К.филол.н. Дедюхина О.В.
И.С.
Тургенев прежде всего рассматривается как писатель-реалист, создатель ярких
социальных типов, воплотивший на страницах своих произведений характерные
особенности идейной жизни России второй половины XIX века, поднимавший самые важные проблемы
современности. Однако в настоящее время в тургеневедении заметно усилился
интерес к ирреальному в поэтике писателя, что способствует воссозданию более
целостной картины его творчества. О двойственности, присущей и личности, и творчеству Тургенева, пишет А.
Труайя: «Рядом с человеком дневным, ясным, рассудительным, твердо стоящим на
земле, вырисовывался человек ночной, одолеваемый предчувствиями, ослепленный
видениями. За дневными, прекрасно построенными, основательными, ясными романами
следовали ночные повести, носившие отпечаток таинственности» [6, с.217]. Сплав
реального и ирреального, социальной, философской и психологической
проблематики, объективного изображения и мистических видений предстает в
повести «Призраки» (1864).
Как считается, повесть родилась из сновидения, рассказанного автором Полине Виардо в письме от 30 июля (11 августа) 1849 года, в котором писатель ощутил себя парящей над морем птицей: «В эту минуту я был птицей, уверяю вас, и, сейчас, когда я пишу вам, я помню эти ощущения птицы не хуже, чем вчерашний обед: все это совершенно точно и ясно запечатлелось не только в моем мозгу <…>, но и во всем моем теле, и это доказывает, что la vida es sueno, y el sueno es la vida» [8, с.492-493].
Исследователи творчества Тургенева высказывают ряд идей, по поводу того, что же такое «Призраки». Так, Д.Н. Овсянико-Куликовский называет повесть художественной апперцепцией смерти и связывает ее появление со страхом смерти у автора. «Одним из паллиативных средств избавиться от этого страха служит возвращение к мифу, к материалистическому взгляду на «душу» как на материалистическое существо» [3, с.67]. С.И. Родзевич полагает, что ряд картин в «Призраках» можно рассматривать как попытку «при помощи мечты заглянуть в тайники природы» [4,с.126]. По мнению В.Н. Топорова, Тургеневу «был свойствен дар реинкарнационных воспоминаний, которые он иногда пытался экстериоризировать в тексты…»[5, с.174]. Одним из подобных примеров исследователь называет повесть «Призраки», в которой описан, по его мнению, выход в измененное состояние сознания и расширение сознания путем взаимодействия как с внешним миром, так и с внутренним.
Ф.М. Достоевский в письме от 23 декабря 1863 года отмечал, что «Призраки» похожи на музыку, а музыка, по его мнению, «это тот же язык, но высказывающий то, что сознание еще не одолело (не рассудочность, а все сознание)…» [1, с.61]. С высказыванием Достоевского в чем-то созвучно мнение В.Н. Ильина: «Все этого типа произведения Тургенева поражают своей музыкальностью – они словно вообще “вышли из духа музыки”, самого реального и в то же время самого вещего и самого потустороннего из искусств»[2, с.49].
Одним из доминантных в повести оказывается мотив лунного света, помогающий автору создать таинственный, прекрасный и одновременно страшный мир. Символизм Луны сложен и многогранен. Традиционно Луна соотносится с женским началом мироздания, с иррациональной стороной бытия, выступает как субстанция, порождающая призраки, трансцендентальное. Таким образом, даже само название повести, «Призраки», оказывается соотнесенным с образом Луны. Вследствие бледности ее света, только полуосвещающего предметы, Луна связывается с воображением и фантазией. Повесть Тургенева имеет подзаголовок «Фантазия». Эпиграфом к повести послужили строки из стихотворения А.А. Фета «Фантазия» (1847), в котором поэт создает картину волшебной, чудной, звездной ночи, преображенной в сказку воображением влюбленных. Луна, согласно многим поверьям, является обиталищем душ мертвых, как считали индийцы, «души отдыхают на Луне в ожидании нового воплощения» [11, с.320]. В романтической традиции ночь – время, полное глубокого смысла, позволяющее прикоснуться к загадке бытия, способствующее активизации жизни души, Луна же – вечная покровительница влюбленных, хранительница их тайн. Кроме того, лунный свет обладает способностью преобразовывать действительность, создавая какой-то зыбкий, иллюзорный мир.
Образы главных героев произведения отличаются какой-то аморфностью, неопределенностью, неясностью. Единственное, что известно о герое-рассказчике, это то, что он, по-видимому, проявляет интерес к спиритическим сеансам. Таинственные события начинают происходить с героем, после того как луна «прямо глянула» ему в глаза. Вначале относясь скептически к возможности общения с призраками, постепенно он начинает верить в реальность существования Эллис. После прикосновения к таинственному миру жизнь героя меняется: начинаются болезни, и смутное ощущение чего-то неуловимо страшного не дает покоя, вызывая мысль о ничтожестве всего сущего.
