Филологические науки /№8/

Варченко Н.А.

Николаевский государственный

университет имени В.А.Сухомлинского

КОНЦЕПЦИЯ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО

ХАРАКТЕРА В ТВОРЧЕСТВЕ И. А. БУНИНА

/« ДЕРЕВЕНСКИЙ » ЦИКЛ 1910-х гг./

« Чудной мы народ! Пестрая

душа! То чистая собака

человек, то грустит, жалкует

нежничает…»

/ Ив. Бунин « Деревня » /

В официальном решении Нобелевского комитета, решившего присудить литературную премию 1933 года Ивану Бунину, было сказано, что она присуждается Ивану Бунину «за правдивый артистичный талант, с которым он воссоздал типичный русский характер».

Высокой оценке, таким образом, удостоилось то, что сам Бунин двадцатью годами ранее осознал как главную свою художественную задачу. Он говорил, что с «Деревни» и «Суходола» - повестей 1910-х годов – начался у него целый ряд произведений, « резко рисующих русскую душу и ее своеобразные сплетения, ее светлые и темные, но всегда трагические основы ».

По свидетельству писателя, его уже в ранней молодости волновали, притягивали внимание страшные тайны русской души.

Обращение Бунина к этой теме означало продолжение могучей традиции русской классики, - попытки осмыслить русский национальный характер, предугадать связанное с ним будущее страны. Среди предшественников Бунина - Гоголь и Достоевский, Тургенев и Лесков, давшие свою художественную версию характера русского человека. Все они, как правило, делали свои наблюдения, опираясь на мужика, как на наиболее полного выразителя характера нации. Для Бунина же мир деревни, русского крестьянства и дворянства был из всех областей русской жизни максимально знакомым.

Человек рассматривается у писателя менее всего как социально-исторический феномен. Он для него явление природно-космического порядка, поэтому внешние факторы среды и рациональные категории для постижения человека, полагал Бунин, неприменимы. Автор «Деревни» считал, что человеческими поступками движут не осознанные волевые усилия /обыкновенно обреченные на неудачу/, а импульсы, толчки, идущие от великих универсальных сил, проходящие через душу человека.

В этих инстинктивных тайниках психики, не поддающихся рациональному постижению, видятся Бунину истоки национального характера национальной субстанции.

Русской душе, по Бунину, свойственна особенная пестрота, стихийность, непредсказуемость, составляющие ее «загадку» и «тайну».

Разъясняя свою писательскую задачу в «деревенском» цикле повестей и рассказов, Бунин говорил, что его интересуют «не мужики сами по себе, а душа русского человека, в глубоком смысле, изображение черт психики славянина».

В соответствии с бунинской антропологической концепцией, психология славянской души определяется, таким образом, факторами не историческими.

В рассказе «Древний человек» / «Сто восемь» / учитель-интеллигент высказывает близкие автору безрадостные наблюдения над деревенской жизнью: «Дело тут не в экономике, а в примитивности, первобытности и в вековечных чертах русского человека.

Обновлению русской жизни препятствуют, полагал Бунин, исконные свойства национального характера, природу которого связывал он с Азией, в чем разделял широко распространенную в его время идею скифства, подхваченную у Вл.Соловьева символистами, в частности Брюсовым и Блоком.

Бунин ненавидел Азию в русской жизни. При этом следует помнить, что он различал Азию и Восток. Восток для него – волшебные страны древней культуры, легенды человечества, доисторический рай.

Азия же – «безликая плоская равнина», сонное существование в тупой неподвижности и бесформенности вне памяти, вне прошлого; жестокость, грубость, тяжеловесность. Русская бескрайняя и монотонная равнина с редкими деревянными избами, которые подчас несколько раз на жизни одного поколения сжирал пожар, не оставляя ни следа, ни памяти о прошлом, вызывала у Бунина тоску. Символом Азии в русской жизни у Бунина постоянно выступает пыль . Бунин с тоской наблюдает, как эта Азия и эта пыль засасывают Русь.

Национальная концепция Бунина, которая опиралась в деревенских повестях на жестокий социальный анализ, поразила современников своей безнадежностью. В частности, « Деревня » вызвала сенсацию своей беспощадной смелостью и вызовом общепринятому мнению. Б.Зайцев свидетельствует: « Я сам помню, как я читал «Деревню» в момент ее появления. Я испытал нечто подобное тому, что психологи называют душевной травмой. Это был подлинный удар по психике. Потрясала в «Деревне» русского читателя не изображение материального, культурного, правового убожества, – к этому был уже привычен русский читатель,- потрясала сознание именно духовного убожества русской крестьянской действительности и, более того, сознание безвыходности этого убожества. Вместо чуть не святого лика русского крестьянина, у которого нужно учиться житейской мудрости, на читателя взглянуло существо жалкое и дикое, не способное преодолеть свою дикость».

