Право. Уголовное право и криминология.

Ефимович А.А.

Братский государственный университет, Россия

Криминологическое значение социальной среды в качестве содержательного элемента правового состояния необходимой обороны

Рассмотрение необходимой обороны как сложного системного образования, включающего в себя в качестве самостоятельных подсистем правомерную необходимую оборону, с одной стороны и ее эксцесс, с другой, каждой из которых присущ свой комплекс элементов, – имеет значение не только для решения вопроса создания конструкции механизма уголовно-правового регулирования и реализации права обороны, обеспечивающей согласованное взаимодействие элементов указанных подсистем.

В целом конструкция такого механизма выступает в качестве уголовно-правовой формы, в рамках которой правовое состояние необходимой обороны, возникающее вследствие незаконного, общественно опасного посягательства, и будет подлежать юридической оценке. Здесь встает вопрос, что включает в себя данная уголовно-правовая форма как свое содержание? При ответе на поставленный вопрос следует иметь в виду существующую диалектическую взаимосвязь между формой и содержанием, когда “форма поистине не есть только нечто несамостоятельное, внешнее по отношению к содержанию, но должна быть понята скорее как то, что делает содержание сущим в самом себе, отличным от другого. Подлинное содержание заключает, следовательно, форму в самом себе, и подлинная форма и есть ее же собственное содержание”¹.

Правомерная необходимая оборона является разновидностью социально-допустимого поведения. Напротив, эксцесс необходимой обороны – пример общественно опасного поведения. Однако оба эти вида поведенческой деятельности (как и все иные возможные виды) принадлежат одному объединяющему их началу – социальной среде. Именно последняя, во всем ее многообразии, и является тем содержательным элементом, который обусловливает наличие соответствующей ему формы. В нашем случае – уголовно-правовой формы в виде конструкции механизма уголовно-правового регулирования и реализации права обороны. Это, с одной стороны. С другой же стороны, говоря о социальной среде как содержательном элементе механизма уголовно-правового регулирования и реализации права обороны, следует иметь

в виду прежде всего те сущностные характеристики социальной среды, благодаря которым правовое состояние необходимой обороны не только становится социально-допустимым состоянием, но которые, одновременно, направлены и на предупреждение случаев злоупотребления правом обороны.

Таким образом, криминологический аспект правового состояния необходимой обороны первоначально заключает в себе характеристику социальной среды, но этим, конечно же, не ограничивается, поскольку изучение социальной среды имеет практическую значимость лишь тогда, когда посредством этого объясняется тот или иной тип поведения и соответствующий ему тип личности, включая лиц, как превышающих пределы необходимой обороны, так и лиц, совершающих акты незаконных, общественно опасных посягательств. Но что именно социальная среда играет решающую роль в генезисе и правомерного, и противоправного поведения – факт общепризнанный как социологией, начиная уже с социологии классической², так и современной криминологией³.

Вместе с тем, говоря о влиянии социальной среды на поведение человека, этому влиянию, в некоторых случаях, придают такую силу, что ставят под сомнение практическую значимость принципа субъективного вменения в уголовном праве. Так, основоположник объективной психологии академик В.М.Бехтерев в своей работе «Задачи и метод объективной психологии» отмечал: “Вместе с укреплением воззрения, что действия и поступки человека находятся в прямой зависимости от прошлых и настоящих внешних влияний и что они должны быть изучаемы не сами по себе, а в соотношении с этими внешними влияниями, их определяющими, должны существенным образом измениться и все общественные отношения между людьми, которые ныне затемняются мраком субъективизма”⁴. В другой работе, специально посвященной изучению преступности с помощью объективно-психологического метода, В.М.Бехтерев пришел к выводу, что “… объективная точка зрения в приложении к каждому отдельному преступлению имеет целью раскрыть всю цепь прошлых и ближайших внешних воздействий, приведших к развитию преступления, во всей их совокупности и последовательности, дабы сделать данное преступление вполне ясным с объективной стороны, без всякого обращения к тем субъективным переживаниям, которым обыкновенно придавали и придают значение криминалисты”⁵.

