К.п.н. Гизатуллина А.Г.

Семипалатинский государственный университет имени Шакарима

Республика Казахстан

ФЕНОМЕН ОДИНОЧЕСТВА В КОНТЕКСТЕ ГУМАНИСТИЧЕСКОГО ПСИХОАНАЛИЗА

Истоки возникновения ощущения одиночества, на наш взгляд, как и многих других психологических особенностей личности, следует искать в детстве. Противоположное ему чувство общности со всем человечеством, с обществом, миром также рождается в детстве. Однако, и ощущение одиночества и ощущение единства, гармонии с миром – космосом – не есть врожденные качества личности. Они формируются при жизни, как условные рефлексы и закрепляются в сознании человека в виде устойчивых мотивов поведения, оказывая существенное влияние на личностное развитие в целом.

Поиск социальных, возрастных и психологических особенностей феномена одиночества привел нас к гуманистической психоанализу, зарубежному направлению психологии начала ХХ века.

Серьёзный вклад в выяснение причин социального и духовного одиночества внесли Э.Фромм, К. Хорни, Э.Эриксон. Независимо друг от друга, они обосновали идею о том, что неудовлетворённость социальных и духовных потребностей (потребность в защищенности и безопасности, в понимании и уважении, в признании и высокой оценке, в самовыражении и самореализации) является причиной возникновения одиночества.

Теория, созданная Эрихом Фроммом, привлекает психологов в первую очередь тем, что в ней, как ни в одной другой, досконально описаны социальные детерминанты личности. Фромм попытался объединить в своих психологических исследованиях историю и экономику, принимая во внимание, как классовую структуру общества, так и биологические факторы в развитии человека.

Критически отнесясь к социально-экономической теории марксизма и фрейдовскому психоанализу, Фромм объединил в своей теории их реальные достижения. Его подход, названный «гуманистическим психоанализом», предполагает, что основным источником страха, тревоги, чувства одиночества и изоляции является отрыв человека от мира природной стихии.

Гуманистический психоанализ рассматривает человека скорее с культурно-исторической, чем с психологической, точки зрения и больше ориентирован на культуру в целом, нежели на отдельную личность.

Именно междисциплинарный подход позволил Фромму сформулировать оригинальное положение о «человеческой дилемме», основанное на идеях эволюционизма.

Вкратце принципы эволюционизма сводятся к тому, что, когда в ходе эволюции животного мира человеческие существа обособились в отдельный вид, они потеряли большую часть животных инстинктов, но «преуспели в умственном развитии, которое позволило им осознавать себя, фантазировать, строить планы и выносить суждения». Именно это сочетание ослабленных инстинктов, с одной стороны, и высокоразвитых умственных способностей – с другой, отличает человека от других животных «…самосознание, рассудок и разум разрушают ту «гармонию» естественного существования, которая свойственна всем животным. Сознание делает человека каким-то аномальным явлением природы, гротеском, иронией Вселенной. Человек… не может освободиться ни от своего тела, ни от своей способности мыслить» [4].

С точки зрения Фромма, отдельная личность может быть понята только в свете истории всего человечества. «Оценка социальной обстановки должна предшествовать анализу личности, а психология должна базироваться на философско-антропологической концепции человеческого существования» [6]. Основной тезис Фромма, таким образом, состоит в том, что в процессе эволюции люди утратили свое доисторическое единство с природой и друг с другом, в то же время, развив способность мышления, предвидения и воображения. Сочетание недостатка животных инстинктов с избытком рационального мышления превратило человека в своеобразную ошибку природы. Самосознание порождает чувство одиночества, изоляции и неприкаянности. Чтобы избавиться от этих чувств, человек стремится снова соединиться с природой и с себе подобными.

В книге «Человек для себя» Фромм утверждал, что, в отличие от других представителей животного мира, человеческие существа лишились своей изначальной связи с природой. У людей нет мощных инстинктов, позволяющих адаптироваться к постоянно меняющемуся миру, однако они овладели способностью мыслить, оказавшись тем самым в состоянии, которое Фромм называет человеческой дилеммой. «Наделенный сознанием и самосознанием человек научается выделять себя из среды, понимает свою изолированность от природы и других людей. Это приводит затем к осознанию своего неведения, своей беспомощности в мире и, наконец, к пониманию конечности своего бытия, неизбежности смерти» [4].

