*116548*

Филология/ Русский язык и литература

К.ф.н. Дишкант Е.В.

Северо-Восточный федеральный университет им. М.К. Аммосова, Россия

Трансформация образа города в русскоязычной поэзии Якутии: от «дома» к «миру»

Открытие образа города Якутска в русской литературе произошло благодаря творчеству ссыльного декабриста К.Ф. Рылеева, создавшего в поэме «Войнаровский» первое поэтическое описание Якутска, захолустного, затерянного в глуши «страны сей безотрадной», забытого Богом и людьми маленького городка. Образ города выступает здесь всего лишь символом тяжелых страданий, усиливающим мотив одиночества и безысходного отчаяния в изображении романтического героя Андрея Войнаровского.

В конце 20-х начале 30-х годов ХIХ в. возникает новый, этнографически точный, свободный от романтических штампов, литературный портрет Якутска в эпистолярном наследии А.А. Бестужева-Марлинского. Спустя время разноликий портрет Якутска вырисовывается в стихах П.Н. Черных-Якутского, П. Драверта и др.

Немалое место занимает образ города и в творчестве современных русскоязычных поэтов. «В транскультурной литературе понятие «дома» приобретает многозначный и сложный смысл, один из которых заключается в психологическом измерении «дома», как пространства идентификации, т.е. принадлежности или непринадлежности» [1]. В ранней лирике А.К. Михайлова, поэта, принадлежащего к поколению 1960-70-х гг., преобладает романтически-возвышенное описание любимого города. Упоминаются названия улиц, переулков и районов, создается атмосфера радости и уюта родного дома: улицы Ярославского и Строда, Залог и Сергелях. Город в поэзии А. Михайлова – равноправный герой, способный понять, защитить, спасти от душевных невзгод и жизненных тягот. С какой любовью поэт обращается к нему: …Где бы я ни был, / снишься все чаще, / Если на дальнем / взгрустну берегу, / Город родной мой, / город, светящийся / Спелой брусникой / На белом снегу… [2, с. 5].

В стихах, написанных позже, появляется чувство горечи. Романтический взгляд сменяется сугубо реалистическим, подчас даже натуралистическим изображением неприглядных сторон действительности: Город обоссан / собаками и мужиками. / Город обсосан / Таксистами и торгашами. / Я, твой поэт, / Критиканствую вместе со всеми, / Злюсь и плююсь, / И молюсь на тебя, я, твое семя… Но поэт не может отказаться от него, он – часть его самого, он – его прошлое, вся его жизнь, а потому он принимает его таким, какой он есть, со всеми его недостатками: …Скажут, что был я / в жизни высоким и низким, / Словно мой город, / ставший сродни тебе [3, с. 91-92].

Образ города в стихах поэта переплетается «с неизменным выражением восхищения именно картинами якутской природы, с некоей ностальгической привязанностью к первозданной прелести безбрежной тайги, тихого аласа, рек и озер, милой якутской усадьбы, самобытного образа жизни своего народа» [4, с. 68]. Стихотворение «Амга» полное тому подтверждение. Отчетливо выделяются две части, служащие антитезой друг другу. Лексический состав и ритмический строй первых двух строф говорят о бессмысленной суете жизни городского жителя: Отпуск с легким скрипом выдан, / И хотя клок куртки выдран,/ Все ж билет из кассы вырван. / Есть Маган! [5, с. 73] Вторая часть, являющаяся основной, - своего рода гимн Амге, красоте родной природы, любимым местам, речной воде, закатам и рассветам, приносящим человеку сознание радости бытия и чувство гармонии с окружающим миром. Именно отсюда, с этих родных уголков начинается большая и прекрасная Родина, и сокровенная любовь к ним рождает высокое чувство патриотизма: …Где ощутил всей / сутью корневой, / Моя Якутия, / что я сын твой. / Ты мне видна / и как ты мне родна / От пиковых вершин / до Лены дна. / От веточки / в местечке Сергелях / Аал Лук маска диэри / в матерчатых огнях. / …Мне без тебя не жить. / а жить лишь раз, / Пока в глазах / свет неба не погас [3, с. 76-77]. В стихотворении проступают реалии национальной жизни: название местности «Сергелях», дерево «Аал Лук мас», в мифологии древних якутов считающееся священным деревом жизни и потому украшаемое лоскутками материи и волосяными веревками, - их введение в ткань стиха воспринимается нами в своей предметной точности и воссоздает одну из граней национального мира поэта. Тема природы в поэзии А. Михайлова тесно связана с темой родины. В самих зарисовках пейзажа выразилось стремление поэта запечатлеть целостную картину мира – реки Лена и Амга, с которой ассоциируется понятие «материнского соска», «родины», «вечности», благословенный «уют родного камелька», «стройнозвучный голос хомуса», бессмертные олонхо, сенокос на аласе, северное сияние, ледоход, звездное небо…

