Исмаилов М.А.

д.ю.н. проф., Рук. НИЛ

 обычного права ДГУ

Багомедова Л.С.

соискатель

кафедры истории

государства и праваДГУ

 

 

Эволюция адатного права

Дагестана -  методологический и историко-правовой аспект.

 

  Практика игнорирования историко-правовых и этнокультурных традиций  приводит к утрате многих   качеств  права, составляющих его своеобразие, и нарушению преемственности в развитии национального права. При грамотном научном подходе практическое применение  нормативно-правовой культуры имеет широкие перспективы о чем можно говорит к примеру имея в ввиду примирительное правосудие

. Главной особенностью современного этапа развития истории права   является применение междисциплинарных подходов к ее познанию, широкой интеграции истории в смежные научные отрасли познания, смелое обновление методологического арсенала в конце XX века, которое поставило историю в один ряд с «серьезными» естественными и точными науками. То, к чему пришла в настоящий момент историко-правовая наука    имеет под собой надежную основу, состоящую из методологических концепций и понятийного аппарата предшественников.

Часто мы встречаемся с искажением содержания исторических явлений, неверной интерпретацией исторических фактов, некорректной обработкой источников все это является результатом того, что исследователь плохо представляет себе предметную область науки, а, следовательно, до конца не видит ее специфики, неверно выбирая методы ее познания результатом этого является выпуск работ, к примеру, по Истории России с совершенно фантастическими данными и интерпретацией минувшей истории   .   

Стремление власти построить в России демократическое правовое государство, которое  четко     озвучено Д.А.Медведевым не сочетается со стратегией отрицания и подавления правового разнообразия. Децентрализация Российской Федерации и расширение самоуправленческой деятельности населения к примеру в Дагестане требуют восстановления связей между официальным правом и его общественными истоками, в том числе адатом и в какой-то степени и мусульманским правом.  Отметим некоторые теоретико-методологические аспекты этой проблемы, которая легла в основу данной статьи.

В теоретико-методологическом аспекте наиболее актуальной является проблема соотношения адатного  права и современного российского  законодательства. Историческая практика уже доказала, что игнорирование адатов, неприятие их в качестве непременного компонента правового развития общества приводит к серьезным несоответствиям юридической действительности и законодательства, понижению уровня правовой культуры и даже в определенной степени деградации общества.

Не стоит пренебрегать опытом, накопленным  адатно-правовой системой   по организации правомерного поведения членов общества. Опираясь только на внутреннюю организацию и систему самоуправления, джамаат сдерживал  серьезные социальные противоречия и конфликты.   Глубоко усвоенные, ушедшие в подсознание адатные представления о правде, справедливости и достоинстве стали неотъемлемой частью правосознания. Поэтому современный преобразовательный процесс не следует основывать на отрицании самобытности и исторического опыта. В противном случае перенасыщение модернизационной стратегии новациями, рецепцией и субъективными решениями, по меньшей мере, загубит благие начинания реформ, а в худшем случае − приведет к серьезным общественным катаклизмам, более того это будет воспринята  как наступления на традиционный уклад жизни ,чем воспользуются те которые имеют совершенно другие мотивы и  цели.

В лаборатории обычного права был проведен   анализ правового опыта народов Дагестана, что позволило выяснить, какие исторические формы нормативного регулирования современное государство может без особого ущерба для своего суверенитета вернуть гражданскому обществу.     

Изучая мировоззрение горцев, своеобразные формы и стереотипы их мышления, т.е. то, что в современной науке именуется групповым менталитетом, мы рискуем «навязать» прошедшей эпохе наши сегодняшние представления и опыт. Подобного рода релятивизм в историко-правовом исследовании неизбежен, кафедра истории государства и права и лаборатория обычного права ДГУ определили контур научных изысканий историко-правовых проблем методологического характера. Между тем его можно уменьшить, правильно сформулировав проблему и составив «вопросник», с которым мы обращаемся к источникам. Предпосылки для такого подхода были заложены еще в ХIХ веке. [1]   Однако углубленное изучение интересующего нас материала в аспекте истории правосознания было невозможно, пока оставались неисследованными наиболее общие закономерности развития права народов Дагестана представленные в памятниках права.