Мы переживаем эту основополагающую дилемму, поскольку отделены от природы и в то же время можем осознать себя в этом качестве. Наша способность мыслить одновременно является и благом, и проклятием. С одной стороны, она позволяет нам выжить, но с другой – толкает нас к попыткам разрешить вопросы, на которые нет ответа. Фромм называет эти вопросы «экзистенциальными дихотомиями», поскольку их природа корениться в самом существовании. Они неустранимо определяют жизнь человека, различаясь лишь в соответствии с типами культуры и нашими индивидуальными особенностями.

Первая и самая главная дихотомия – жизнь и смерть. Разум говорит нам: рано или поздно мы умрем. Однако мы изо всех сил стараемся отрицать эту истину путем веры в жизнь после смерти – веры, не изменяющей того факта, что смерть рано или поздно прервет наше земное существование.

Вторая базовая дихотомия заключается в том, что, живя под знаком идеального представления о полной самореализации личности, мы никогда не можем достичь желаемого уровня, поскольку жизнь слишком коротка. «Только в том случае, если продолжительность жизни отдельного человека была бы сопоставима с продолжительностью существования человечества в целом, он бы оказался в состоянии принимать участие в общечеловеческом развитии, которое происходит в ходе исторического процесса» [6]. Люди пытаются решить этот вопрос по-разному: одни уверяют себя в том, что их исторический период является пиком человеческой эволюции; другие надеются на продолжение развития после смерти.

Третья экзистенциальная дихотомия состоит в том, что мы абсолютно одиноки, но не можем обходиться друг без друга. Мы осознаем, что разделены непреодолимой преградой, и в то же время отдаем себе отчет в том, что счастье человека зависит от объединения с себе подобными. Будучи не в состоянии полностью разрешить конфликт одиночества и единства, мы вынуждены предпринимать шаги в этом направлении, чтобы не потерять рассудок.

Эрих Фромм утверждал, что неотъемлемой чертой человеческого существования в наше время является одиночество, изоляция и отчужденность. «Человек одинок и в то же время связан с другими. Он одинок в той мере, в какой он – уникальное существо, не тождественное никому и осознающее себя отдельной особью. Он одинок, когда ему предстоит что-то оценить или принять какие-то решения самостоятельно, силой своего разума. И все же он не может перенести одиночества, обособленности от ближних. Его счастье зависит от чувства солидарности с ближним, с прошлыми и будущими поколениями» [6].

Проведенный им исторический анализ существования человека, начиная со Средневековья, привел к следующим выводам: люди борются за свободу и автономию, но сама эта борьба вызывает чувство отчуждения от природы и общества. Люди нуждаются в том, чтобы обладать властью над своей жизнью и иметь право выбора, но им также необходимо чувствовать себя объединенными и связанными с другими людьми. Интенсивность этого конфликта и способы его разрешения зависят, согласно Фромму, от экономических и политических систем общества. Стремление к единению с другими людьми по Фромму формируется под влиянием потребности в корнях. Люди нуждаются в том, чтобы ощущать себя неотъемлемой частью мира. Согласно Фромму, эта потребность возникает с самого появления на свет, когда разрываются биологические связи с матерью [4]. К концу детства каждый человек отказывается от безопасности, которую обеспечивает родительская опека. В поздней взрослости каждый человек сталкивается с реальностью отрыва от самой жизни, когда приближается смерть. Поэтому на протяжении всей своей жизни люди испытывают потребность в корнях, основах, в чувстве стабильности и прочности, сходным с ощущением безопасности, которое в детстве давала связь с матерью. Наоборот, те, кто сохраняют симбиотические связи со своими родителями, домом или сообществом как способ удовлетворения своей потребности в корнях, не способны ощущать свою личностную целостность и свободу[5].

Другой представитель гуманистического психоанализа, Карен Хорни, также как Э.Фромм и Э.Эриксон, подвергала сомнению ортодоксальную теорию психоанализа, считая, что Фрейд придавал излишне большое значение биологии и слишком малое – социальным факторам. Опыт клинициста, в сочетании с тем, что она почерпнула из бурно развивающихся социологии и антропологии, заставил Хорни усомниться в универсальности эдипова комплекса и привел ее к исследованию влияния культуры на психологию личности.