Образу города, красоте природы родного края посвящают свои стихи и многие местные русские поэты: С. Шевков, И. Переверзин, В. Фролов, В. Федоров и др. Любовь к родной земле, сыновнее чувство к Родине, связь с прародителями и Матерью – Природой являются основными темами в творчестве поэтов – романтиков и позволяют говорить о сходных чертах с поэзией А. Михайлова. Сравните со стихотворением С. Шевкова: Вот стою на твоем берегу, / Лена, Лена, родная река, / И рожденную сердцем строку / Догоняет другая строка. / Мне беседовать любо с тобой, / Я тебе по-хорошему рад. / Из ладошки твоею волной / Умывается алый закат [6, с. 95]. Якутской тематике посвящены многие произведения С. Шевкова, В. Федорова, отличительной стилевой чертой которых выступает географическая конкретность тем и фактическая реальность образов, что находит отражение уже в самих названиях стихотворений: «Якутск», «Осетрово», «Ленские столбы», «Ленская землица» (С. Шевков). Но, несмотря на тематическое сходство их лирики с поэзией А. Михайлова, отличают этих поэтов художественные средства в описании родного края, поэтическое видение мира, обусловленное национальными представлениями. Так, стихотворения А. Михайлова пронизаны якутской локальной образностью, самобытным национальным видением: «стадом белых оленей ледоход бредет по Лене», «сигом серебристым сигает коса в тугую волну разнотравья» и др. Национально – речевая специфика в стихотворении «Благословен сухой уют…» проявляется в характерном для поэта чувстве любви к родному краю, отчему дому и в употреблении этнически окрашенных речевых вкраплений: «кэпсэтии» в переводе с якутского «разговор, беседа»: Благословен сухой уют / Родного камелька! / Сейчас мне мяса подадут, / Парного молока. / И вот, - / то говорлив, / то тих, / Спокойно и легко / Течет – струится / кэпсэтии / Далеко – далеко… [3, с. 39].

Поэзия А. Михайлова философична и многомерна – от постижения величия и красоты родного города и края к «звездному небу», в бездну Вселенной, что обусловлено религией белых айыы, сформировавшей менталитет народа саха, в основе которой поклонение Солнцу и Небу, олицетворяющему в сознании народа Верхний мир светлых творцов, поклонение Срединному миру как месту жизни человечества: Звездное небо, предков моих звездное небо! / Только с водою и хлебом, с другими – ты несравнимо.

В поэзии С. Осипова, принадлежащего к поколению 1980-х годов, мы находим иной литературный портрет города. Поэту мучительно видеть вокруг себя необустроенность, грязь, злобу, и все это переворачивает душу, причиняет нестерпимую боль, выплескивается в стихи: О, город, мой позор и бич, / В твой огород я камень кину, / Бросая в воздух краткий спич: / Ты – курултай с ножами в спину! / Убей меня, крича «урагх!», / В сердцах выкручивая руки, - / Ты у меня навяз в зубах / До рвоты в первом переулке! [7, с. 9-10]

Как отличается это изображение «малой» родины от михайловских полотен города, «светящегося спелой брусникой на белом снегу». Не гармония и любовь, как в поэзии А. Михайлова, а отчуждение и отвращение лирического героя к грязному месту под названием город: Есть город свой у всякого поэта, / А на худой конец – своя деревня, / а то своя звезда или планета, / а у меня нет ничего, наверно / Где я живу, вы спросите. В Якутске / -Так это ж город!.. – Да побойтесь Бога, / Я как ни гляну, это место пусто, / Хоть для пустого места грязи много. В такой «жесткой» манере с элементами гротеска, злой сатиры, «черного юмора» написаны циклы «Театр абсурда имени Дружбы Народов», «Якутск кабацкий». Город для Осипова – не только безжизненное пространство с серыми домами, грязными улицами, угарным воздухом, а живое существо, безобразный дикарь, «курултай с ножами в спину», взявший в плен лирического героя. Он связан с ним каждой клеточкой своей души, его сердце пульсирует наравне с «пульсом улиц» Якутска, потому – то и невыносимо больно видеть поэту «город, придавленный краем небес», зажатый в тиски безысходной серости и тоски: В ожиданье автобуса на остановке / Ты, пожалуй, накрыл бы на улице стол. / Но тебе за окраину эту неловко, / Точно ты ее бросил на произвол. / Что с травою, растущей из-под завалинки? / Что с забором, упавшим на тротуар? / Что с собачкой, лежащей в помойке как в спаленке? / Что с тобою, утратившим слезный дар?… [7, с. 11] Поэт видит прямую связь между настроением, душевным состоянием человека и окружающей его действительностью. Неприглядный, грязный, отвратительный город может стать причиной депрессии слабого человека, отравить жизнь любому, даже самому сильному: И становится ясным несовпадение / Духа с буквой и бездны с дырой… [7, с. 11].

