К.ф.н. Пантелеев А.Ф.

(Южный федеральный университет, Россия)

Фонетический уровень речевого портрета героя сатирических рассказов М.М. Зощенко.

Изучением образа «маленького человека» в творчестве Зощенко занимались многие видные российские и зарубежные критики, лингвисты, литературоведы. Глубоко и всесторонне освещены возможности художественного слова писателя в изображении реального портрета «маленького человека», передаче особенностей его мышления. Главное внимание в большинстве работ уделяется исследованию языковых средств создания речевого героя произведений писателя-сатирика, ср.: «Зощенко первый из писателей своего поколения ввел в литературу в таких широких масштабах эту новую, еще не вполне сформировавшуюся, но победительно разлившуюся по стране внелитературную речь и стал свободно пользоваться ею как своей собственной речью» (Чуковский, 1990: 49). По замечанию К.И. Чуковского, «много творческих сил потребовалось Зощенко, чтобы сделать этот язык художественным, экспрессивным и ярким. На каждой странице писатель готов отмечать вывихи его синтаксиса, опухоли его словаря, демонстрируя веселым злорадством полную неспособность ненавистного ему слоя людей пользоваться разумной человеческой речью» (Чуковский, 1990: 53). И хотя исследователь не ставил, как нам известно, специальной цели анализировать речевой портрет героев произведений писателя - сатирика, К.И. Чуковский очень точно отразил своеобразие речевой ткани произведений Зощенко.

В современной науке отмечается специфический характер речевого портрета героя произведений писателя: «Речь Синебрюхова – если не воссоздание речи действительно существовавшего человека, то очень тонкая стилизация», «есть факты, которые могут быть прочтены из его речи», «эффект смешного в том, что все эти (ум, образованность) качества опровергаются его же речью» (Молдавский, 1977: 47).

По мнению большинства ученых – лингвистов, литературоведов, Зощенко «не портит язык», а комически стилизует его. «Слово поворачивается самыми неожиданными семантическими гранями, отражая какие-то ранее неизвестные стороны духовного и нравственного бытия персонажей. Писатель заимствует лексику своих героев из самых различных речевых слоев – будь то слободской мещанский говорок, солдатский жаргон, газетно-канцелярские штампы или церковнославянизмы. Отсюда поразительная контрастность речевой стихии его героев, комизм стиля и слога» (Ершов, 1973: 62). Сложность языка сатирика исследователи видят в смешении в нем трех пластов, использующихся одновременно: авторского, рассказчика и героя.

Говоря о языке и его функции в сатирических новеллах М. Зощенко, можно согласиться со следующим утверждением: «Богато представлены также индивидуальные словесные штампы, создающие как видимость устной импровизации, так и комизм языкового автоматизма….Сохранен и принцип введения в речь героя лексики, чуждой языку самого автора, но естественной рассказчику…Он все более срастается с сюжетом, превращая его в средство дополнительной характеристики личности рассказчика» (Старков, 1974: 69). Умение быть «прозрачным» для своего читателя объясняет использование писателем-сатириком иллюзии спонтанной речи с множеством оговорок, обмолвок, повторов, пауз.

Писатель активно использует в своих произведениях элементы разговорной речи для обрисовки характера типического героя. Свободное построение языковых единиц разных уровней, высокая степень реализации различных языковых моделей составляют основу разговорной речи персонажа. Эта особенность обнаруживается в ней наряду с широким употреблением языкового клише, разного рода устойчивых построений, отхода от норм литературного языка.

В ходе знакомства с речью «маленького человека» в рассказах Зощенко обнаруживается стремление говорящего использовать языковую игру. А, как отмечает профессор О.Б. Сиротинина, «игровая функция языка — это один из частых видов поэтической функции» (Сиротинина, 1974: 163).

Однако в разговорной речи возможен и не столь редок конфликт между установкой говорящего и достигаемым его речью эффектом (Сиротинина, 2001). «Играя», персонаж в новеллах сатирика не ставит перед собой задачи быть интересным собеседником, усилить непринужденность общения, как это принято при использовании «языковой игры». Наоборот, он стремится быть серьезным, степенным и высокообразованным в восприятии окружающих, желает привлечь их внимание и остановить его на собственной персоне, сделать обстановку официальной. Стилизуя речь героя своих сатирических рассказов, писатель передает ее особенности, реализующиеся в различных ситуациях общения. Таким образом, автор заставляет своего героя «играть с языком» не осознанно, а в силу реального незнания «маленьким» человеком особенностей русского языка, уровня интеллекта героя произведений писателя - сатирика.