Образ Эллис столь же неопределенен: она то ли привидение, скитающаяся душа, то ли злой дух, сильфида, вампир. Эллис, «белая женщина», является порождением лунного света: «след луны на полу начинает тихонько подниматься, выпрямляется, слегка округляется сверху…» [9, с.77], и появляется она, это свидетельствует о ее принадлежности к трансцендентальному миру. У рассказчика возникает мысль, что Эллис – сатана, так как она не знает Бога. Голос Эллис – шепот или шелест, что полностью соответствует представлениям древних о голосе духов. Возможно, образ Эллис навеян видениями самого Тургенева. Супругам Островским писатель рассказывал, что он видел привидение женщины-иностранки: «Я часто вижу эту женщину. Сегодня она молчала, а то она иногда скажет несколько слов, и всегда незначащих, притом по-французски» [7,с.75]. Многое в обрисовке Эллис указывает на то, что она вампир. Так, вначале она «как бы соткана из полупрозрачного, молочного тумана – сквозь ее лицо … виднелась ветка…» [9, с.81]. У нее «мертвенно-пристальный» взгляд, внушающий страх. Совершая полет с Эллис, рассказчик чувствует на губах «какое-то странное ощущение, как бы прикосновение тонкого и мягкого жала… незлые пиявки так берутся» [9, с.85]. Постепенно Эллис словно наполняется жизнью, приобретает более телесный цвет, «в темных глазах дрогнули живые искры» [9,с.88], губы покраснели. Перед окончательным расставанием с рассказчиком и своим исчезновением она уже не призрак, а живая женщина, ее губы «теплые, влажные, с кровяным запахом» [9, с.108]. Эллис стремилась напитаться жизнью, перейти из мира духов в земной мир, но ей это не удалось, помешала Смерть.
Сюжет «Призраков» построен как ночные путешествия героя с Эллис сквозь пространство и время то ли во сне, то ли наяву и состоит из ряда видений, иногда контрастирующих друг с другом. Толчком к развитию таинственных событий становится бессонница героя после посещения им спиритического сеанса. Сновидения или видения играют в повести сюжетообразующую роль, для писателя они оказались формой, способной с наибольшей полнотой воплотить его замысел. Тургеневу удается балансировать на грани сновидения и реальности, не давая однозначного ответа, происходили ли таинственные события, изображенные в повести, во сне или наяву.
День в «Призраках» предстает как нечто незначительное, все важные события совершаются ночью при свете луны. Именно в ночь, когда луна «все ярче выступала на посиневшем небе», герой ощущает себя словно попавшим в заколдованный круг, какая-то неодолимая, хотя и тихая сила увлекает его, он соглашается на первый полет с Эллис, отдается в ее власть и получает доступ к некоторым тайнам мира.
Первая картина, которую видит герой, – разъяренное море у острова Уайт, является воплощением страха и ужаса, той грозной силы, которой является Природа для человека. Следующая ночь, «великая ночь», как называет ее Эллис, открывается созерцанием тусклого пространства понтийских болот. Картина, наполненная атмосферой одиночества и заброшенности, в то же время не лишена красоты и величия. Дремотный гул, возникающий в ее конце подготавливает появление несметной толпы и Божественного Кая Юлия Цезаря. В данном видении предстает прошлое человечества как «многовековный» сон. Эта философская мысль Тургенева близка изречению Шопенгауэра: «Все, о чем повествует история, в сущности лишь длинный, тяжкий и запутанный сон человечества» [10, с.463].
Следующая картина полна умиротворения, пронизана сладостью и очарованием ночи. «Какой-то дымчато-голубой, серебристо-мягкий не то свет, не то туман» обливает рассказчика со всех сторон. Затем «начали выступать очертания прекрасных гор, лесов; озеро раскинулось… с дрожащими в глубине звездами, с ласковым ропотом прибоя». Услышав звуки молодого женского голоса, рассказчик спускается к роскошному мраморному дворцу, звуки льются из настежь раскрытых окон и прямо напротив поднимается «из лона вод высокий круглый остров» [9, с.92]. Это остров Isola Bella, прекрасный уголок, мир гармонии, в центре которого женщина, Душа мира. Обворожительная незнакомка поет итальянскую арию, улыбается, и все черты ее выражают полное наслаждение. Однако вступить в мир счастья, обрести гармонию в себе герою повести не суждено.
