Падеж как семантическая категория

Мартин Браксаторис, Философский факультет Университета имени Коменского в Братиславе, Кафедра словацкого языка

Введение

Определение понятий имеет важное значение для дальнейшего применения исследовательских методов. Понимание категории падежа как категории определенного типа (морфологический : синтаксический : семантический), определяет объект познания, и тем самым влияет на выбор средств его исследования. В настоящее время применяется ряд концепций, из которых ни одна не является совсем консистентной (бесспорной). Если считать падеж семантической категорией, он относится к сфере означаемого, и тем же самым является абстрактной сущностью. Если считать его формальной категорией, он отностится к сфере означающего, являясь также абстрактной сущностью - свойством идеального знака. Если падеж - это своего рода значение (или же свойство, способ конструирования значения и т. п.), его можно определить независимо от других слов в предложении. Если его будем считать синтаксической категорией, мы должны определить его примерно как параметр валентности.

Методология настоящего труда основывается на предпосылке, что применением падежа в качестве аналитического понятия могут быть улучшены методы разграничения прозрачности структур языка, обнаружения нетранспарентных структур в естественных языках, определения типов таких структур, а также путем сопоставления положения в различных стадиях развития языка установления тенденций в области развития языка с учетом прозрачности кодирования понятийных структур. Таким образом, эмпирические обобщение, основанное на применении аналитического понятия в отношении к эмпирическому положению в естесвенных языках, может послужить цели объяснения природы падежных систем. Склонение имен существительных в флективных языках отражает тождественными средствами выражения более чем одну понятийную категорию. В связи с этим фактом необходимо разграничить кодированные категории, определить их характер, а также характер их формальной сигнализации в естесвенных языках.

Автор стремится к достижению цели непротиречивого определения категории падежа, устраняя смешение категорий относящихся к валентности, числy и т. п.. Понятие падежа как абстрактной кадегории в сфере означаемого может служить в качестве методологической основы эмпирического исследования в области склонения имен существительных в естественных языках. Автор сосредоточивается на поняие падежа с универсалистической точки зрения, в принципе абстрагируя от способов их репрезентации в естественных языках, но с учетом применения даного понятия в исследовании эмпирических фактов языка. Определенное понятие падежа должо быть очищеным от когнитивных влияний в плане формальных категорий, поскольку один анализ грамматических суффиксов не даeт возможости прозрачного разграничения этого понятия.

Методологические подходы

Пределы семасиологических интерпретаций (то есть толкований значения выражений на основе изучения от плана выражения к плану содержания) можно проиллюстрировать на утверждении, что различные формы грамматической морфемы в местном падеже единственного числа в угле и в углу соответствуют дублетности морфем в рамках одного знака угол, который следует понимать как двустороннюю единицу языка.

Значение угол, в угле может быть определено как абстрактная опознавательная процедура. Даный класс определяется посредством идентификации наличия свойства "быть частью плоскости между двумя прямыми линиями, исходящими из одной точки" (см. Ожегов, 1973, cтp. 757). Значение угол, в углу основано на опознавательной процедуре состоящей из шагов, идентифицирующих наличие свойства "быть объектом во времени и пространстве, местом, кде сходятся две стороны предмета или две стороны чего-л.“ (см. Кузнецов, 2003, cтp. 857). Эти два различных понятия в русском языке конвенционально связанны с выражением, тождественным во всех формах за исключением предложного падежа единственного числа. Если мы примем концепцию двухстороннего характера языкового знака, мы должны утверждать, что значение в качестве одного из двух конституэнтов двустороннего знака угол отличается. С точки зрения этой концепции, если сусшествует совместный семантический и формальный признак, есть инвариант, которым в даном случае является русское выражение угол, или же, тождественные его формы во всех формах за исключением предложного падежа единственного числа, и элементарные семантические компоненты. Благодаря тому угол якобы является одним языковым знаком, состоящим (по крайней мере) из двух вышеприведенных значений и одного выражения с дублетной падежной формой. Инвариантом должно являться сочетание одиннадцати идентичных форм и семантического компонента "быть частью целого (без конкретизации, идет ли речь об абстрактном существе или существе времени и пространства, так-как плоскость является геометрической, то есть абстрактной сущностью, в то время как стена сущностью времени и пространства), из которой выходят две сущности (луч как одномерный объект и плоскость стены как двухмерный объект). Такое понимание знака в результате громоздкости приводит к нeчеткости границ отдельных знаков.

