Филологические науки / Риторика и стилистика

Малиенко А. В.

Днепропетровский национальный университет

О метаморфозах литературной готики

в истории европейской культуры

Обновление восприятия готицизма в англоязычном литературоведении последних десятилетий во многом связано с чредой ярких преображений готики в западноевропейской культуре XX в., ставших новым этапом в истории готического письма. Литература ужасов (literature of terror) (Э. Клери), ведущая свое начало от произведений создателей жанра, А. Рэдклифф, М. Г. Льюиса, М. Шелли, Ч. Р. Мэтьюрина, и многогранно преломившаяся в творчестве писателей XIX столетия, сестер Бронте, У. Коллинза, Диккенса, Ш. Ле Фаню, Стивенсона, О. Уайльда, Конан Дойла и др., оценивалась современниками, а затем историками литературы XX века, прежде всего, как формульный тип художественной прозы, авторы которого мыслят набором поэтологических клише, ориентированных на эстетику сенсационной событийности (образы невинных героинь / коварных злодеев, темы бегства / преследования, мотивы тайны, преступления, невероятных совпадений, неожиданных развязок), а степень художественного мастерства ее создателей определяется искусством комбинации. В научных описаниях «классического» этапа эволюции жанра, готика присутствует в качестве модели, отмеченной высокой степенью деиндивидуализации творчества, представленной произведениями авторов-дилетантов: либо аристократов, любителей старины, бравшихся за перо скорее ради забавы (Х. Уолпол, У. Бекфорд, М. Г. Льюис), либо малообразованных женщин среднего класса, для которых сочинение сенсационных романов нередко становилось успешным ремеслом (Ш. Смит, А. Рэдклифф и др.). Современные специалисты замечают, что в литературно-критических трактовках готицизма, принадлежащих как хранителям эстетических норм XVIII – XIX вв., так и академической традиции XX в., независимо от того, какой историко-литературной перспективе отдавалось предпочтение, готике в ее различных ипостасях («классической», викторианской, неоготике рубежа XIX – XX вв.) была отведена роль «иной» культурной парадигмы, темной стороны «доминантных нарративов» («the dark other of “mainstream narratives”»): будь то проза великих романистов XVIII в. (Д. Дефо, Г. Филдинга, Т. Смоллетта), поэзия романтизма (С. Т. Колридж, Байрон, П. Б. Шелли, У. Вордсворт) или викторианская «high culture» (реалистический роман, идеи социального порядка и прогресса). С высокой культурной позиции, закрепленной за пространством большой Литературы, готика, отмечает один из ведущих современных интерпретаторов готицизма, Ф. Боттинг, не только означала массовое чтение, но и оставалась темным подводным течением («a darker undercurrent») самой литературной традиции: репрезентируя популярные и часто маргинализированные формы письма «в исторические периоды, соотносимые с высокими литературно-эстетическими системами Романтизма, Реализма, Модернизма, готика проступает как нить, определяющая британскую литературу» [1, р. 16].

Исследователь констатирует, что в XX веке готические образы продолжают «отбрасывать тень» на процесс эволюции модернити посредством своеобразных «counter-narratives», демонстрирующих изнанку идеалов просвещения и гуманистических ценностей, конденсируя в себе «множество вполне осознанных угроз этим ценностям, ассоциирующихся со сверхъестественными и природными силами, воображаемыми крайностями и иллюзиями, религиозным и человеческим злом, социальным нарушением норм, ментальной дезинтеграцией и духовным разложением» [1, р. 2]. Готика оставляет за собой по праву принадлежащее ей пространство массовой литературы: вторая половина столетия отмечена всплеском литературных форм, широко эксплуатирующих темы и приемы английской готической прозы конца XVIII – начала XIX вв. (женский роман, кровавый детектив, мистический триллер, научная фантастика, фэнтези). Но то же время, «gothic fiction» постепенно освобождается от маргинального статуса: возникает ощутимый уже на модернистском этапе и все более нарастающий к концу столетия резонанс «высокой» культуры и «готической» традиции, где важным оказывается сращение готических тем с нарративными приемами постмодернистской прозы (В. Набоков, К. Воннегут, А. Картер, Дж. Фаулз, П. Зюскинд, представители школы «магического реализма» Х. Л. Борхес, Г. Г. Маркес и др.).

Ситуацию «балансирования» готики в истории культуры на стыке «серьезной» и «популярной» литератур, как важную примету поэтического мышления ее создателей, Дж. Э. Хогл, автор вступительной статьи к «Кэмбриджскому путеводителю по готике» (1999), полагает, можно объяснить межжанровым статусом «novels of terror», лежащим в основе литературного эксперимента «отца» готической традиции, Х. Уолпола. В предисловии ко второму изданию «Замка Отранто» (1765) заявляя о попытке смешения двух типов романа («two kinds of romance, the ancient and the modern»), Х. Уолпол отчасти предполагает скрещение форм, с одной стороны, средневекового рыцарского романа (romance) и неоклассической трагедии, апеллирующих к ценностям старой аристократии, а с другой – современной художественной прозы (novel), активно использующей комическое начало, стремящейся к достоверности воссоздания мира повседневности и ориентированной на растущий и завоевывающий все большее влияние средний класс. В выборе жанрового маркера – второе издание «Замка Отранто» Х. Уолпол дополнил также подзаголовком «a Gothic story» – Дж. Э. Хогл видит способ примирить элементы, органичные высокой литературной эстетике (эпос, метрический romance, трагедия), со стихией низовой культуры (комедия положений, фольклорные суеверия, современная художественная проза) [1, р. 8]. Сталкиваясь с непростой задачей истолкования текстов литературного готицизма в меняющемся культурном контексте XX столетия, специалисты подчеркивают изначально многослойную природу готического письма, несущего важные смысловые пласты для различных поколений читателей, рождающие по сей день пеструю мозаику прочтений.

Литература:

1. Botting F. Gothic. – L., 1996.

2. Hogle J. E. Introduction: The Gothic in western culture // The Cambridge Companion to Gothic Fiction. – Cambridge, 1999.