Нередко в стихах смешано фантастическое и реальное, загадочное и неопределенное. Такое соединение несоединимого, выпадение из привычного определяет стиль произведений С. Осипова, напоминающих полотна абстракционистов, где одним мазком, нечеткой размытой линией создается странный неповторимый образ: Еще размыта утренняя хроника, / дорога к городу неясно как / разбита на замедленные кадры, / под стать движенью облаков вальяжных, / заволокитивших начало дня, / и влажность приглушает шум моторов, / на нерест прет чешуйчатый косяк / в асфальте и блестит на повороте, / и вот обрывок радуги провис, / и в наслоеньях облачных просвет / вытягивает ввысь мало-помалу / и дымчатость, и сырость, и угарность, / и если взять за шиворот окрестность, / то вывалится утро с красным глазом / и ворох горожан на перекрестках… [7, с. 45].

В поэзии С. Осипова современный город показан нравственно-ущербным, искореженным, отчужденным, бесконечно разрозненным и все же родным и единственным. О таком городе можно писать только с иронией (способом защиты от несовершенства мира) над ним и над самим собой.

Интерес представляет стихотворение «Юрта», в основе которого мифологическая концепция происхождения якутов, согласно которой «якуты – это заблудшие казахи». Стихотворение построено на синтезе мифа и реальности, совмещении разных временных пластов. К каждой композиционной части стихотворения предпослан эпиграф – поэтические строки А. Блока, П. Когана, А. Вознесенского, В. Хлебникова, тем самым автор словно расширяет временные границы, обращаясь к разным культурным слоям, соединяет прошлое и будущее: А юрта вознеслась, / как спутник, / вонзаясь конусом в космос… [8, с. 60]. По словам Ж. Бурцевой, «творчество С. Осипова стало отображением своеобразного положения на границе, в котором проявляется ощущение равнозначности дома и мира» [1].

В произведениях А. Дойду портрет Якутска создан из противоречий: город серый и скучный, / город добрых начал и обычных печальных концов. / Кто поможет тебе? / Кто спасет твое ветхое древо? / Город-сон, город-явь, / город первой любви и последних надежд… Это город в низине, на дне, / этот город с ногами в воде / дышит смрадом бензина и гари… / Этот город сегодня в дерьме [9, с. 20]. В этом сером городе, в «музыке пошлой улиц», где «скрежет металла режет ухо до боли, до судорог», в «бардаке бормотухи борделей и баров» люди превращаются в «полулюдей, полуроботов», «в цифру, в номер, в индекс, в бумашку с печатью под прицелом безглазой судьбы» («Город»). Но и такой город бесконечно дорог поэту: Прощай, мой Якуцкъ, / деревянный Якутск, / Дьокуускай! / Знакомые улицы, окна и лица, / город – калека, город – провинция, / город, властями верховными списанный, / город любимый, / последний, / единственный! [9, с. 21]