Pазные понятия, ознечаемые выражением колено, толкуются как полисемическая структура: 1. Колени, коленей сустав, соединяющий бедро с голенью, а именно с большеберцовой костью, а так же 2. Колени, коленей часть ноги от этого сустава до таза. 3. Колени, коленей ноги от этого сустава до таза 4. Колени, коленей часть одежды, прикрывающая колено 5. Колена, колен и коленья, коленьев oтдельное сочленение, звено, отрезок в составе чего-л., являющегося соединением таких отрезков. 6. Колена, колен изгиб чего-л., идущего ломаной, место сочленения, поворота. 7. Колена, колен отдельная часть, законченный мотив в музыкальном произведении 8. Колена, колен oтдельная фигура в танце, пляске 9. Колена, колен неожиданный поступок, смешная, нелепая фигура (определения 1 - 9 ср. Кузнецов, 2003, cтp. 277, Oжегов, 1973, cтp. 260) 10. Колена, колен „два человека А и В, не являющиеся прямыми родственниками друг друга, т.е. не лежащие на одной прямой в генеалогическом древе, состоят в родстве в k-ом колене, если k — это минимально число шагов, которое надо пройти вверх по генеалогическому древу от одного из этих двух людей, чтобы встретить их общего предка. Родство в колене представляет собой родство «по горизонтали» в генеалогическом древе (чем ниже спускаемся по древу, тем оно шире, а родственники — дальше по родству)“ (Юртаев, 1997).

В плане выражения, инвариантом можно считать десять сходных форм, в то время как инвариант в плане значения невозмозно найти ни в рамках радиальных, ни в рамках цепных семантических отношений. Главным образом, десятое значение столь отдаленно от других значений, что трудно говорить о любых интегральных компонентах. Хотя, несомненно, это значение связано с первым в историческим плане - традицией посадить ребенка отцом на его колени в рамках обряда крещения. Если этот контекст является осознаваемым релевантной частью носителей языка (идет ли речь о большинстве?), можно по преобладающему лингвистическому мниению утверждать, что структура значений создает одно целое - полисемант.

Интересно, что в эту структуру не входит тождественное с десятым значением выражения колено значение выражения поколение, поскольку оно соединяется с другим выражением. В рамках этой концепции оно является частью другого двухстороннего знака. Вот мы приходим к контрадикции, поскольку утверждаем, что две сущности являются идентичными, а в то же время не являются идентичными.

Упомянутые проблемы ведут к попытке определить значение как сусшность психологического, а не абстрактного характера, так как психологические явления всегда осуществляются во времени и пространстве. Понятие толкуется как ментальная процедура, в рамках которой интерпретируются явления как сущности определенных классов в рамках естественной ориентации в мире (ср. Dolník, 2005, стр. 11). Языковые изменения толкуются как результат ментальной процедуры, ведущие к использованию различных интерпретационных возможностей. Для того, чтобы этот результат вошел в языковую конвенцию, необходимо его распространение среди носителей языка. Значения выражения колено в рамках вышеупомянутой концепции объясняются как составные части одного целого, которое возникает при сочетании выражения и значений во время интерпретации носителями языка. Значения с этой точки зрения возникают при сочетании с выражениями и тем же сочетанием обусловлено их существование, носящее характер ментальной интерпретационной процедуры.

Широкое понимание языка как всего, что связано с выражениями языка, в том числе ментальных процессов и психических ассоциаций , является легитимным ввиду того, что позволяет истолковать то, как человек ориентируется мире посредством языка. Однако, легитимным является и прямое исследование понятий как абстрактных универсальных процедур идентификации. Если говорить о когнитивной, то есть ментальной обработке понятия, подразумевается, понятие существует (субсистирует) вне ментальных процессов, и оно только обрабатывается в рамках ментальной деятельности человека.