Аналогичных взглядов на проблему изучения причин преступности и выработке мер борьбы с ней придерживался и выдающийся русский ученый- криминалист Д.А.Дриль. Он был глубоко убежден, что для успешной борьбы с

преступностью должны применяться “широкие меры предупреждения”, меры общественной гигиены, направленные на “удаление из жизни общества и отдельных лиц, его составляющих, тех болезнетворных факторов, которые порождают расстройства и извращения самочувствий, происходящих от вольных или невольных нарушений законов жизни… Иначе говоря, целесообразные меры борьбы с преступностью, указываемые результатами изучения, должны быть меры общественного оздоровления”⁶. Развивая свое учение о преступности и мерах борьбы с ней, Д.А.Дриль, в качестве одного из основных выводов, сформулировал тезис о необходимости устранения из уголовного права понятий уголовной ответственности и вменяемости, предлагая заменить их понятием о “выборе наиболее целесообразных мер для возможно большего исправления преступника, с одной стороны, мерами перевоспитания, а с другой – и мерами лечения в собственном смысле”⁷.

Как видно, мнение данных авторов выражает один из крайних взглядов на значение и роль социальной среды в генезисе преступного поведения. Здесь ответственность за подобного рода поведение возлагается на общество в целом – на окружающую индивида макро и микросоциальную среду, тогда как сам человек объективно “представляется несвободным и в своей деятельности всегда определяется предшествующими, по общему для всей Вселенной закону причинности”⁸.

В других случаях, которые также могут быть отнесены к числу крайних точек зрения на проблему соотношения социальной среды и поведения человека, – либо признают за социальной средой способность настолько изменить человека, что его поведение в конечном итоге станет бесконфликтным, либо утверждают, что продуцируемое социальной средой преступное поведение – явление не патологическое, а вполне нормальное для общественного организма.

Так, например, полагают, что “социально полезные шаблоны поведения”, разрастаясь и вглубь, и вширь, усиливая свое воздействие на человека, сделают общество бесконфликтным и сформируют сверхчеловека, стоящего “выше современного добра и зла, права и нравственности”, не знающего “из вне навязываемого “долга”” и полного “действенной любви к сочеловекам”⁹.

Напротив, относить преступление к “числу явлений нормальной социологии – значит”, – как считают, – “не только признавать его явлением неизбежным, хотя и прискорбным, вызываемым неисправимой испорченностью людей; это значит одновременно утверждать, что оно есть фактор

общественного здоровья, составная часть всякого здорового общества”¹⁰.

Можно по-разному относиться к суждениям этих великих ученых, но практика общественного развития их взгляды пока не опровергла.

Итак, признавая бесспорным факт влияния на поведение человека окружающей его социальной среды, столь же значимым обстоятельством следует считать наличие и обратной связи, характеризующейся формированием определенных типов поведения и соответствующих им типов личности, в том числе преступной личности.

Содержание обратной связи между социальной средой и личностью (как ответной реакции конкретного человека на те или иные воздействия социальной среды) представляет собой комплекс черт, характеризующих “1) умственные способности личности; 2) общие взгляды и убеждения, упрочившиеся в мышлении человека, его миросозерцание; 3) характер человека”¹¹.

Сложная палитра взаимодействий человека с окружающей его средой формирует в нем то, что называют психической личностью. Как убедительно показал Д.А.Дриль, “доставка материала” для образования психической личности происходит по двум основным каналам. Во-первых, путем “внутренних чувствований” в форме ощущений, идущих от “различных органов тела, в их различных состояниях” и во-вторых, посредством органов внешних чувств в форме первичных впечатлений, вызываемых “воздействием внешней окружающей среды с ее разнообразием”¹².