 Не будучи политическими трактатами, памятники  права отражают во многом обыденное правосознание своего времени. Поэтому встречающиеся в них разрозненные положения необходимо взаимоувязывать и таким образом реконструировать отражаемую ими политико-правовую концепцию, т.е. ханскую юрисдикцию, «вольное» общество, джамаат и т.д. Сегодня, как представляется, существуют необходимые предпосылки для более глубокого изучения права и правовых взглядов, зафиксированных в памятниках обычного права и локальных правовых материалах. Во-первых, ныне исследователь располагает большим количеством публикаций, хотя еще не все они удовлетворяют критическим требованиям, предъявляемым к изданиям источников. Во-вторых, за последние годы наукой сделан огромный шаг вперед в изучении правовой культуры и памятников права, в том числе дагестанских.

Мы солидарны с известным востоковедом Айтберовым Т.М., что дагестанский юридический материал на восточных языках – особенно, принадлежащий к той эпохе, что предшествовала Кавказской войне и внедрению имамами шариата на Восточном Кавказе, а поэтому интересной для правоведа, – представляет собой весьма характерный вид письменных источников   Айтберов  Т.М. в определенной степени обозначил вектор научного поиска, в том числе и в, части методологии. Это,   «договора» (къот1и), «соглашения» (рекъей) и постановления, исходящие от горских общин-джамаатов (таковыми могут быть волости, единичные села или горские городки) или от местных князей-правителей (ханов, нуцалов, уцмиев и т.д.). Что же касается более или менее пространных кодексов, то они попадаются в руки представителей современной науки довольно редко, особенно те, что относятся ко времени ранее XVIIIв.

Первой задачей, встающей перед исследователем, который углубился в изучение адата, общин и государств Дагестана, является – как ни странно – правильное понимание содержания юридического текста, на котором концентрирует он свое внимание в данный конкретный момент, текста написанного на каком-либо восточном языке. Дело в том, что тексты названной категории (это прежде всего договора, соглашения и постановления  по тем или иным вопросам государственного и уголовного права) дошли до нас по большей части в копиях XVIIIXXвв., а следовательно с техническими ошибками (описки, пропуски и т.п.), которые допустил тот или иной переписчик. Нельзя здесь также не отметить, что указанная группа дагестанских текстов была изначально составлена на языках совсем не тех племен и народов, для исполнения юридических нужд которых эти тексты предназначались, а прежде всего по-арабски и по-русски. Пример тому найденный список Рустем-хана Гаджиевым Р.М. в с Сагада на кайтагском диалекте даргинского языка, джамаат того села имеют свой язык-цезский в обиходе аврский, бежтинский и тут Постановления уцмия есть над чем задуматься. На данное обстоятельство специально обращается  нами внимание по той простой причине, что указанные языки представляют собой орудия высокоразвитых цивилизаций Евразии и мусульманского Востока. Это же,  в свою очередь, может подвести кавказоведа наших дней к представлению о более сложном устройстве правового «поля» на изучаемом им  пространстве, чем  было это в реальной жизни.

 Следует, видимо, указать здесь и на то, что дагестанский пласт письменного материала     донес до науки сегодняшних дней особо старые, по меркам Северного Кавказа, образцы горской речи, зафиксированные арабскими буквами[2]. Это обстоятельство наводит, в свою очередь, на не бесполезные, думается, мысли. Дело в том, что упомянутый материал (так называемый аджам) заставляет  полагать, относительно дагестанского речевого стиля (подразумевается здесь, в первую очередь, построение предложений), что он отличался, причем довольно сильно, от стиля арабского, даже средневекового, и от стиля русского. Понятно, что указанное обстоятельство, как и забвение к настоящему времени определенной части местного словарного фонда, особенно социально-административно-политической и юридической терминологии, значительно затрудняет работу специалиста, который занят изучением адатов этнических дагестанцев.

