Бабенко Ольга Александровна

Луганский национальный педагогический университет

имени Тараса Шевченко

Авторское присутствие в пьесах В.В. Набокова

Что наша жизнь? Роман. – Кто автор? Аноним.

Читаем по складам, смеемся, плачем… спим.

Н.М. Карамзин

«Набоковский художник живет в наипрофаннейшем из миров – этим обусловлена драматическая коллизия творчества писателя в целом. Окружающая реальность есть лишь пища для неутоляемой хищной наблюдательности творца. Этот творец – многоочитый Аргус, не сходящий с ума лишь потому, что половина его глаз постоянно обращена в себя».

Набоков унаследовал от русских писателей ХIX века прием повествования от лица множества рассказчиков. Причем каждое действующее лицо в пьесе может в определенный момент оказаться выразителем авторской мысли вне зависимости от общей направленности персонажа. Одной из основополагающих установок Набокова - писателя, критика и исследователя литературы – является утверждение о том, что именно автора следует искать в произведении.

В большинстве своих драматических произведений В. Набоков проявлял себя как автор-персонаж посредством включения в пьесу своего духовного двойника, перед которым ставилась задача воплощения эмоционально-чувственного настроя автора, его переживаний, раздумий, грез. В таких персонажах-двойниках Набоков более всего открывает перед понятливым читателем свою истинную сущность, принципы своего мировоззрения. Можно сказать, что двойники Набокова в его пьесах – это вырвавшееся наружу подсознание, которому легче всего (и безболезненней!) заявить о себе в произведении искусства.

Личность В. Набокова в образах его двойников особенно ярко проявилась в ранних пьесах. Персонажи-двойники молодого драматурга в написанных в самое тяжелое для автора время пьесах (1923-24 годы) выражают сожаление Набокова о безвременно утраченном драгоценном прошлом: о России и родовом гнезде - доме, о бесхлопотной счастливой юности, о погибшем отце. Свое состояние «невыносимой ностальгии» Набоков сравнивал с отчаянием от потери старой родственницы, которую по собственной лени так и не узнал и любви к которой не успел высказать.

В «Трагедии господина Морна» повествуется о судьбе короля-художника, гения. В ремарках не указывается ни время, ни государство. И если по намекам в речах героев можно догадаться, что в пьесе описываются события, схожие с государственным переворотом во Франции при Людовике XVI, то страна именуется просто чудной и сказочной, небывало процветающей. Не мог Набоков не упомянуть о любимой России и о себе как эмигранте.

Лик автора просвечивает в образе Иностранца, появляющегося в двух сценах пьесы. Сначала – в первом акте на приеме у любовницы Морна Мидии. На вопрос, откуда он приехал, Иностранец довольно прозрачно отвечает: «Приехал я из Века / Двадцатого, из Северной страны, / зовущейся…», - и не договаривает по причине известной любви автора к интриге. Но сразу же становится, понятным, из какого времени и из какой «Северной страны» чудесным образом (по воле самого Набокова!) «переместился» этот персонаж. Мидия такой страны не знает. На что старик Дандилио расплывается в ассоциативных картинах самого автора: «Да что ты! В детских сказках, ты не помнишь? / Виденья… бомбы… церкви… золотые / царевичи… Бунтовщики в плащах… / метели…». Предстает Россия, разрушенная революцией. Мидия думала, что этой страны уже нет. Ее мысль подхватывает Иностранец своим неожиданным «может быть», но тут же опровергает и существование призрачно-чудесного государства, называя его грезой (а ведь так впоследствии и оказалось!).

Город-столица королевства Морна напоминает Иностранцу его собственный, а читателю, что не удивительно, величавый Петербург. В любимой столице Иностранца те же «дома, мосты и каменные арки», что и в Петербурге, «все очертанья зодческие - в нем / безмерны, легки<е>, как переход / счастливейшего вздоха в тишину / высокую…». Восхищенный прекрасным королевством Иностранец превозносит таинственного короля и ненадолго исчезает. Автор показал свой лик в воспоминаниях о Родине и ушел – до времени.

Затем ненадолго возвращается в тот же вечер, но уже с более тонкой авторской игрой. Именно Иностранец пускает в светский разговор аллюзию на известный некрасовский вопрос о том, «кому на Руси жить хорошо»: «А кто же, / по-вашему, счастливей всех в столице?». Ему ответили, что счастливы все, но «счастливей всех король». Персонаж- двойник Набокова пьет за «этот край счастливый», и тут-то должен бы исчезнуть, но вместо этого пускает уже не интригу, а страшное предупреждение (скорее для читателя, чем для героев пьесы): «Здесь незримо / тревога зреет… в блеске, в зеркалах, / я чувствую…». «Блеск», «зеркала», «тревога» – все это ключевые слова-символы надвигающейся катастрофы, и это «чувствую» - чисто набоковское слово из активного словаря кинестетика.