Таким образом, мир эмоций, опосредованный содержанием внутреннего чувства и мир представлений, обусловленный впечатлениями от воздействия внешней среды, сливаясь – “образуют из себя одно сложное целое, один сложный чувственный тон,… одно сложное чувство собственного существования, или самочувствие”¹³. Именно самочувствие, как считал Д.А.Дриль, составляет “основной фон всей психической жизни” человека, опосредуя формирование и его умственной деятельности¹⁴.

Представляя собой сложный механизм постоянного взаимодействия внутренних и внешних чувствований, самочувствие, при определенных условиях, может играть решающую роль в выборе человеком того или иного варианта поведения, включая и преступное поведение. Это происходит, например тогда, когда чувственные влечения берут верх над культурным слоем психики, являющим собой конгломерат велений этических, педагогических,

нравственных, религиозных норм.

В целом же, вопрос о корреляционной зависимости поведения человека от его самочувствия или эмоционального фона имеет то практическое значение, что позволяет избежать как механистического, так и излишне формализованного подхода к определению типов личности, в том числе преступной.

Как справедливо полагал С.В.Познышев, “Преступный тип не есть простая сумма известных психических свойств личности, а известный склад личности, известное сочетание ее психических свойств, создающее так сказать, уклон этой личности в сторону преступления”¹⁵.

Далее, исследуя вопрос опосредованности индивидуального самочувствия человека воздействием различного рода внутренних и внешних чувствований, формирующих определенный психический склад личности, и, подчеркивая здесь значимость влияния прежде всего социальной среды, необходимо обратить внимание на следующие моменты.

Во-первых, одновременно с самочувствием отдельного человека мы должны говорить о самочувствии общества. В свое время Э. Дюркгейм на примере изучения причин самоубийства убедительно доказал, что “каждое общество обладает своим темпераментом, который не меняется изо дня в день… у коллективов, как и у отдельных лиц, самочувствие представляет собою наиболее индивидуальную и в то же время наиболее постоянную черту, ибо нет ничего более глубокого и основного, чем оно”¹⁶.

Во-вторых, социальное самочувствие есть продукт сложного процесса преобразования индивидуальных мыслей, наклонностей, переживаний и чувствований в “социальный факт”, представляющий собой “всякий способ действий, устоявшихся или нет, способный оказывать на индивида внешнее принуждение; или иначе: распространенный на всем протяжении данного общества, имеющий в то же время свое собственное существование, независимое от его индивидуальных проявлений”¹⁷.

В-третьих, признавая за социальными фактами автономность существования и возможность воздействия на индивидов, особое внимание при этом необходимо обратить на содержание социальных фактов, формирующих в целом настроение данного общества, поскольку именно от настроения общества зависит, насколько благоприятным или неблагоприятным будет воздействие того или иного социального факта на поведение конкретного

индивида.

В-четвертых, говоря о силе воздействия социального факта на поведение отдельного индивида, не следует этой силе придавать значение фатальной предопределенности всего человеческого существования внешними на него влияниями. Однако при этом необходимо иметь в виду, что объективно отношение человека к окружающей его действительности обусловлено тем, к какому психологическому типу он может быть отнесен.

Аналитическая психология в лице К.Юнга выделяет две основные психологические установки личности и соответственно им два основных психологических типа людей – интровертов и экстравертов. Интровертная установка та, “которая всегда и при всех обстоятельствах стремится поставить эго и субъективный психологический процесс над объектом…”¹⁸. Интровертный взгляд на окружающую действительность обусловливает механизм поведения, при котором “уровень ценности объекта всегда будет ниже уровня ценности субъекта…”¹⁹. “Экстравертная точка зрения, – отмечал К.Юнг, – напротив, ставит субъекта в подчинение объекту, причем объекту принадлежит преобладающая ценность”²⁰.

Криминологическое значение выделения данных психологических типов, как привычных установок поведения, заключается прежде всего в том, что в случае с интровертной асоциальной установкой личности акцент профилактического воздействия должен быть смещен именно в сторону личности, тогда как при экстравертной асоциальной установке – в сторону окружающей субъекта внешней среды.