По мнению Карен Хорни главной в развитии ребенка является потребность в безопасности. В данном случае основополагающий мотив – быть любимым, желанным и защищенным от опасности или враждебного мира. Хорни считала, что в удовлетворении этой потребности безопасности ребенок полностью зависит от своих родителей. Если родители проявляют истинную любовь и тепло в отношении к ребенку, тем самым удовлетворяется его потребность в безопасности. Благодаря этому вероятнее всего сформируется здоровая личность. И наоборот, если поведение родителей препятствует удовлетворению потребности в безопасности, весьма вероятно патологическое развитие личности. Хорни выделяет следующие негативные проявления родительского поведения, фрустрирующие потребность ребенка в безопасности, а именно, неустойчивое, сумасбродное поведение, насмешки, невыполнение обещаний, чрезмерная опека, а также оказание явного предпочтения его братьям и сестрам. Однако, основным результатом подобного дурного обращения со стороны родителей является развитие у ребенка установки базальной враждебности. В этом случае ребенок оказывается между двух огней: он зависит от родителей и в то же время испытывает по отношению к ним чувства обиды и негодования. Этот конфликт приводит в действие такие защитные механизмы, как вытеснение. В результате поведение ребенка, не ощущающего безопасности в родительской семье, направляется чувствами беспомощности, страха, любви и вины, выполняющими роль психологической защиты, цель которой – подавление враждебных чувств по отношению к родителям, чтобы выжить. Причем подавленные чувства негодования и враждебности, причиной возникновения которых являются родители, не существуют сами по себе: они проявляются во всех взаимоотношениях ребенка с другими людьми, как в настоящем, так и в будущем. В подобном случае говорят, что у ребенка наблюдается базальная тревога, «ощущение одиночества и беспомощности перед лицом потенциально опасного мира». Базальная тревога – это интенсивное и всепроникающее ощущение отсутствия безопасности – является одной из основополагающих концепций Хорни [7].

С данной концепцией очень близко пересекаются взгляды другого американского психолога Эрика Эриксона. Если Хорни видит причины развития здоровой или невротической личности в отношениях ребенка с родителями, то Эриксон эти причины объясняет с позиций развития «Эго».

Теоретические формулировки Эриксона касаются исключительно развития эго. Хотя он неизменно настаивал на том, что его идеи не более, чем дальнейшее систематическое развитие концепции Фрейда о психосексуальном развитии в свете новых открытий в социальных и биологических науках. Эриксон решительно отошел от классического психоанализа. В его работах отчетливо виден решительный сдвиг акцента от ид к эго, что сам Фрейд лишь частично признавал в последние годы своей деятельности. С позиции Эриксона, скорее именно эго составляет основу поведения и функционирования человека. Он рассматривал эго как автономную структуру личности, основным направлением развития которой является социальная адаптация, а развитие ид и инстинктов идет параллельно. Подобный взгляд на природу человека, названный эго-психологией, радикально отличается от раннего психодинамического мышления тем, что эго-психология описывает людей как более рациональных и поэтому принимающих осознанные решения и сознательно решающих жизненные проблемы.

Ядро концепции Эриксона составляет модель человеческого развития, разбитого на восемь стадий. Эта модель расширяет применение психоанализа, рассматривающего истоки всех травм в детском возрасте, и целиком охватывает цикл человеческой жизни. Каждая стадия состоит из психологических, биологических и социальных компонентов и основана на предшествующих стадиях[5].

Центральными понятиями в его концепции являются понятия кризиса взросления и идентичности. Согласно Эриксону, каждая психосоциальная стадия сопровождается кризисом – поворотным моментом в жизни индивидуума, который возникает как следствие достижения определенного уровня психологической зрелости и социальных требований, предъявляемых к индивидууму на этой стадии.

Вопрос о том, что является причиной первого важного психологического кризиса, глубоко проанализирован Эриксоном. Он связывает этот кризис с качеством материнского ухода за ребенком. В младенческом возрасте краеугольным камнем формирования здоровой личности является общее чувство доверия; другие ученые называют ту же самую характеристику «уверенностью». Младенец, имеющий базальное чувство «внутренней определенности», воспринимает социальный мир как безопасное, стабильное место, а людей как заботливых и надежных. Это чувство определенности лишь частично осознается в период младенчества.