Однако нужно отметить, что анализ особенностей речи героя произведений Зощенко сводится, как правило, к исследованию лексического и синтаксического уровней. На наш взгляд, следует уделить пристальное внимание фонетическим средствам создания речевого портрета героя рассказов писателя – сатирика.

Так, в речи персонажа уже на фонетическом уровне наблюдается специфическое искажение слов, выполняющее художественные задачи в создании портрета героя. Его незнание произношения слов родного языка, на наш взгляд, точно отражает его низкий уровень культуры. В этом же языковом явлении проявляется желание «маленького человека» идти в ногу со своим временем. Услышанное от авторитетного для него человека слово воспроизводится им, но уже в трансформированном фонетическом облике, ср.: «- Так вот, этого.. .авияция, товарищи крестьяне...» (Зощенко. Агитатор).

В данном обращении сторож авиационной школы использует слово «авияция» вместо орфоэпически правильного «авиация». Употребленная в этом примере протеза (вставлен [j]) искажает фонетический облик слова. Причина использования сатириком этого приема заключается в желании Зощенко показать неподготовленность героя к агитационной беседе. Сторож фактически ничего не знает об авиации. Ему известно лишь то, что он, возможно, слышал, а затем обсуждал с такими же, как он, «темными» рабочими. Человек не понимает сути предмета своей речи. Слово, употребленное им в речи, является иноязычным заимствованным элементом, однако уже прочно вошедшим в словарный состав русского языка.

Следует отметить, что в варианте «авияция» реализуется стремление говорящего русифицировать заимствованное слово. Как известно, на уровне синтагматики фонетических единиц для исконно русских слов не характерны сочетания гласных звуков в середине слова. На наш взгляд, именно поэтому герой рассказа разделяет два звука согласным [j] и использует именно такую звуковую оболочку – «ави[jа]ция».

Нужно подчеркнуть именно тот факт, что говорящий – герой рассказа писателя – искажает звучание заимствованного слова именно в силу своей неграмотности, низкого уровня культуры, а не потому, что слово «авиация» не было ассимилировано русским языком в конце двадцатых годов прошлого века. Человек образованный в то время уже имел полное представление об авиации и соответственно использовал данное иноязычное слово в речи в его правильной звуковой огласовке. Неграмотные же люди искажали этот звуковой комплекс, а также звучание других иноязычных слов, заимствованных русским языком, и в более поздние годы. Можно вспомнить, к примеру, такую фразу: «Нюрка, ероплан пролетел ну в метре от твоей трубы, а максима и того меньше» (Войнович. Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина).

Данный пример можно соотнести с тем, что использует в одном из своих рассказов М.М. Зощенко, однако необходимо отметить, что крестьянин из произведения Войновича искажает фонетический облик слова «аэроплан» уже в 40-ые годы прошлого столетия, тогда как персонажи Михаила Зощенко демонстрируют свое незнание русского языка в эпоху первых послереволюционных лет. Ср: «- Так вот, этого, товарищи крестьяне... Строят еропланы и летают после» (Зощенко. Агитатор).

Необходимо отметить, что сочетание [аэ] нетипично для фонетической системы русского языка, как и любое сочетание гласных звуков. Просторечное, «русское» звучание иностранное слово «аэроплан» получает после того, как говорящий заменяет гласный звук [а] согласным [j] в его начале. Подобные метаплазмы позволили автору сатирических новелл изобразить типичного «темного» человека того времени, не знающего реалий своего времени.

Герой произведений писателя-сатирика искажает звучание не только заимствованных слов. В рассказах есть многочисленные примеры нарушений фонетического облика исконно русских слов, например: «- Не задёрживай!» (Зощенко. Агитатор).

