К.ю.н, профессор Н.Н. Тарусина
Ярославский государственный университет им.П.Г.
Демидова, Россия
Ребенок как семейно-правовая
дефиниция*
Дефинитивная бедность
российского семейного закона (в отличие, например, от белорусского, казахского,
украинского и др.) обусловлена не только объективными, но и субъективными
причинами. В частности, спорной позицией о невозможности дать определения
ключевых явлений семейно-правовой действительности – брака, семьи и др. [1].
Одним из ярких
образцов попытки нормативно-правового дефинирования является определение
понятия «ребенок». Оно, безусловно, имеет конвенционный характер и на
всеобщность подхода не только не претендует, но и не может претендовать: для
психолога ребенок – человек с несформировавшимся сознанием и эмоциональным
рядом, для старинного литератора – недоросль, для родителей – плод любви,
существо плоть от плоти, продолжение рода, опора в старости, для юриста – особо
охраняемый субъект права, в силу возраста и государственной заинтересованности
в эволюции общества, а не в его вымирании за бездетностью или «детностью»
невоспитанной и недокормленной.
По мысли российского
законодателя времен 1995г. (ранее, как известно, попыток официального
дефинирования не было [2] «Ребенком признается лицо, не достигшее возраста
восемнадцати лет (совершеннолетия)» (п.1 ст.54 СК РФ). По верному предположению
О.И. Величковой [3] это формально-юридическое суждение появилось вслед и в
относительном соответствии с дефиницией, предложенной Конвенцией ООН о правах
ребенка: «Для целей настоящей Конвенции ребенком является каждое человеческое
существо до достижения 18-летнего возраста, если по закону, применимому к
данному ребенку, он не достигнет
совершеннолетия ранее». Как видим, Конвенция, на что уже обращалось
внимание нами и другими авторами ранее, употребляет иное родовое понятие (не
«лицо», а «каждое человеческое существо»), отражает вариативность юридических
возможностей законодательства той или иной страны, остается нейтральной к
вопросу о начале жизни ребенка, ее прекращении оперативным вмешательством и не
вполне определенной относительно взаимодействия таких юридических
характеристик, как совершеннолетие и дееспособность. Впрочем, в преамбуле
Конвенции дается разделяемая ею ссылка на Декларацию прав ребенка 1959г. о том,
что «ребенок, ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в специальной
охране и заботе, включая надлежащую правовую защиту, как до, так и после
рождения», в норме п.1 ст.12 косвенным образом признается определенный и
индивидуализированный объем его «общеправовой дееспособности» в соответствии с
возрастом и зрелостью, положения п.2-3 ст.38 опосредованно свидетельствуют о
необходимости возрастного ограничения (15-тью годами) «специальных
обязательств» ребенка (непосредственно – в вопросе призыва на военную службу).
Буквальное толкование
дефиниции п.1 ст.54 СК РФ не позволяет
констатировать допущение законодателем каких бы то ни было исключений,
связанных с наступлением ранней дееспособности и уж тем более – с охраной прав
и интересов неродившегося ребенка. Отсюда – кажущийся парадокс:
несовершеннолетний, вступивший в брак или эмансипированный, по смыслу указанной
нормы остается ребенком, а в
соответствии с гражданским законодательством перестает им быть [4]. Этот
парадокс, разумеется, нивелируется
другими нормами семейного права, что, впрочем, не снимает с базовой нормы
обвинения в несовершенстве, очевидной неточности. Так, в соответствии с
правилом ч.3 п.1 ст.56 СК РФ дееспособный несовершеннолетний может
самостоятельно осуществлять свои права и обязанности, норма п.2 ст.120 СК РФ
исключает его право на алименты от родителей, правило п.2 ст.61 СК РФ на
основании факта вступления несовершеннолетнего ребенка в брак или приобретения
им полной дееспособности в рамках других законных обстоятельств прекращает
семейное правоотношение «родители-дети».
Справедливо не
удовлетворяясь указанными компенсациями недостатков нормы п.1 ст.54 СК РФ,
А.И.Величкова предлагает ее новую редакцию: «Ребенком признается лицо (каждое
человеческое существо) до достижения возраста восемнадцати лет либо до вступления в брак или до
приобретения полной дееспособности по другим основаниям» [5].
Однако в этой дефиниции
все же заложена определенная дисгармония. Она проистекает, видимо, из
представления о безусловном базисном значении
гражданской дееспособности для семейной. Но это не так. Во-первых, «досрочная»
гражданская дееспособность не ведет к возникновению брачной дееспособности –
скорее всего этот факт окажется значимым при процедуре снижения брачного
возраста (п.2 ст.13 СК РФ). Например, эмансипированный не вправе заключить
брачный договор, так как субъектом этой сделки может быть только супруг или
лицо, вступающее в брак (ст.40 СК РФ), то есть дееспособному (в
гражданско-правовом смысле) надо еще получить решение о снижении брачного
возраста. Норма п.2 ст.62 СК РФ, предоставляя несовершеннолетним внебрачным
матери и отцу родительскую дееспособность, не связывает это с эмансипацией.