Упомянутые универсальные процедуры конвенционально соотнесены с выражениями языка: таким образом, об идеальных знаках угол, в углу и угол, в угле мы должны утверждать, что они соотнесены с разными понятиями. Эти выражения отнесены к разным понятиям, также, как выражение понятие относится к понятию абстрактной процедуры идентификации, в то время как сходное выражение относится к другому понятю, определенному свойством "быть когнитивной обработкой этой процедуры".

Для правильного понимания развития языка важно осознать, что это речь идет о процессе изменения в соотнесении субсистирующих, не изменяемых понятий с выражениями языка. Поднинной формой является форма на -у, так как выражение угол возникло возникло из индоевропейского выражения с темой -у-, ср. лат. angulus (см. Фасмер, 1973, cтp. 145). Окончание на -е связано с межпарадигматической аналогией и с типами ударений в русском языке. В современном русском языке можно определить взаимоотношение этих двух выражений с помощью рекурсивного определения - аналог к тому находим например в определении понятия потомок. Вот приходиться напомнить о том, что понятие угла вобще не изменялось - речь идет о том, что исторически произвольная форма на -е отнеслась к субсистирующему понятью "быть частью плоскости между двумя прямыми линиями, исходящими из одной точки" (см. Ожегов, 1973, cтp. 757). Всякого рода исторические изменения языка не касаются понятий. Такое толкование изменяемых понятий приводит контрадикции ввиду того, что исследователи утверждают, что идентичные сущности являются неидентичными. После изменения должна существовать та же самая сущность, являющаяся носителем изменения. Но в случае понятия носителя изменения найти невозможно, так как отличающееся понятие является нетождественным с первым понятием. Таким образом, то, что традиционно называется изменением значения, является только новым конвенциональным сочетанием субсистирующего понятия с подвергающимся историческим изменениям выражнением.

Почти все учебные пособия по основам языкознания содержат следующее определение знака: „знак - это то, что стоит вместо чего-то другого“ („Signum est aliquid, quod stat pro aliquo“) (Šiška, 2000, cтp. 10). Однако, эта формула не однозначна - под знаком можно понимать стоящее вместно понятия выражение, а также стоящее вместо понятия сочетание выражения и понятия. Во втором случае мы должны понимать понятие знака синекдохически в смысле totum pro parte - целое (сочетание выражения и понятия) стоит вместо составной его части (понятия). Хотя эта концепция знака как двухсторонней единицы затрудяет умозаключения о природе языка (синекдохическая модель знака totum pro parte является отнюдь не прозрачной), опять-таки можно разделить означаемое на выражение и на понятие, так как исследователю ничто не запрещает разбить целое на составные его части в рамках познавательного процесса.

Разграничение категорий

Число и падеж являются абстрактными категориями, обозначаемыми тождественными формальными средствами флективных языков (грамматические суффиксы). Изменение конвенции, ведущее к тому, что эти категории формально не выражаются, не значит, что они перестали существовать. После того, как в русском языке перестали формально выражать двойное число (остались лишь реликты в виде сочетания имен подударного окончания –а / -я в множественном числе имен существительных мужского рода первого склонения, окончания -и в множественном числе имен существительных среднего рода первого склонения, в родительном падеже единственного числа в сочетаниях типа два дома, два стола и в различиях в ударении некоторых форм (Baláž, 1989, стр. 58)), не перeстало существовать число 2. Это число до сих пор обозначаем разными средствами (использованием цифры 2, числительных два, оба, две, обе, префикса дво-, двух-, би- и т.п.), но тем не менее, само число 2 является абстрактной сущностью, субсистенция которой отнюдь не зависит от познавательной или иной деятельности человека, а даже ни от существования человеческого рода.