В приведенном выше примере реализуется нарушение нормы произношения, связанное с заменой одних звуков другими. Ср: «за[д’э]рживай» — «за[д’о]рживай». По нашему мнению, крестьяне, используя данный вариант произношения, не преследуют цель сделать ситуацию непринужденной, скорее им неизвестен другой, правильный вариант произношения слова. Замена фонемы <е> фонемой <о> является типичным примером вторжения диалектов в фонетический строй языка «маленького человека». Можно вспомнить, что во владимиро-поволжских говорах, например, фонема <е> в ударной позиции после мягкого согласного исчезает и на ее месте реализуется фонема <о> (см.: Русская диалектология, 1972). По-видимому, герои рассказа писателя просто не владеют литературным русским языком, не знают его орфоэпические нормы, зато хорошо знакомы с диалектным произношением подобных слов.

Диалект и просторечие тесно переплетены в текстах произведений Зощенко. Искажают звуковой облик русского слова и крестьяне, использующие свой родной диалект, и городские жители, в речи которых ярко проявляются грубо-просторечные элементы, например: «- Кожа тебе не по скусу? Морщинки тебе, морда собачья, не ндравятся? Перед народом меня страмить выдумал…» (Зощенко. Баба).

Данный монолог иллюстрирует то, как постигшее героиню разочарование в человеке, волнение передаются в ее речи. Дама, на наш взгляд, пытается говорить правильно в официальной обстановке, но путает звучание слов и произносит их неправильно, вызывая смех образованного читателя: «скусу» вместо «вкусу», ндравятся» вместо «нравятся», «страмить» вместо «срамить».

Итак, в первом случае происходит замена [ф] на [с]. Эти звуки сходны по своим артикуляционным признакам. Возможно, поэтому героиня путает их. Это указывает на то, что объем ее речевой памяти, знание языка невелики. Замена губно-зубного [ф] переднеязычным зубным [с] связана, как нам представляется, с процессом вытеснения фонемы <ф> в русских говорах, появлением на ее месте других согласных фонем (Русская диалектология, 1972).

Просторечный вариант произношения слова «нравятся» - «ндравятся» (с добавлением [д]) подтверждает высказанное нами мнение, указывая на происхождение, социальную принадлежность героини, что можно наблюдать и при анализе следующего примера: «- Нету, отвечает, хотя оно в блюде находится, но надкус на ём сделан и пальцем смято...» (Зощенко. Аристократка).

В данном предложении форма «ём» является грубой просторечной в плане произношения, не являющейся нормой для фонетической системы русского литературного языка. Пролетарский писатель употребляет именно этот вариант, по нашему мнению, по той причине, что он кажется герою понятнее для большинства собеседников. Но нельзя отрицать и того, что рассказчику, по-видимому, неизвестен другой, нормированный вариант.

Искажению фонетического облика подвергаются слова разных частей речи, но при этом являющиеся принадлежностью активного словарного состава языка, использующиеся в разных стилях речи, например: «- Вступить, так сказать, на точку зрения и оттеда, с точки зрения, то - да, индустрия конкретно» (Зощенко. Обезьяний язык).

Вышеприведенное предложение иллюстрирует деформацию фонетического облика слов. В данной конструкции лексемы выступают в нетипичных для них сочетаниях, поэтому само высказывание не имеет смысла. Слово «оттеда» резко контрастирует с другими лексемами в этом предложении. Автор использует данный вариант с целью помочь читателю в определении характера беседы, особенностей собеседников. Книжные выражения смешиваются с фонетическим диалектизмом. «Оттеда» -внелитературный вариант с заменой одного гласного на другой (от[ту]да — от[т’э]да) со смягчением рядом стоящего согласного. Данный вариант произношения весьма характерен для речи необразованного человека из народа.

В настоящее время можно зафиксировать, хотя и уже крайне редко, употребление звуковой оболочки «транвай», которая реализуется в речи неграмотных людей, нарушающих, как правило, и другие нормы литературного языка. В эпоху двадцатых годов таких людей было гораздо больше, что и нашло свое отражение в сатирической прозе Михаила Зощенко, ср.: «- С транвая их, воров-то, скидывать надоть» (Зощенко. На живца).

В этом предложении Зощенко использует нелитературный вариант «транвая» вместо «трамвая» по причине того, что желает, на наш взгляд, указать на незнание персонажем правильного варианта произношения. Это незнание, видимо, связано с тем, что герой только слышал это слово, но не встречал в письменном варианте, так как любовь к чтению для него нехарактерна.

