовому Приказу осмотреть осмотреть в Боголюбовом монастыре обрушевшуюся церковь и составить смету на починку»[11]. Дальнейшего делопроизводства нет. Упомянутое событие весьма красноречиво. Главным образом оно свидетельствует, что для церкви в первой половине XVIII в. культовые сооружения не являлись памятниками культурно-исторического наследия, а несли исключительно функциональную нагрузку. И это несмотря на почтенный возраст сооружений и историю их возведения, связанную и именами государственных деятелей, исторических личностей, почитаемых церковью святых. Иначе чем объяснить появления обращения о постройке церкви через 10 лет после её обрушения. Почему не было прошений о ремонте? Отсутствие решений по данному делу говорит о том, что в сознании человека XVIII в. не было ещё осознания памятника как образца культурного наследия, нуждающегося в сохранении.

    Однако здесь же читаем: «В Синодальной Канцелярии выведено на справку, что в 1724-1725 гг. выдано из сборных с раскольников денег 3151 р. 25 копеек на починку Владимирской Успенской соборной златоверхой церкви, построенной в 6666-м году благоверными великими князьями Андреем Георгиевичем Боголюбским и Дмитрием Георгиевичем предивным»[12]. Вероятно, ряд белокаменных памятников находился под особым наблюдением на местном уровне, и поддерхивался государством. Однако систематического характера эти мероприятия не носили.

Далее в «Описании документов и дел Священного Синода» находим прошение от 17 января 1730 г. «игумена приписнаго синодальнаго Козьмина монастыря Иакова, об исправлении ветхих монастырских зданий». «В 1725 году, сообщал игумен Иаков, Козьмин монастырь был испражнен и монахи переведены были в Николаевский Волосов монастырь, а после испражнения монастырскими вотчинами владели дворяне управители синодального дома; в 1727 г. Козьмин монастырь был возстановлен…, но строенное монастырское очень ветхо: все кровли на 3-х церквах, на братских кельях, на сцелинах, на ограде и на житницах обветшали и обвалились, а починить её не на что…».[13] Далее игумен описывает плачевное финансовое положение монастыря и просит распорядиться о выдаче денег. Однако и это дело содержит лишь прошение игумена. Нет сведений ни о перечислении средств, ни о каких-либо дальнейших распоряжениях.

Такое положение дел вполне объяснимо. Понятия памятника в современном значении не существовало. Редкое культовое сооружение удостаивалось внимания и  финансовой опеки со стороны государства. 

Среди прочих документов заслуживает внимания «Ведомость об архиерейских домах и монастырях, требующих починки». Из неё становится известно, что « в Никицком, что в Переславле Залесском, монастыре на покрышку соборной церкви и придела железом, а на прочих церквах и пределах тесом и на позолоту и починку крестов подлежит быть в издержке денег 2760 р.

В Данилове, что в Переславле Залесском, на опайку на соборной и прочих церквах глав и крестов и на покрышку на соборной церкви железом, и на прочих церквах тесом 1131 рубль 44 коп.»[14]. Да, пускай в XVIII в. даже починка сооружений не носила систематический характер, но тем ценнее те редкие проявления, свидетельствующие о первоначальном этапе становления КН.

Уникальность этого явления подтверждает и хорошо известный случай, произошедший в 1767.  Императрица Екатерина 11, на пути из Казани, прибыла во Владимир. Ознакомившись с достопримечательностями города, императрица обратила внимание па кафедральный Успенский собор - главный храм города, который находился в плачевном состоянии. Самодержица всероссийская, увлеченно игравшая тогда роль «просвещенного» монарха, по возвращении в Царское село, повелела Коллегии Экономии отпустить 14 000 рублей на возобновление его и повелела «древность сего здания сохранить и поддержать наилучшим образом».[15] Исполнение приказа было весьма показательно для той эпохи и для церковного сознания вообще. Храм восстанавливался в новых пышных формах барокко, а рублевский иконостас был вывезен и заменен на новый, более пышный и нарядный.

Таким образом, XVIII — начало XIX вв. можно определить как начальный этап в деле охраны памятников старины, в том числе и церковных. Го­сударственные усилия в основном в лице св. Синода были направлены главным об­разом на «освидетельствование» церковного имущества, выявление его путем составления новых описей, проверки наличия вещей в ризницах. Многие акты были продиктованы заботой о сохранении этого имуще­ства, предохранении от пожаров и хищения, своевременном «исправле­нием ветхостей».