Нашей целью не является дать оперделение понятия числа, поскольку существует достаточно блестящих трудов, в которых приведены бесспорные определения понятия числа. Среди них особенное место заслуживают Основы арифметики Г. Фреге, из которых на этот раз возмем только одну идею: число в высказываниях естественного языка ничего не говорит о предметах, так как оно относится только к понятю (ближе см. Frege, G, 2001, стр. 3-92). На демонстрацию этого тезиса нам послужит пример высказывания На улице стоят две лошади. Число 2 никак не определяет ни одну лошадь и не является атрибутом специфицирующим ее свойства - трудно ведь себе представить, что определенная лошадь отличается свойством 2. Ни один предмет не является двухчисленным и не встречается в двух екземплярах, так как каждый предмет времени и пространства можно локализировать только на одном месте. Если „он“ встречается в одно время на двух местах, это же не один, а два предмета. То, что определяется числительным два в нашем предложении, является понятием - о понятии стоящая лошадь в высказывании утверждается, что оно на определенной улице выделяет попадающие под понятие числа 2 предметы.

В естественных языках можно, в отличие од кадегории числа (формальные средства соответствующие числам обычно используем как с самостоятельные выражения), идентифицировать падеж только в рамках существующих выражений (напр. выражение именительный падеж является выражением метаязыка). Из-за трудностей с самостоятельной манипуляцией с понятием падежа лингвисты часто прибегают к попыткам определить падеж с помощью пространственно-временных отношений между объектами. Это обусловлено фактом, что с падежом невозможно соотнести такое интуитивно понятное понятие, как с двойным числом число 2. Вот необходимо выяснить, дает ли падеж, в отличие от числа, информацию о выделяемых объектах.

Предпосылка, что падеж является свойством знаков, которому соответствуют отношения между объектами, свойственно некоторым структуралистам, например Эрхарту (Erhart, 1973, p. 102), который различает так называемые местные падежи на основе свойств когерентности (непосредственный контакт объектов), адгерентности (близость объектов без прямого контакта), и ориентации (нейтральная соответствует позиции покоя, положительная приближению и отрицательная отдалению объектов). С нашей точки зрения, падеж не может определять временно-пространственные объекты - что же ведь говорит именительный падеж о определенном конкретном столе? К тому же, приближение, удаление, непосредственный контакт, близость и т.п. не относятся к падежам, так как все эти свойства, если говорить о их выражении в высказывании, относятся к семантике предиката.

Похожее мнение как Ерхарт, с точки зрения сливания семантики глагола и категории падежа, свойственно Ч. Филлмору. По его мнению, в пропозицию входят также, глубинные падежи, или семантические роли. Это семантические единицы, которые с необходимостью предполагаются данным предикатом, например, предикат, лежащий в основе глагола давать, предполагает глубинные падежи: «агент» (тот, кто дает), «объект» (то, что дают), «адресат» (тот, кому дают). (цит. по Касевич, 1977, с. 20). Ни Ч. Fillmore в связи с очищением понятия категории падежа от семантики глагола и предлогов не подвинулся вперед, однако, существенно изменил тогдашние концепции падежа в том, что, продолжая лингвистические традиции Чомского, категорию падежа не соотносит с выделяемыми объектами, а с определенной глубинной структурой предложения, которая соответствует когнитивным процессам.

Однако факт, что в рамках этой концепции Филлмор доказал "обратное тому, что он собирался доказать, именно то, что .... глаголу присуща определенная типовая валентностная схема его развертывания в предложение“, на вразумительных примерах доказывает С. Д. Кацнельсон в статье Заметки о падежной теории Ч. Филлмора (1988, стр. 110).