Согласно Эриксону, степень развития у ребенка чувства доверия к другим людям и миру зависит от качества получаемой им материнской заботы. «Я полагаю, что матери формируют чувство доверия у своих детей благодаря такому обращению, которое по своей сути состоит из чуткой заботы об индивидуальных потребностях ребенка и отчетливого ощущения того, что она сама – тот человек, которому можно доверять, в том понимании слова «доверие», которое существует в данной культуре применительно к данному стилю жизни. Благодаря этому у ребенка закладывается основа для чувства «все хорошо»; для появления чувства тождества; для становления тем, кем он станет, согласно надеждам других [7].

В описании первой, а также последующих стадий психосоциального развития личности мы находим исчерпывающее объяснение психологических детерминант одиночества. Каждая стадия является переломным моментом развития, так как сопровождается определенным возрастным кризисом. По Эриксону, сущностью каждого кризиса является выбор, который человек должен сделать. Выбор осуществляется между двумя альтернативными вариантами решения возрастных задач развития. Характер выбора сказывается на дальнейшей жизни человека: ее успешности или неуспешности. Через кризисы и сопутствующие им выборы происходит развитие идентичности человека. Кризис не является чем-то деструктивным. Наоборот, Эриксон употребляет понятие «кризис» в контексте представлений о развитии, чтобы выделить «не угрозу катастрофы, а момент изменения, критический период повышенной уязвимости и возросших потенций, и вследствие этого онтогенетический источник хорошей или плохой приспособляемости» [8]. И именно эти кризисы таят в себе опасность обострения чувства одиночества у индивидуумов, по тем или иным причинам, не сумевших успешно их пройти, и, такой путь развития Эриксон назвал аномальным. Неудачное разрешение кризиса приводит к развитию негативной идентичности, которая, собственно и провоцирует возникновение чувства одиночества. К примеру, на стадии, которую Эриксон назвал «идентичность против спутанной идентичности» и считал решающей, подростки, остро испытывая социальные ограничения и давление общества, страдают от некоторого смешения ролей, испытывают трудности, придумывая подходящую для себя роль и стремясь занять в обществе значимое место. На данной стадии распространены сомнения в своей идентичности и сексуальной привлекательности. И именно эти обстоятельства приводят к тому, что подросток зачастую чувствует себя одиноким, тревожным и нерешительным.

Последующие три стадии также несут в себе опасность для развития негативной идентичности, создавая условия для зарождения чувства одиночества в юношеском возрасте, периоде взрослости и старости.

Таким образом, среди описанных, наибольшего внимания заслуживает эпигенетическая теория Э.Эриксона, так как именно в ней мы находим описание особой роли кризисов взросления в формировании чувства одиночества на всех этапах возрастного развития. Вместе с тем, справедливо было бы отметить, что и в теориях Э.Фромма и К.Хорни мы также находим подтверждение указанной закономерности, заключающейся во взаимообусловленности феномена одиночества и социальных условий формирования личности.

Литература:

1. Крайг Г. Психология развития. – СПб.: Издательство «Питер», 2000.

2. Малкина-Пых И.Г. Возрастные кризисы: Справочник практического психолога. – М.: Издательство Эксмо, 2004.

3. Солодилова О.П. Возрастная психология в вопросах и ответах: учеб. пособие. – М.: ТК Велби, Издательство Проспект, 2005.

4. Телятникова Э. Анатомия человеческой деструктивности. – М.: Республика, 1994.

5. Фрейджер Р. Гуманистический психоанализ. К Хорни, Э.Эриксон, Э.Фромм / Роберт Фрейджер, Джон Фейдимен. – СПб.: Прайм-Еврознак, 2007.

6. Фромм Э. Человек для себя.Революция надежды. Иметь или быть.: [пер. с англ. и нем.]/Эрих Фромм. – М.: АСТ МОСКВА, 2007.

7. Хъелл Л., Зиглер Д. Теории личности. – 3-е изд. – СПб.: Питер, 2006.

8. Эриксон Э. Жизненный цикл:Эпигенез идентичности // теории личности в западно-европейской и американской психологии. Хрестоматия по психологии личности. – Самара: Бахрах, 1996.