Из сказанного вовсе не следует, что интровертная асоциальная установка на требует профилактического воздействия на внешнюю среду. Такое воздействие необходимо, поскольку при интровертной установке “объект является предметом какого-либо чувства”²¹. И хотя значение имеет именно переживание чувства, а не сам объект, от содержания последнего буде зависеть и содержание переживаемого чувства. Также и при экстравертной асоциальной установке нельзя недооценивать профилактическое воздействие и на саму личность, так как надлежащее восприятие окружающей действительности невозможно без надлежащего воспитания воспринимающую эту действительность субъекта.

Таким образом, криминальный тип личности, как и всякий психологический тип, первоначально будет определяться ее интровертной либо экстравертной установкой.

В свое время С.В.Познышев, исследуя преступные типы личности, отмечал: “Содержание преступного типа образует то сочетание постоянных свойств, в силу которого личность реагировала на полученные ею впечатления преступным поведением определенного характера”²². При этом в генезисе преступного поведения С.В.Познышев выделял влияние двух основных факторов – эндогенных и экзогенных. К эндогенным факторам он относил те “элементы, из которых слагается “личный” корень преступления”, а к экзогенным – “те внешние события, которые толкнули субъекта на преступление”²³. В зависимости от преобладающего влияния одного из указанных факторов над другим С.В.Познышев подразделял преступников на два типа – эндогенных и экзогенных. “У эндогенного преступника, – полагал С.В.Познышев, – появившийся в сознании криминальный комплекс в виде желания совершить известное преступление, например, ударить, убить, похитить и т. д. находится в связи с известными взглядами или склонностями, сопровождаемыми однородным эмоциональным тоном, и из этой связи почерпает силу для своего развития”²⁴. Экзогенный же преступник “совершает преступление не только при наличии тяжелых условий, в которых он находится, но вследствие этих условий”²⁵.

И хотя в качестве классификационного критерия деления преступников на эндогенных и экзогенных С.В.Познышев выделял, главным образом, степень морально-педагогической запущенности человека, тем не менее, различный способ взаимодействия с окружающей социальной средой эндогенных и экзогенных типов преступников, невольно наводит на мыль о наличии у них более глубинных психологических установок, определяющих тип их поведения. Установок, характеризующих человека либо преимущественно как интроверта, либо – как экстраверта.

Современная отечественная криминология, решая задачу типологии преступников, использует в качестве классификационных критериев такие, как мотив совершения преступления, характер преступной направленности личности, степень общественной опасности совершенных преступлений. Соответственно этому выделяют «корыстный», «престижный», «игровой», «насильственный», «сексуальный», «особо опасный», «опасный», «представляющий незначительную опасность» типы²⁶. По степени криминальной пораженности выделяют лиц с «последовательной (устойчивой)» и с «ситуативной криминогенностью»²⁷. Итогом многолетних криминологических исследований стало также выявление социального типа криминогенной личности, имеющего свои подтипы, критерием разграничения которых “служит характер взаимодействия социальной ситуации и личности”. И в зависимости от того, что в этом взаимодействии доминирует – личность или ситуация, – выделяют «последовательно-криминогенный», «ситуативно-криминогенный», «ситуативный» подтипы²⁸.

И все же, какой бы типологии не придерживаться, главное, на что обращают внимание все без исключения исследователи – это то, что “Личность преступника представляет собой совокупность социально значимых свойств, развившихся в процессе многообразных и систематических взаимодействий с другими людьми”²⁹, что “… личность как целостная система подвижна, динамична. Она изменяется, развивается в зависимости от совершенствования общественных отношений, развития социальной среды, общества. Личность преступника, следовательно, – продукт социальной среды, общества. Она – всегда конкретное единство отдельного (единичного), особенного и общего”³⁰, что “В понятии «личность» фиксируются только специфические социальные признаки. Личность – это «социальное лицо человека», то, каким он стал в процессе социального развития, формирования и деятельности в обществе. Таким образом, при употреблении понятия «личность преступника» следует иметь в виду именно социальные характеристики человека, совершившего преступление”³¹.