Соответственно отсутствие брака и/или эмансипации квалифицирует данную
«досрочную» родительскую дееспособность как исключительно семейную. Нет
логической и юридической увязки между 6-летним (п.2 ст.28 ГК РФ), 10-летним
(ст.57 СК РФ) и даже 14-летним (ч.2 п.2 ст.56 СК РФ) несовершеннолетними, на
что мы и другие авторы неоднократно указывали [6]. Следует также заметить, что
по смыслу гражданского и семейного законодательства при расторжении брака до 18
лет несовершеннолетний сохраняет полную гражданскую дееспособность, а для
регистрации другого брака должен вновь проходить процедуру снижения брачного
возраста, то есть становится не брачнодееспособным, как бы возвращается в этой
части пространства своего статуса в «семейно-правовое детство». В этой связи
весьма спорной является норма ч.2 п.2 ст.13 СК РФ о праве региональных
законодателей предусмотреть возможность снижения указанного возраста ниже
федерального предела (с 16 до 14 лет), поскольку на практике реализация таковой
возможности, как правило, не обусловлена культурологическими и тому подобными
обстоятельствами [7]. Поскольку же вступление в такие ранние «региональные
браки» сопровождается наступлением «региональной дееспособности», это
сомнительно вдвойне.
Следовательно,
необходимо либо нерушимо связать семейную и гражданскую дееспособности – и по
содержанию, и по возрастным границам, что сомнительно, либо уточнить в
дефиниции ребенка о какой, собственно, дееспособности идет речь, либо аккуратно
уйти от конкретного ответа, поскольку он не может быть универсальным. Например,
можно почти повторить и формулу Конвенции: ребенком является каждое
человеческое существо до достижения 18-летнего возраста, если по закону, применимому
к данному ребенку, этот статус не прекращается ранее.
Что касается правового
бытия и небытия ребенка до момента его первого вздоха, то оно весьма и весьма
неопределенно. С одной стороны, во-первых, отсутствует четкая, аксиоматичная и
универсальная позиция законодателя о начальном моменте жизни человека: зачатие,
2 недели после зачатия, 12-ти недельное развитие эмбриона (именно данный срок
беременности существенно ограничивает право женщины на аборт) и т.д. [8].
Во-вторых, выработку позиции затрудняет признанное в целом ряде правовых систем право, пусть и относительное,
женщины распоряжаться своим телом, включая возможность прерывания беременности
[9].
С другой стороны, и
европейское, и российское законодательство содержит определенные констатации по
вопросу охраны интересов неродившегося ребенка – на конституционном или ином
общеправовом уровне (Словакия, Чехия, Ирландия, США и др.), на уровне
отраслевом – гражданско-правовом (охрана наследственных интересов),
уголовно-правовом и др. (Голландия, Германия, Россия и др.) [10]. Конвенция о
правах ребенка, как мы уже отмечали, содержит общее положение обсуждаемого
типа.
Тем не менее
большинство российских цивилистов полагают, что речь не идет о субъекте права:
из того, что проточеловек в будущем им станет, не следует вывод о наличии у
зачатого ребенка элементов правоспособности и некоторого комплекса субъективных
прав еще до рождения – речь идет об охране законных интересов неродившихся
детей [11].
Видимо, в рамках
действующего российского законодательства возможно лишь подобное компромиссное
решение, хотя не все юристы согласны с сохранением status quo [12].
Допускаемая законом коллизия интересов общества, женщины и ребенка на данном
этапе не устранима. В то же время, необходимо дополнить норму п.1 ст.54 СК РФ
также положением о том, что в предусмотренных законом случаях осуществляется
охрана интересов неродившегося ребенка.
Литература:
1. Тарусина Н.Н.
Российский семейный закон: между конструктивностью и неопределенностью.
Ярославль: ЯрГУ, 2012. С.16-61.
2. Тарусина Н.Н.
Семейное право: очерки из классики и модерна. Ярославль: ЯрГУ, 2009. С.280.
3. Величкова О.И. О
понятии «ребенок» в свете положений Семейного кодекса РФ и Конвенции о правах
ребенка //Семейное право на рубеже XX-ХХI веков: к
20-летию Конвенции ООН о правах ребенка М.: Статут, 2011. С.149-152.
4. Величкова О.И.
Указ.соч. С.149-152.
5. См.: Величкова О.И.
Указ. соч. С.152.
6. Ребенок как
юридическая фигура семейно-правового пространства//Вестник ЯрГУ им. П.Г.
Демидова. Гуманитарные науки. 2011, №1. С.54-59; Скоробогатова В.В.
Правосубъектность граждан в российском гражданском праве: Автореф.дис. …
канд.юрид.наук. Екатеринбург. 2010. С. 19-21. И др.
7. Антокольская М.В.
Семейное право. М., 2010. С.133-134; Михеева Л.Ю. Десятилетний юбилей СК РФ:
итоги и перспективы развития семейного законодательства//Семейное и жилищное
право. 2007. №1. С.41.
8. Романовский Г.Б.
Юридическое определение момента возникновения права на жизнь//Государство и
право. 2006. №4. С.74; Ковлер А.И. Антропология права. М., 2002. С.428; Резник
Е.С. Право на жизнь: гражданско-правовые аспекты. М.: Юрлитинформ, 2010.
С.26-30.
9. Хазова О.А.
Гендерная экспертиза семейного законодательства/под ред. Л.Н. Завадской. М.,
2001. С.125-126.
10. Беседкина Н.И.
Права неродившегося ребенка//Государство и право. 2006. №4. С.55-56;
Романовский Г.Б. Указ. соч. С.74.
11. Малеина М.Н.
Личные неимущественные права граждан: понятие, осуществление, защита. М., 2000.
С.60.
12. Резник Е.С. Указ.
соч. С.57.