В повести – хронике А. Дойду «Небесные охламоны» Якутск показан как многомерное пространство. Маршрут главного героя обозначен довольно четко: Совет Министров ЯАССР, музей музыки и фольклора, Литературный музей имени П. Ойунского, ЕНМЦ, улицы Октябрьская, Кирова, Петровского и, наконец, священная гора Чочур Муран, долина Туймаады и необъятные просторы родной Якутии. Мотив несовпадения культурно-национального архетипа города Якутска с его настоящей действительностью является идейно-композиционной основой повести. Действие в произведении прерывается рассуждениями героя о плачевном состоянии города, о современной культуре и ее губительном влиянии на молодое поколение, о месте поэта в нашем мире, о литобъединении «Белая лошадь» и поэзии. Важное место в повести занимают сцены о шаманах и камлании, о натурфилософии народа саха. Повествователь с грустью размышляет о прошлых временах своего народа, когда якут жил в тесной неразрывной связи с матерью – природой, когда законы природы, верность традициям и обычаям предков имели первостепенное значение в жизни человека и во многом определяли его жизненный путь, с болью говорит о потере нравственных и моральных ценностей, об утрате «человеческого облика. Кульминацией повести становится «утро первого числа июня месяца первого дня долгожданного лета 1990 года», встреча восхода Солнца: «Мы поем, повторяем слова и движения А., который знает элементы древней шаманской мистерии. Окунаемся в стихию «язычества», возвращаемся в то состояние мира, когда вода и земля, человек и небо – Суть Едина все было, одно входило в другое, одно продолжало другое, и люди жили с Природой в обнимку и радовались, пели и прыгали как дети. Аасуу! Аасуу! Мы видим эти деревья, горы, город в долине, видим всю нашу Туймааду, видим священный Чочур-Муран, видим свет Бога-Тангара, дарующего нам новый день…» [10, с. 39]. Эта поэтическая картина становится антитезой современной жизни общества, где люди со злыми, недобрыми лицами, «с выражением: найти, найти, найти…, человек, любой прохожий для таких вот «искателей» не более чем живой объект, у которого можно забрать, вырвать, отобрать, захапать, слямзить наживу, бутылку или башли – все равно… Общество самоубийц. Нация самоубийц! Государство самоубийц!!» [10, с. 56-57].

Сопряжение разных временных пластов возникает в повести на разных уровнях: оно является одним из элементов композиционной структуры и несет большую смысловую нагрузку. Проблема отчуждения личности в современном обществе, мысль о том, что близость человека к природе изначальна, что ее генетические истоки заложены в самых глубоких пластах истории человечества, связывают повесть А. Дойду с традициями мировой литературы: «XX век – век городов и бешеных скоростей – не только ведет планомерное, беспощадное уничтожение природы, нарушает ее «здоровый ритм», он отчуждает человека от природы, от естественных законов бытия. Итогом этого процесса является утрата цельности, «раскол» сознания, внутренняя дисгармония, столь остро ощущаемые «современными» героями…»[11, с. 44]. Всей своей повестью А. Дойду утверждает, что человек тончайшими нитями связан с великой вселенной, его глубинные корни уходят в толщу веков, к прародителям, к народной мудрости и памяти предков.

Таким образом, если в поэзии А. Михайлова образ дома ассоциируется с родным городом, якутским краем, со всем тем, что входит в понятие «малой родиной», то в лирике С. Осипова и А. Дойду мы обнаруживаем «своеобразный хронологический и пространственный космополитизм», охватывающий все времена и пространства [12, с. 220], характерный для поэтов «литературного пограничья». Так, образ города в русскоязычной поэзии Якутии трансформируется в направлении: от «дома» к «миру»: от национального в поэзии к полифонии мировых культур.

Литература

1. Бурцева Ж.В. Транскультурная модель якутской русскоязычной литературы: художественно-эстетические особенности: автореф. дис. …канд. филол. наук. Якутск, 2008.

2. Михайлов А.К. Мой город на белом снегу. – Якутск, 2002.

3. Михайлов А.К. Серебряная ночь: Стихи, проза. – Якутск, 1995.

4. Максимова П.В. Национальные художественные традиции в творчестве якутских поэтов, пишущих на русском языке // Литературные традиции эпохи и преломление их в Якутии: Сб. науч. тр. – Якутск, 1995. – С. 68 – 78.

5. Михайлов А.К. Снег в Якутске: Стихи. – Якутск, 1980.

6. Шевков С.Д. Сердце нараспашку. – Якутск, 1991.

7. Осипов С.С. Текущий век: Стихи. – Якутск, 1992.

8. Осипов С.С. Шиповник: Стихи. – Якутск, 1988.

9. Дойду А. Небесные охламоны. Сб. произведений разных лет. – Якутск, 2001.

10. Дойду А. Небесные охламоны // Манифестация вещей: Повести, рассказы и стихи. / Под ред. А.Л. Федоровой. – Якутск, 1994.

11. Савуренок А.К. Романы У. Фолкнера 1920 – 1930 годов. – Л., 1979.

12. Литература Якутии на современном этапе, 1980-1990 гг.: Очерки / Отв. ред. Л.Н. Романова. – Якутск, 2001.