По мнению Т.М. Айтберова непростым моментом для современного ученого является также деятельность его на поприще отождествления арабской, тюркской, русской, грузинской и западноевропейской терминологии (встречаемой в изучаемых им текстах) с дагестанскими терминологическими реалиями. Речь тут идет, прежде всего, о раскрытии реальной семантики того или иного юридического термина, - по текстовому происхождению своему русского, к примеру, или западноевропейского, арабского или же тюркского, - зафиксированного в материале, который служит ему объектом исследования. Это же касается, кстати, и аналитической работы над социально-административными, судебными и, несомненно, иными терминами, упоминаемыми в письменном источнике, несущем информацию об определенном этнополитическом объединении.

Обращаем внимание на сказанное по той причине, что незнание дагестанских языков  (их старых форм), в том числе их лексического фонда, ведет на практике к довольно неприятным результатам. К числу последних относится: либо относительно плохое понимание отдельных абзацев внутри местных юридических текстов, либо фактическое непонимание большей части содержания последних.  

Опыт работы над дагестанскими памятниками обычного права, записанными на восточных языках, изученный Т.Айтберовым показал , что (наряду с использованием положений названных выше) переводчику трудно будет  здесь обходиться  без частого привлечения той или иной местной устной традиции, говорящей о преступлениях, наказаниях, суде  и т.д. Последняя же, как известно, донесена до нас людьми, которые посещали Северный Кавказ в XVIIIв., а особенно в XIX - начале XX вв.; прежде всего речь идет тут о представителях России, писавших преимущественно по-русски. Вместе с тем, однако, опора только лишь на устный  материал, зафиксированный на бумаге лицами указанной категории, без постоянного привлечения дагестанских текстов на восточных языках, очень даже может привести самого вдумчивого исследователя к неверным выводам.

        В тех же редких случаях, когда в руки собирателей обычного права попадали сборники «адатов», используемые царской администрацией в своей конкретной практике, то  отмечали они, причем не без удивления (особенно это имело место в отношении территорий, которые входили ранее в состав Имамата),  что обычное право тут, по сути дела, самый настоящий шариат[3].

   Одновременно, дагестанский народ,   рассматривал адат как зловредное средство, разжигающее распри в местной среде. Здесь нельзя, по-видимому, не вспомнить, что даже российские служащие, причем из потомственных христиан, отмечали, после окончания Кавказской войны, что в результате внедрения царскими властями на Кавказе обычного права «умножились» там «воровство, убийства, увоз женщин», то есть похищение их. Одним словом, к концу XIX - началу ХХвв. для многих чиновных лиц, служивших тогда в пределах Кавказа, стало  очевидным, что главным итогом борьбы Империи за возрождение в регионе  обычного права оказалась, в конце концов, «общая деморализация» воцарившаяся тут среди населения[4].

  М.М. Ковалевский,  писал,   что «точное применение правил народного адата», то есть обычного права, «является» откровенным «препятствием к поддержанию внутреннего порядка и спокойствия в едва замиренном» русскими Кавказском «крае»[5].

Некоторые исследования зарубежных ученых (Клапрот,Дирр,и др.) также содержат важные наблюдения за развитием права Дагестана. Характерная черта зарубежной историографии по данной проблеме – стремление к использованию источников «второго эшелона», которые дают новый материал для изучения ментальности.[6] В тот же ряд, как представляется, могут встать и памятники обычного права. Следует отметить, что положения таких работ надо использовать осторожно и критически, поскольку они в значительной части выходят за хронологические рамки нашей темы.