К сожалению, можно отметить лишь единичные попытки запретить самовольные поновления и установить контроль за сохранением древ­них церковных святынь.[16] В 1742 г. по инициативе местного архиманд­рита Никанора св. Синод ограничил в целях сохранности вынос древ­ней иконы Федоровской Богоматери из костромского Успенского собо­ра.[17] Екатерина II в 1700—1773 гг. лично контролировала возоб­новление реставрации росписи стен в соборах Московского Кремля, требуя, «чтоб все то живопиство написано было таким же искусством, как и древнее, без отличия».[18]

Анализ летописных источников, наблюдения, сделанные по ходу реставрационных работ в различных мастерских, обращение к трудам историков XVIII в. показывают, что бережное отношение к памятникам старины сформировалось еще в древности, а чинка икон и поновление соборов практиковались едва ли не в первые века их существования. В XVIII столетии процесс охраны памятников заметно активизировался, начал приобретать систематический характер.


[1] ПСЗРИ, с 1649 г. Т.VI. 1720-1722. Напечатано в типографии II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии: 1830 г. с. 510. № 3903.

[2] 1722 г. апреля 20. Из указа Петра I о посылке в монастыри знающих людей для разборки на иконах привесов с тем, чтобы находящиеся в числе их хорошие каменья, монеты и другие старые вещи были представлены в Св. Синод.// Сохранение памятников церковной старины в России XVIII- начала XX. Сборник документов./Сост. B.C. Дедюхина М.: Отечество, 1997. ISBN 5 - 86057 - 014 – 0. с. 19.

[3] 1753 г. июля 23. Из указа св. Синода о пристойном хранении патриарших ризничных вещей.//Сохранение памятников церковной старины в России XVIII- начала XX. Сборник документов./Сост. B.C. Дедюхина М.: Отечество, 1997. ISBN 5 - 86057 - 014 – 0. с. 35-37.

[4] Ф. 556, Оп. 1, Т. 1, дд. 1, 16, 17, 53, 54, 55, 56, 74, 75, 118, 119, 121.

[5] Ф. 556, Оп. 1, Т. 1, дд. 18, 19, 120, 377, 399, 552.

[6] Ф. 556, Оп. 1, Т. 1, дд. 86, 92, 93, 94, 95, 96.

[7] Ф. 556, Оп. 1, Т. 1, дд. 122.

[8] Ф. 556, Оп. 1, Т. 1, дд. 322.

[9] Ф. 556, Оп. 1, Т. 1, дд. 335, 586, 588, 589.

[10] Смирнов А.В. Материалы для истории Вадимирской губернии. Вып.4. Владимир, 1906. с. 78.

[11] Смирнов А.В. Материалы для истории Вадимирской губернии. Вып.4. Владимир, 1906. с. 80.

[12]Смирнов А.В. Материалы для истории Вадимирской губернии. Вып.4. Владимир, 1906. с. 80.

[13] Смирнов А.В. Материалы для истории Вадимирской губернии. Вып.4. Владимир, 1906. с. 4.

[14] Смирнов А.В. Материалы для истории Вадимирской губернии. Вып.4. Владимир, 1906. с. 156.

[15] Доброхотов В. Кафедральный успенский собор во Владимире. Глава 1. История собора./ Памятники древности во Владимире Клязьменском. М.: в Университетской типографии, 1849. с.20-21.

[16] См.: 1722 г. мая 11. Из указа Петра I о разрешении починять и вновь строить церкви с дозволения св. Синода.// Сохранение памятников церковной старины в России XVIII- начала XX. Сборник документов./Сост. B.C. Дедюхина М.: Отечество, 1997. ISBN 5 - 86057 - 014 – 0. с. 20.

[17] 1742 г. августа 10. Указ св. Синода о возобновлении чудотворной иконы Божией Матери, именуемой Федоровскою, находящейся в костромском Успенском соборе, с запрещением износить сию икону из собора и о присылке в св. Синод снятых с этой иконы привесных вещей.// Сохранение памятников церковной старины в России XVIII- начала XX. Сборник документов./Сост. B.C. Дедюхина М.: Отечество, 1997. ISBN 5 - 86057 - 014 – 0. с. 27.

[18] 1770 июня 30. Указ Екатерины II члену св. Синода Московскому архиепископу Амвросию об исправлении иконного и стенного письма в Кремлевских соборах.// Сохранение памятников церковной старины в России XVIII- начала XX. Сборник документов./Сост. B.C. Дедюхина М.: Отечество, 1997. ISBN 5 - 86057 - 014 – 0. с. 44.