В связи с «Деревней» и полемикой, развернувшейся около нее, Бунин не раз в беседах разъяснял свое понимание русской жизни, которое сложилось у него, отстаивал необходимость сурового и трезвого, отрешенного от иллюзий подхода к русскому мужику. В изображении деревни он отталкивается как от мистического образа народа у модернистов, «изображения сусальной Руси», так и от старых, дедовских славянофильских представлений.

Основные герои повести братья Красовы по-разному возвышаются над общей массой. Тихон всю свою незаурядную силу, ум употребил на обогащение за счет притеснения мужика. Брат Кузьма, с его жаждой духовной жизни и гуманности, как будто противоположен Тихону. Он наиболее позитивный персонаж в «Деревне», но и над ним довлеет дурновская кровь, и его одолевает тоска будней, рождая инертность, безделие, не дает вырваться из замкнутого круга.

«Длительным будничным трудом мы брезговали, - пишет он в дневнике, - а отсюда и идеализм наш, в сущности, очень барский, наша вечная оппозиционность, критика всего и всех: критиковать-то ведь гораздо легче, чем работать. Отсюда Серый из моей деревни сидит на лавке в темной, холодной избе и ждет, когда подпадет какая-то настоящая работа, - сидит, ждет и томится. Какая-то это старая русская болезнь, это томление, эта скука, эта разбалованность, – вечная надежда, что придет лягушка с волшебным кольцом и все за тебя сделает».

По Бунину, настоящий идеализм не может быть антиэстетичным. Писатель отмечает у русских мужиков полное бесчувствие к красоте, - они одеты, как правило, безобразно и грязно, к животным и растениям равнодушны.

Одна из удивительнейших черт русского характера, которой не перестает удивляться Бунин, – это абсолютная неспособность русского человека к нормальной жизни, экзистенциальная тоска и отвращение к будням.

Эта «знаменитая русская тоска» вызвана, по Бунину, не столько конкретными обстоятельствами, сколько отношением русского человека к самому процессу жизни, как сказано у Бунина, «беспричинная, смутная, настоящая русская тоска». Выходом из тоски будней с одинаковой легкостью может оказаться либо экстравагантный неожиданный поступок, добрый или злой – безразлично, или жестокий бунт /о котором в свое время проницательно заметил Пушкин/.

Как и Пушкина, Бунина поражала больше всего не столько его жестокость, сколько бессмысленность. Убийство часто случается в русском мире с неимоверной легкостью, и не со зла или жестокости, а именно из-за беззаботного равнодушия к жизни. Не о жестокости и бессердечии он говорит, а о более сложных и удивительных качествах русского человека, у которого равнодушие к смерти и безразличие к жизни определяется восточным фатализмом.

Непривлекательный быт русской деревни и образ жизни русского мужика Бунин объясняет его национальным характером. Чтобы подчеркнуть это, Бунин рисует контраст двух народных характеров, находящихся в рамках одной и той же государственной системы и в одних и тех же социально-экономических условиях, – русского и украинского.

Контрастом к русской деревне в «Суходоле» дается картина деревни украинской, с ее деловитостью, достатком, чистотой и порядком. Крестьяне – аккуратные, приветливые, спокойные, всегда ровные, без русской вялости,

усталости.

Русский характер, русские в массе своей предстают в произведениях Бунина как богатая, но не обработанная почва. В ней обнаруживаются сильные ростки, но, не получая необходимого питания, вырастают они дичками или гибнут, не успевая дозреть. В русском крестьянине и в русском человеке вообще Бунина восхищали богатство натуры, талантливость, своеобразный артистизм, игра воображения, наивность, - и вместе с тем настораживали неразвитость сознания, стихийность чувств, неуравновешенных устойчивыми культурными традициями, - словом, неопределенность характера, необработанность личности. Писатель с горечью отмечал смешение самых разнородных начал в народной жизни: неудовлетворенности будничным и примирения с нечеловеческими условиями существования; мечтательности, жажды подвигов, большой растраты сил и быстрой утомляемости, изменчивости настроения; безмерной доброты, долгого терпения одних и безмерного своеволия, деспотизма других. А в результате – непрактичность, бесхарактерность, крайний максимализм, неподготовленность к социальной и этически целеустремленной деятельности.

«Пестрота русской души»: объединение в ней бунтарства и смирения, нежности и жестокости, - таков итог наблюдений Бунина над национальным

русским характером.

В1914 году после путешествия по Волге Бунин написал: «Опять я всем нутром своим ощутил эту самую Русь, опять сильно чувствовал, как огромна, дика, пустынна, сложна, ужасна и хороша она».

Этот образ России и русского человека Бунин возьмет с собой в эмиграцию и сохранит навсегда.