Сопоставим согласные [н] и [м]. В их артикуляции много общего: они сонорные, смычно-проходные, носовые, непалатализованные. Отличие лишь в том, что [м] – губно-губной согласный, а [н] – переднеязычный зубной. Отметим, что у этих звуков различно только место образования. Следовательно, их нетрудно спутать, если человек необразован, не отличается высоким уровнем культуры. Употребленное в том же примере слово «надоть» - это морфемный (словообразовательный) диалектизм, который также подчеркивает необразованность героя рассказов.

Герои рассказов писателя – сатирика могут быть нарочито грубы в своей манере изъясняться, употреблять те или иные звуковые оболочки, ср.: «- Молоденькая такая, хорошенькая из себя. Черненькая, брунеточка. Гляжу- вертится эта дамочка» (Зощенко. На живца).

В приведенном примере явно слышна пренебрежительная интонация говорящего. «Брунеточка» использовано вместо литературного «брюнеточка». В данном случае героине, на наш взгляд, известен правильный вариант звучания этого слова, но своей манерой произношения она подчеркивает пренебрежительное отношение к объекту речи. «Маленький человек», таким образом, принижает образ девушки уже при первом упоминании о ней. Действительно, даже на ассоциативном уровне при сравнении звучания [ру] и [р’у] человеком ощущается грубость, «топорность» первого звукового сочетания.

«- Ну, это уж они тово...» (Зощенко. Крестьянский самородок).

Графическое отражение звуковой оболочки слова в данном предложении усиливает грубость манеры произношения говорящим исконно русских слов. «Тово» звучит правильно с точки зрения нормированного языка. Диалектный характер, просторечность слова реализуется в отсутствии редукции гласных. Подобная фонетическая деформация (утрирование, преувеличение звучания) является дополнительным средством создания речевого портрета говорящего. В его высказывании нет точности: оно непонятно, если взято отдельно от диалога (состоит из междометий, местоимений, частицы). Растерянность героя, скупость его лексического запаса, низкий уровень культуры говорящего проявляется в неумелом построении предложения, подборе «пустых» слов. Следовательно, грамотный читатель определит, на наш взгляд, точно, что перед ним человек со слабой способностью к спонтанной разговорной речи.

«- Контролер, - хрипло сказал человек, - чичас проверим, и дальше бежать» (Зощенко. Происшествие).

Приведенный пример ярко рисует важность использования приемов фонетической деформации, употребленной автором с целью передачи физического состояния героя. Часто употребляемое «сейчас» в нормативной разговорной речи звучит таким образом: [с’иэч’ас]. В данном предложении наблюдается трансформация [с’] в [ч’]. Этот процесс связан, по нашему мнению, с тем, что данные согласные звуки имеют сходные артикуляционные признаки. Они являются переднеязычными, шумными глухими, мягкими согласными. Цель изменения звуков — передать тяжелое дыхание уставшего контролера.

В текстах своих рассказов Зощенко очень часто использует графон, т.е. умышленное искажение орфографической нормы, отражающее индивидуальные или диалектные нарушения нормы фонетической (Кухаренко, 2011). Первичная функция графонов — характерологическая: при помощи их в речи персонажа выделяются фонетические особенности, которые характеризуют его как представителя определённой социальной среды, диалекта или отражают его индивидуальные особенности. Вторичная функция графонов обуславливается идейно-эстетическими позициями автора и всем содержанием произведения. Графон можно рассматривать как «ассоциативный стилистический приём фонологического уровня, который реализуется путём нарушения орфографической нормы» (Емельянова, 1976).

Необходимо отметить следующее: версия о том, что герою не известно правильное произношение употребленного слова, сомнительна. Зубной [с’] превратился в небно-зубной [ч’], фрикативный звук изменился в аффрикату, потому что говорящий в момент речи совершает глубокие и частые вдохи, его дыхание еще более сбивается, когда тот пытается говорить. Однако нужно обратить внимание на то, что в спонтанной речи герой допускает недопустимую с точки зрения правильности как основного качества речи ассимиляцию. Нетрудно заметить, что замена [с’] на [ч’] происходит в позиции перед слогом с согласным [ч’], а в абсолютном конце слова выступает еще один согласный звук - [с]. Персонаж рассказа Михаила Зощенко просто запутался в фонетическом облике общеупотребительного русского слова и исказил его звуковой состав.