В следующем видении, отражающем историю России, создается картина адского насилия. Россия страшная, грозная, бунтарская, неуправляемая предстает в данном видении, предшествующем появлению Степана Тимофеевича Разина. Далее картину дополняет образ топора, как символа бунта, смерти. Герой чувствует, что кровь брызнула ему в лицо и на руки. Тема бунта продолжается в следующем видении – видении Парижа: Эллис и рассказчик летят над церковью святого Роха, на ступенях которой первый Наполеон пролил французскую кровь, затем над Итальянским бульваром, где третий Наполеон сделал то же самое. Герой видит толпы народа, «человеческий муравейник», который вызывает у него отвращение, не выдержав картины буржуазного Парижа с его сытостью, пошлостью, невежеством, он просит Эллис нести его прочь.
Германия, напротив, изображается Тургеневым как таинственный, зачарованный мир, страна, в которой сны персонифицированы. «По самой середине одной из аллей, между стенами стриженой зелени, жеманно подавая руку даме в напудренной прическе и пестром роброне, выступал на красных каблуках кавалер, в золоченом кафтане и кружевных манжетах, с легкой стальной шпагой на бедре… Странные, бледные лица…» [9,с.102]. Это и есть сны. Горы, старый лес, ясное небо, дикие козы, развалина башни, золотая звездочка, черное озеро, томные звуки эоловой арфы, лунный дым – вот образы, при помощи которых Тургенев изображает Шварцвальд, «страну легенд». «И над всем этим безмолвным разнообразием задумчиво царит луна» [9, с.102]. Созерцание далекого от крови и пошлости, чудного, возвышенного мира подготавливает появление стаи журавлей, олицетворяющих волю к жизни. Птицы противопоставляются человеку, герой-рассказчик приходит к выводу, «что таких людей, каковы эти птицы, в России – где в России! в целом свете немного» [9, с.104].
Последнее видение – картина Петербурга, «больного» города: «пустые, широкие, серые улицы», «серовато-беловатые, желто-серые, серо-лиловые, оштукатуренные и облупленные дома с их впалыми окнами, яркими вывесками, железными навесами, деревянными овощными лавчонками» [9, с.104]. Над Петербургом то ли ночь, то ли больной день, кругом царит печаль, румянец вечерней зари – «чахоточный» [9, с.105].Ключевыми образами современного Тургеневу Петербурга выступают солдат на часах у пирамидки ржавых ядер и олицетворяющая молодое поколение девушка в окне «в измятом шелковом платье», с папироской, как символом эмансипированности, во рту и с томом сочинений «одного из новейших Ювеналов» [9, с.105].
Все картины человеческой жизни вызывают у рассказчика чувство отвращения. Размышления о ничтожестве человека подготавливают появление Смерти, которая предстает в повести как нечто непонятное, не имеющее определенного образа. Смерть изображается как могучая, слепая сила, вызывающая ужас и обладающая властью над всем сущим. С появлением солнца исчезает все, в том числе и Эллис.
Итак, мотив лунного света способствует созданию Тургеневым в повести «Призраки» романтически-загадочного, прекрасного и подчас вселяющего ужас мира. В то же время повесть «Призраки» является художественным воплощением философемы П.Кальдерона «жизнь есть сон», и речь идет о том, что жизнь всего человечества, его история подобны сну. Контаминация мотивов сна/видения и лунного света актуализирует философскую проблему иллюзорности человеческого бытия.
Литература:
1.
Достоевский Ф.М. Полн.
собр. соч.: В 30т. – Л., 1973-1986. – Т.28, кн.2.
2.
Ильин В.Н. Оккультизм
Тургенева // Литературное обозрение. – 1994. - № 5/6. – С. 49-52.
3.
Овсянико-Куликовский
Д.Н. «Довольно» и «Призраки» // Овсянико-Куликовский Д.Н. Статьи о Базарове и
его времени. – М., 1924. С. 37-88.
4.
Родзевич С.И. Тургенев и
символизм // Родзевич С.И. Тургенев. Сб. ст. – Киев, 1918. – С. 117-138.
5.
Топоров В.Н. Странный
Тургенев: (Четыре главы). – М., 1998.
6.
Труайя А. Иван Тургенев.
– М., 2005.
7.
Тургенев в воспоминаниях
современников: в 2т. – М., 1969. – Т.2.
8.
Тургенев И.С. Полн.
собр. соч. и писем: В 28т. – Письма: В 13т. – М.-Л., 1961-1967. – Т.1.
9.
Тургенев И.С. Полн.
собр. соч. и писем: В 28т. – Соч.: В 15т. – М.-Л., 1960-1968. – Т.9.
10. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление: В 2т. –
М., 1993. – Т. 2.
11. Элиаде М. Трактат по истории религии: В 2т. – СПб.,
1999. – Т.1.