 Методология отбора и изучения этнографических источников и памятников права Дагестана имеет свою специфику.  Сформулировать общий подход к отбору источников для исследования данной темы несложно: они должны содержать высказывания о праве, справедливости и других подобных ценностях. Труднее обосновать принцип их отбора в пространстве и во времени.   

Методология исследования обычного права в аспекте истории политико-юридической мысли в должной мере еще не разработана. Поэтому здесь мы учитываем, с одной стороны, опыт, уже накопленный наукой. С другой – особенности изучаемого материала.   

Приступая к выяснению содержания адата, надо критически отнестись к источникам, из которых мы черпаем сведения о его нормах. Ввиду того, что имеется много давних записей обычного права вообще и обычного права народов Дагестана, в частности, особенно важно выработать методы максимально объективной оценки сведений об адате.

Эти записи очень ценны, поскольку они производились в то время, когда влияние   российского права еще сильно не отразилось на адаты   горцев.[7]. Поэтому было записано много обычаев о войне, о кровной мести, о ишкиле (насильственном угоне скота) и т.д. Такие записи имеют много недостатков, поскольку составляющие их лица большую часть местных традиций не принимали во внимание, не учитывали сословно-классового деления населения изучаемого ими региона и не выясняли хозяйственных причин возникновения сообщаемых ими обычаев.

Сложна и методика уяснения сути адатов, например, в «Кодексе» Умма-хана Аварского, как и в документе «Постановления», составленным уцмием Рустем-ханом, адаты общин перемешаны с законами, изданными этими правителями, и положениями других памятников права,также остается дискуссионным   вопрос о авторстве «Кодексе» Умма-хана Аварского и также что до сих пор  не найден Постановления Рустам-хана в оригинале

Чтобы установить, действительно ли адаты таковы, как их записали, надо сравнить различные имеющиеся сведения и объяснить причину их разноречия. Следующим важным приемом является установление места и времени не только возникновения того или иного обычая, но и его записи, поскольку на содержание таковой оказывает большое влияние окружающая обстановка. Далее чрезвычайно важно выяснить, под влиянием чего и для каких целей производились данные записи.  

Такова в принципе проблема методологии   адатного права народов Дагестана. В сегодняшней историко-правовой литературе идет ожесточенный спор  между представителями формационного и цивилизационого подходов. Нам кажется,  что  нельзя  становясь  на точку зрения какой-либо из противоборствующих сторон, мы считаем и  хотим  подчеркнуть мысль о том, что мы должны, не абсолютизируя     идеологические  догматы   марксизма,   монополию   одной идеологии, а надо исходить из  реального  изучения  конкретных  историко-правовых  событий.

 



[1] В 1875 г. в Москве прошел съезд юристов, на котором было принято решение о создании Правительственной комиссии по собиранию и систематизации материалов по обычному праву.     В 70-х годах XIX в. этнографами также были изданы программы по методике сбора данных о народных юридических обычаях.

[2] Айтберов Т.М. Аваро-арабская надпись из селения Корода (XIII-XIVвв.). – жур. «Эпиграфика Востока». Т. XXIII. Л., 1985, с.79-81;   Айтберов Т., Абдулкеримов М. О древних памятниках письменности на аварском языке. – жур. «ЛД». Махачкала, 1990, №4, с. 79-82 (на авар. яз.).

[3] Бобровников В.О. Мусульмане Кавказа - обычай, право, насилие: очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана. М., 2002, с. 168.

[4] Эсадзе С. Историческая записка об управлении Кавказом. Т.1. Тифлис, 1907, с. 194.

[5] Ковалевский. Закон и обычай, т.1, С. 280.

[6] Dirr A. Aus dem Qewohnheitsrecht der Kaukasischen Bergvolker. Zeitschrift fur Verglechende Rech Nissenschaft. 41. 1926. S. 2.

[7] Термин "правовой плюрализм" используется для обозначения одной из наиболее интересных и в то же время противоречивых концепций, встречающихся в литературе по теории права.