Особое значение отмеченное обстоятельство приобретает применительно к лицам, оказывающимся в состоянии необходимой обороны, даже в случае превышения ее пределов. В самом деле, лицо, превышающее пределы необходимой обороны, совершает преступление. Но к какому разряду преступников оно может быть отнесено, если до этого вело вполне благопристойный образ жизни? В этой связи уже в советский период в научной литературе отмечалось, что виновными в превышении пределов необходимой обороны, зачастую, являлись лица, “которые, вероятно, никогда, не совершили бы даже самого незначительного преступления, если бы они не оказались в ситуации, требующей принятия защитительных мер. Эти лица не могут приравниваться к обычным преступникам, совершающим общественно опасные посягательства против личности”³².

Другая ситуация – лицо ранее неоднократно судимо за совершение преступлений против личности, но само подверглось нападению и, действуя в состоянии необходимой обороны, ее пределов не превысило. Какое значение здесь имеет тот факт, что ранее это лицо было отнесено к «насильственному» криминальному типу?

Далее, если обратиться к лицам, совершающим акты незаконных, общественно опасных посягательств, то и в этих случаях, независимо от того, кем совершается посягательство – лицом ранее не судимым или судимым неоднократно, – акцент внимания должен быть смещен не в сторону личности как таковой (пусть и преступной личности), а именно в сторону способа взаимодействия этой личности с окружающей социальной средой. Другими словами, внимание исследователя должно быть сосредоточено на решении вопроса, почему данное конкретное лицо при данных конкретных обстоятельствах поступило именно таким образом, памятуя, что в поведении личности отражается результат ее многочисленных взаимодействий с внешней средой. То есть внимание фокусируется на содержании существующей в рассматриваемом обществе макросоциальной среды, обусловливающем содержание и среды макросоциальной, непосредственно воздействующей на человека и формирующей его как личность. Это, во-первых, и это – главное. Во-вторых, это объективно заданный (как психологическая установка личности) способ взаимодействия человека с окружающей его социальной средой – интровертный либо экстравертный.

Как отмечалось выше, социальная среда, рассматриваемая в качестве содержательного элемента правового состояния необходимой обороны, опосредует две разновидности поведенческой деятельности: правомерную оборону и эксцесс обороны. Каждой из указанных разновидностей соответствует своя правовая форма. Так правомерная необходимая оборона реализуется в рамках правовой формы, обеспечивающей беспрепятственное осуществление каждым права на защиту своих жизненно важных интересов всеми способами, не запрещенными законом. При этом само право на оборону осознается как право, неотчуждаемое и требующее обеспечения его правосудием уже на стадии осуществления. Наоборот, эксцесс обороны, порождая охранительное уголовно-правовое отношение, реализуется в рамках правовой формы, необходимой для привлечения виновного лица к уголовной ответственности, защищая, тем самым, право обороны от злоупотреблений.

Отсюда, понятно, что криминологическое значение социальной среды в качестве содержательного элемента правового состояния необходимой обороны состоит в том, что определяющим образом формирует отношение к праву необходимой обороны и в целом, и в частностях. В этом случае социальная среда предполагает включение в нее явлений не только нормативного, но и не нормативного характера – элементов как позитивного, так и интуитивного права. И здесь, для того, чтобы решить задачу согласованного взаимодействия данных элементов в рамках единой конструкции механизма уголовно-правового регулирования и реализации необходимой обороны, требуется нивелировка самой социальной среды в соответствии с современными идеями о демократии, гражданском обществе и правовом государстве. Речь, по сути, идет о том, каким должно быть содержание социальной среды, чтобы право обороны, с одной стороны могло быть эффективно реализовано, а с другой – не вышло за допустимые пределы; чтобы и для интроверта, и для экстраверта оно служило эталоном поведения.

Литература:

1. Гегель, Г. Философия духа. Энциклопедия философских наук / Г.Гегель. – М., 1977. – Т.3. – С. 28.