По словам Кацнельсона, Филлмор, например, "обнаруживает свой инструменталиси в таких фразах, как Ключ открыл дверь. Но глагол открывать предполагает три валентности - агенса, объект открывания и инструменталис. При этом интенционально глагол направлен на форму подлежащего, что позволяет ему выражать только агенс, т.е. действующее лицо или существо. Поскольку ключ не отвечает этим условиям,то это слово не может стоять в форме подлежащего". Если вопреки рекомендации Кацнельсона „мы все же решимся на такую фразу, то она получит семантический сдвиг в сторонуодушевленного ключа (Волшебный ключ прыгнул в скважину, щелкнул и открылдверь) либо в сторону осложнения значения новым оттенком приспособленности(ср.: Этот ключ не открывает двери, нужно подобрать другой, где открыватьозначает "быть пригодным, подходить"). Во втором случае фраза Ключоткрыл дверь означала бы "Этот ключ подошел"“. „Филлмор приводит и третью фразу, в которой ключ трактуется как глубинный инструменталис: John used the key to open the door“. По мнению Цеммермана, цитированного Кацнельсоном, эти фразы требуют „пояснения относительного того, как соотносятся между собой глаголы use и open и каков статус конструкции to open the door в целостном предложении. Ответить на этот вопрос можно следующим образом. Глагол use "употребить, пустить в ход" и т. п. является "строевым" (в смысле Щербы) глаголом, выражающим эксплицитно общуюидею использования или, что то же, употребления орудия, без указания на типорудия и характер предполагаемого данным орудием действия“ (тамже, стр. 110).

Если последовательно следить за аргументами Филлмора, падежи не касаются семантики аргумента, а предиката. Но если мы поставили цель очистить понятие падежа от других категорий, нам надо отказаться от этой теории и опять обратить внимание на выражения типа вышеприведенного в угле. Позиция в предложении формальных средств естественного языка в отношении к семантике не всегда вполне прозрачна. Вполне очевидно, что в случае северо-восточно-кавказских и в уральских языков, о которых утверждается, что их падежные системы богаче, чем в индоевропейских флективных языках (см. Erhart, 1973, cтp. 103), суффикс обозначает то же, что в славянских языках обычно обозначает предлог. Если освобидимся от настоятельного познавательного влияния структуры выражения на исследование структуры значения, мы должны понимать, что нет никакой разницы между значением предлога спереди в русском выражении спереди дома, и суффикса -elött в венгерском выражении házelött, или же значением предлога в в в русском выражении в углу комнаты и суффикса -ban в венгерском выражении а szoba sarkában. Дело в том, что предлоги как спереди, в и т. п., также как и венгерские суффиксы -elött, -ban, не относятся к аргументу, а к предикату, поскольку обозначают позицию (или же направление и т. п.), которые входят в семантику предиката.

В литературе мы находим примеры лингвистических концепций, в рамках которых утверждается, что падежом непосредственно управляет валентность предиката, или же, что предлог модифицирует падежные значения (Dolník, 2005, cтp. 209) (с нашей точки зрения кодирующий семантические компоненты предиката). Эти утверждения можно легко реверсировать, утверждая, что существует ряд возмозных предикатов, сочетаемых с аргументом в даном падеже - таким образом падеж управляет предикатом. М. Комарек (Komárek, 2006, стр. 221) приходит к правильному выводу, когда управляющую функцию падежа описывает фактом, что "падеж выделяет диапазон применимых предлогов, и что различные классы предлогов могут применяться только в сочетании с определенными падежами".

По вышеприведенным причинам нельзя отождествять падеж с валентностью предиката, ни утверждать, что валентность асимметрически управляет падежом. Поэтому, с нашей точки зрения, утверждать, что падеж определяется на основе синтаксических критерией, некорректно. Аргумент должен обладать семантическим свойством, или же быть в определенном моде, который позволяет предикатам сочетаться с ним, формируя осмысленные высказывания. Синтаксис предложения подчинен смыслу, а падеж является одним из конституэнтов смысла высказывания, в которoe вступает аргумент в определенном моде.

Для того, чтобы была предикату присуща валентностная схема и способность сочетаться в определенной форме с определенным падежом, должны падежи существовать. Категорию падежа нельзя ограничить на параметр валентности в рамках синтаксических правил. Если бы мы определили падеж на основе управления со стороны предиката, невозможно было бы истинно утверждать, что ни один предикат с только одной валентностью не сочетается с выражением ключом, так как падеж возникал бы только в рамках синтактических отношений.

Определение категории падежа

Возрождаемая падежная концепция стоиков дает удивительно четкое решение нашей проблемы - падеж участвует в семантической структуре высказывания „как опреденный "мод, способ формирования логических сущностей““ (Gahér. 2006, стр. 40).