М. Зощенко, будучи образованным человеком, знатоком фонетической системы литературного зыка, произносительной стороны разговорной речи, передает их специфику в диалогах своих героев, ср.: «На этом самом Василий Степаныч Конопатов пострадал» (Зощенко. Мещанский уклон»).

«Степан[ыч]» — это характерная произносительная норма стяжения звуков в суффиксе слова в разговорной речи (сравним: Степанович — Степаныч). Но следует отметить, что такая форма является недопустимой в письменной речи. Графическая передача своеобразия фонетического облика слова в вышеприведенном примере очередной раз подчеркивает грубый, порой вульгарный характер речи. Это явление, на наш взгляд, ярко свидетельствует о недостатке речевой культуры персонажа М. Зощенко.

Просторечный характер речи «маленького человека» подчеркивается при использовании неправильных фонетических чередований звуков в словах, например: «- Это, - говорит, - прямо гостей в уборную нельзя допущать» (Зощенко. Гости); «- А, хорошо, товарищи, летом! Солнце пекет» (Зощенко. Бочка); «Испужался старик зря» (Зощенко. Матренища).

Сравним приведенные выше варианты с нормированным литературным произношением: допущать — допускать (щ // ск); пекет — печет (к // ч); испужался — испугался ( ж // г). Употребление подобных вариантов в речи персонажа очень ярко, выразительно характеризует героя произведений писателя, показывает простонародное происхождение «человека новой России».

Характерный для разговорной речи прием широко используется писателем: « - Польта, - говорят, - сымайте» (Зощенко. Прелести культуры); « - Посмотрим тогда, кто из нас важней и кого сбоку сымать, а кого в центр сажать» (Зощенко. Монтер).

В приведенных выше примерах нарушаются нормы в том числе и произношения: «снимать» звучит с начальным [сы]. Элиминируется сонорный [н’], что свойственно просторечию. В этом случае можно утверждать, что герой не знаком с правильным произношением данных слов, в его среде не говорят правильно.

Проведенный анализ языкового материала позволил нам выделить особенности фонетического уровня речевого портрета «маленького человека» М. Зощенко. Авторские мотивы использования метаплазма связаны с задачей показать низкий уровень языковой культуры говорящего, его незнание норм произношения, а также с желанием передать специфику его эмоционального состояния (потрясение, возбуждение, пренебрежение и др.). М.М. Зощенко стремится отразить средствами языка не только физическое состояние героя – рассказчика (вялость, усталость, спешку и т.д.), но и неспособность персонажа строить спонтанную речь. Используемый писателем метаплазм позволяет усилить эффект разговорной речи как одной из составляющих образа героя литературного произведения.

Анализ языкового материала дает нам возможность определить характерные фонетические особенности речи главного героя новелл писателя-сатирика. Нарушение норм в этом уровне языка у персонажей рассказов М. Зощенко носит грубо-просторечный характер, что подчеркивается обилием примеров реализации ряда явлений, таких как:

1) употребление метатез;

2) замена одних звуков другими;

3) изменение места ударения;

4) просторечное нарушение законов чередования согласных (этот прием, по нашему мнению, рассматривать и как своего рода произносительный гиперизм);

5) использование протезы.

Следует отметить, что фонетический уровень является важным в плане создания речевого портрета «маленького человека» в рассказах сатирика. Эта важность подчеркивается графическим отражением в рассказах писателя различных типов метаплазма в речи героев. Именно данная особенность, ее частота, плотность в текстах является отличительной чертой речевого портрета персонажа Зощенко.

Литература:

1. Емельянова Л. Л. Нарушение орфографической нормы как средство создания стилистического эффекта // Филологические науки. 1976. № 1.

2. Ершов Л.Ф. Жизнь и творчество М.Зощенко. М., 1973.

3. Кухаренко В.А. Практикум по стилистике английского языка. Seminars in Stylistics. М., 2011.

4. Молдавский Д.М. Зощенко. М., 1977.

5. Русская диалектология. М., 1972.

6. Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности. М., 1974.

7. Сиротинина О.Б. Основные критерии хорошей речи//Хорошая речь. — Саратов, 2001.

8. Старков А.М. Зощенко. М., 1974.

9. Чуковский К.И. Из воспоминаний: Вспоминая М.Зощенко. М., 1990.