2. См., напр.: Дюркгейм, Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение / Э.Дюркгейм. – М.: Терра – Книжный клуб, 2008., Дюркгейм, Э. Самоубийство. Социологический этюд / Э.Дюркгейм. – СПб., 1912., Сорокин, П.А. Преступление и кара, подвиг и награда: социологический этюд об основных формах общественного поведения и морали / П.А.Сорокин. – М.: Астрель, 2006.

3. См., напр.: Криминология: учебник / под ред. В.Н.Кудрявцева и В.Е.Эминова. – М.: Юристъ, 2004. – С. 122-213., Криминология: учебник / под ред. Г.А.Аванесова. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2006. – С. 171-292., Криминология: учебник / под общ. ред. А.И.Долговой. – М.: Норма, 2007. – С. 274-360. См. также: Криминология / под ред. Дж. Ф. Шели / пер. с англ. – СПб.: Питер, 2003. – С. 377-456.

4. Бехтерев, В.М. Задачи и метод объективной психологии / В.М.Бехтерев. – СПб., 1909. – С. 11.

5. Бехтерев, В.М. Объективно-психологический метод в применении к изучению преступности / В.М.Бехтерев. – СПб., 1912. – С. 55.

6. Дриль, Д.А. Преступность и преступники. Учение о преступности и мерах

борьбы с ней / Д.А.Дриль. – М.: ИНФРА-М., 2006. – С. 587-588.

7. Дриль, Д.А. Указ. соч. – С. 589.

8. Дриль, Д.А. Указ. соч. – С. 579.

9. Сорокин, П.А. Указ. соч. – С. 490-493.

10. Дюркгейм, Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение /

Э.Дюркгейм. – М.: Терра-Кгижный клуб, 2008. – С. 125.

11. Познышев, С.В. Криминальная психология: Преступные типы. О

психологическом исследовании личности как субъекта поведения вообще и об изучении личности преступника в частности / С.В.Познышев. – М.: ИНФРА-М., 2010. – С. 27.

12. Дриль, Д.А. Указ. соч. – С. 556.

13. Дриль, Д.А. Указ. соч. – С. 560.

14. Дриль, Д.А. Указ. соч. – С. 568.

15. Познышев, С.В. Указ. соч. – С. 31.

16. Дюркгейм, Э. Самоубийство. Социологический этюд / Э.Дюркгейм. – СПб., 1912. – С. 412-413.

17. . Дюркгейм, Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение / Э.Дюркгейм. – М.: Терра-Кгижный клуб, 2008. – С. 79.

18. Юнг, К. Психологические типы / К.Юнг. – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. – С. 21.

19. Юнг, К. Указ. соч. – С. 21.

20. Юнг, К. Указ. соч. – С. 21-22.

21. Юнг, К. Указ. соч. – С. 21.

22. Познышев, С.В. Указ. соч. – С. 25.

23. Познышев, С.В. Указ. соч. – С. 7.

24. Познышев, С.В. Указ. соч. – С. 42.

25. Познышев, С.В. Указ. соч. – С. 37.

26. Криминология: учебник / под ред. В.Н.Кудрявцева и В.Е.Эминова. – М.: Юристъ, 2004. – С. 167-168.

27. Криминология: учебник / под ред. Г.А.Аванесова. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2006. – С. 269.

28. Криминология: учебник / под общ. ред. А.И.Долговой. – М.: Норма, 2007. – С. 360-366.

29. Криминология: учебник / под ред. В.Н.Кудрявцева и В.Е.Эминова. – М.:

Юристъ, 2004. – С. 151.

30. Криминология: учебник / под ред. Г.А.Аванесова. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2006. – С. 257.

31. Криминология: учебник / под общ. ред. А.И.Долговой. – М.: Норма, 2007. – С. 330.

32. Тишкевич, И.С. Защита от преступных посягательств / И.С.Тишкевич. – М., 1961. – С. 40-41.