Аргумент выступает в позволяющем ему вступать в определенные высказывания моде. Стоик Stephanus Alex выделял типы предикатов в зависимости от того, „в сочетании с каким падежом они создают полное высказывание, причем предикат (katégoréma) стоики характеризовали способностью укомплектовать высказывание“ (Gahér, 2006, стр. 41). "В случае именительного падежа это полный личный предикат или symbama: Сократ гуляет. То, что неспособно укомплектовать это высказывание, это придаточный предикат (parakatégoréma) или parasymbama - например: Сократ жил ..., так как отсутствует определение времени, то есть ответ на вопрос, когда жил Сократ.

В случае косвенных падежей, если высказывание является полным, комплетующую роль выполняет безличная полная katégoréma (ellaton é katégoréma), напр. Обрадовал Сократа. Если безличная katégoréma не является полной (ellaton é parakatégoréma - ellaton é parasymbama), как например: Сократу важен ..., высказывание не будет полным, поскольку не определен предмет (ответ на вопрос, кто важен Сократу) - например, Alkibiad" (тамже, стр. 41).

Говоря на современном языке, с именительным падежом могут сочетаться одноарные предикаты (то есть предикаты с одной валентностью) так, что в результате получаются осмысленные высказывания. Предикаты с двумя и больше валентностьями в сочетании с только одним аргументом в именительном падеже не создают полное высказывание, но в сочетании с одним выражением в именительном падеже и с одним или больше выражениями могут создать полное осмысленное высказывание. Сочетание одноарного предиката с непрямым падежом никогда не дает осмысленное высказывание.

Заключение

Падежи являются модами, в которых аргументы вступают в высказывания. Эти моды выделяют типы предикатов в зависимости от валентности, которые в сочетании с падежами способны создать полное осмысленное высказывание.

В рамках настоящей концепции определены именительный и косвенный падежи - более тонкое определение будет предметом дальнейшего исследования автора.

Примечание: статья возникла в рамках решения проекта № 132/2008 "Deklinačný systém nárečí východoslovanských jazykov a jeho vývin z pohľadu transparentnosti označovania abstraktných kategórií" при поддержке Университета Коменского в Братиславе из средств Гранта УК (Grant UK).

Использованная литература

1. Baláž, G. a kol.: Современный русский язык в сопоставлении со словацким. Морфология. Bratislava : Slovenské pedagogické nakladateľstvo, 1989

2. Dolník, J.: Koncepcia novej morfológie spisovnej slovenčiny. In: Slovenská reč, 2005, roč. 70, č. 4, s. 193 – 210.

3. Dolník, J.: Princíp orientačnej preferencie. In: jazyk a komunikácia v súvislostiach, 2005. cтp. 10-19

4. Erhart, A.: Úvod do obecné a srovnávací jazykovědy. Brno : SPN 1973

5. Фасмер, М.: Этимологический словарь русского языка, Том IV. Москва : Издательство Прогресс 1973

6. Юртаев, Н.И.: Пособие по составлению родословной. Барнаул : Издательство Барнаульского государственного педагогического университета 1997, доступно на http://familytree.narod.ru/useful/libr/gen/index.html

7. Кацнельсон С.Д.: Заметки о падежной теории Ч. Филлмора. In: Вопросы языкознания. № 1. Москва, 1988, - с. 110-117

8. Касевич В.Б.: Элементы общей лингвистики. Москва : Наука 1977

9. Komárek, M.: Příspěvky k české morfologii. 2., rozšírené vydanie. Olomouc : Periplum 2006

10. Кузнецов С.: Современный толковый словарь русского языка. Санкт-Петербург : Норинт 2003

11. Ожегов, С.И.: Толковый словарь русского языка. Москва : Издательство Советская литература 1973

12. Šiška, Z.: Úvod do studia jazyka. Fragmenty přednášek. Olomouc : Pedagogická fakulta Univerzity Palackého v Olomouci 2000

13. Frege, G.: Základy aritmetiky. In: Organon F – príloha. Bratislava: Veda 2001. cтp. 3-92