В пятом и заключительном акте Иностранец появляется снова из ниоткуда, никем не званный. Приходит, чтобы констатировать невозможность Морна вернуться в преданную своим королем страну, разрушенную бунтовщиками во время его бегства с Мидией на юг. Иностранец, блуждая по сцене будто во сне, прямо обращается к Морну: «Вы, говорят, король?». И это лишь зацепка для непременного явления личности автора в образе скинувшего с себя маску Иностранца: «Так, так… Приятно мне: / я хорошо вас выдумал…». Хозяева дома, как и в первом акте, спрашивают, откуда он. Читатель ожидает повторного ответа о «Северной стране», но Иностранец, который теперь как нельзя более подходит под определение «не от мира сего», говорит набоковское: «Из обиходной яви, / из пасмурной действительности… Сплю… / Все это сон… Сон пьяного поэта…, - и из любви автора к повторам, к окольцовке драматического сюжета, продолжает , - Повторный сон… Однажды вы мне снились: / какой-то бал… какая-то столица… / веселая, морозная…». И в этих строках из подтекста проступают ностальгические мотивы драматурга.

Возвращаясь к интригующему предупреждению о грядущей трагедии, прозвучавшему из уст Иностранца в первом акте, автор нагнетает атмосферу ожидания чего-то ужасного словами своего двойника о былом сне: «Что-то было в нем неладное». Еще бы! Маска короля, обман Гануса Мидией, устрашающая нарядность государства. О своей же стране Иностранец говорит, что там «нехорошо, нехорошо…». А фраза «вот я проснусь – скажу им, / какой король мне грезился прекрасный…» свидетельствует о желании автора вернуть невозвратимое – староустойную Россию, с прекрасным «королем», счастливую. Набоков в образе Иностранца мечтает о том, чтобы окружающая действительность оказалась сном, а не явью. Хочет проснуться, чувствуя «страх», «обман», и исчезает. Последняя речь Морна о невозвратимости былого подытоживает тоску автора по дворянской России, подчеркивает невозможность путешествия эмигранта назад – в «царство, плывшее в мечте».

Еще одним ярким примером авторского присутствия в пьесе с помощью образа-двойника является Прохожий из «Дедушки». Герой отличается сходством с автором не только по линии судьбы, но и по другим признакам: дворянин, сбежавший от топора палача (как Набоков от пожара революции) в двадцатилетнем возрасте; был приговорен к смерти ни за что; так же стал ценить мгновенья жизни после трагически потрясений. Ср.: «Мне было двадцать лет / в тот буйный год. Громами Трибунала / я к смерти был приговорен, - за то ли, / что пудрил волосы, иль за приставку / пред именем моим, - не знаю: мало ль / за что тогда казнили…». Даже, казалось бы, отличительные признаки автора и героя, свидетельствуют об их сходстве. Прохожий претерпел переломный момент в жизни Франции (революция 1789-93 годов), а Набоков – годы революции в России, которая мельком упоминается героем при перечислении стран, по которым он скитался. Скитания, кстати, были не чужды и самому Набокову. О неприкаянности, об отсутствии дома свидетельствует именование героя – Прохожий. В убийстве-самообороне Дедушки-палача Прохожим воплотилось подсознательное стремление автора к защите от топора советской власти, желание восстановить попранные права древних дворянских родов.

Мотив скитания, не только физического, но и духовного, ярко проявляется в пьесе «Скитальцы», повествующей о двух братьях, встретившихся после долгой разлуки и с трудом узнавших друг друга. Один из них, Разбойник, стремится навсегда забыть о родном доме, а второй – Проезжий – вернуться в края своего детства. По ходу пьесы братья вновь обретают почти забытые имена – Роберт и Эрик. В образе одного из братьев – Проезжего (из ряда все того же Иностранца, Прохожего) воплотился автор, грезящий о родимом гнезде: «Все счастие мирское / лишь в двух словах: «я дома»…». В рассуждениях Проезжего отразились тайные переживания Набокова: переосмысление трагической смерти отца, отъезд из России, боязнь смерти всего родимого, близкого. Ни один раз в пьесах встречается символ этих тревоживших душу писателя раздумий – человек в отцовском кресле: «Господи, - но если / все умерли, и в кресле / отцовском человек чужой сидит, / и заново обито это кресло, / и я пойму, что детство не воскресло, / что мне в глаза с усмешкой смерть глядит!».

Исходя из приведенных выше примеров, можно заключить, что авторское присутствие В.Набокова, помимо общей концепции организации драматического произведения, выражается с помощью введения в пьесу персонажа-двойника ее творца. В. Набоков всегда дает о себе знать, воплощаясь в образах скитальцев: Иностранце, Прохожем, Проезжем – эмигрантах. Из какой страны или какого дома они бы ни бежали, в каком бы пространстве-времени ни находились, эти образы являются зеркальным отражением авторской души, неотделимой от России и всего, что с ней связано. Тоска по Родине, боль за нее, пылающую в красном жестоком огне революции, вырывается наружу в словах двойников Набокова, сопутствует основному сюжету его пьес.