Назаров А.И.

Официальная пропаганда как фактор формирования настроений молодёжи в тылу в первые дни Великой Отечественной войны.

Великая Отечественная война явилась одним из самых знаковых событий в истории нашей страны в XX веке. По величине бедствий и потерь, которые она за собой повлекла, по степени напряжения сил народа ради достижения победы она не имела себе равных. Те жертвы, что приносили советские люди в борьбе с фашистской Германией на фронте и в тылу, были обусловлены патриотическим подъемом и убежденностью в неизбежности конечного военного поражения противника. Последняя формировалась в том числе всей пропагандистской партийно-государственной машиной, поскольку победа в войне была невозможна без веры граждан в достижимость победы.

Война становилась частью повседневной жизни взрослых, молодежи и детей в тылу. Война проявлялась не только в тех лишениях, что несли советские люди, героическим трудом обеспечивая действующую армию всем необходимым, война вторгалась в повседневную жизнь людей и тем, что в сознании советских граждан вопросы быта зачастую отступали на второй план по сравнению с военными сводками. От их содержания и тональности во многом зависело социальное самочувствие граждан, их жизненный оптимизм. Особенно это касалось молодежи. В силу возраста, юношеской романтики информация, поступающая с театра боевых действий, занимала особенно значительное место в круге их ежедневных переживаний, раздумий, влияла на образ мыслей юношей и девушек, их жизненную позицию и поступки. Понимая это, власть всячески стремилась дозировать информационные потоки, поступающие в тыл, целенаправленно формировать их в необходимом для себя ключе и управлять ими. Впрочем, необходимо отметить, что этим занимались все воюющие стороны. Особенный интерес вызывает характер и содержание информации, поступавшей с фронта в первые, наиболее критические, дни войны, степень её воздействия на формирование представлений советской молодёжи о сути происходящего и настроений юношей и девушек в этот период.

Главными источниками информации о событиях на фронтах войны для молодежи, как и для большинства граждан, являлись сводки Совинформбюро, передаваемые по радио, публикуемые в центральной и региональной прессе. Одним из каналов их передачи являлся центральный печатный орган ВЛКСМ – газета «Комсомольская правда». Внимательный анализ содержания её публикаций в первые месяцы войны, сопоставление его с документами, характеризующими настроения в молодёжной среде в данный период, позволяет прийти к ряду любопытных наблюдений относительно факторов, определявщих мир повседневности советской молодёжи в годы войны.

В содержательном плане публикации союзной прессы совершенно не соответствовали сложившейся на фронте обстановки. Фактически они являлись примером не информирования, а дезинформирования аудитории. В первые дни войны, когда советские войска потерпели ряд тяжелейших поражений на западных границах, статьи «Комсомольской правды» были выдержаны исключительно в мажорных тонах. В июньских и июльских номерах сообщалось, что идут ожесточенные бои в приграничной зоне, но все попытки немецкой армии прорваться в глубь территории СССР успешно отражаются советскими войсками. Факты отступления на некоторых участках фронта признавались, однако преподносились как эпизодические и не влияющие на общую стратегическую обстановку. Основной акцент делался на катастрофические потери, которые якобы несли немецкие войска в ходе боев, падении морального духа и дисциплины среди гитлеровских солдат. К примеру, в № 164 за 15 июля 1941 года утверждалось, что за три недели войны германская армия потеряла не менее 1млн. человек, в то время как общие потери советских войск не превышали 250 тыс. человек[1]. Чуть ранее, в номере за 9 июля без тени смущения сообщалось об уничтожении в одном из боев более чем 300 немецких танков[2]. В этом же номере газеты публиковалось письмо из Германии, содержание которого не оставляло сомнений в том, что нападение на СССР возмутило широкие слои немецкого народа, недовольство гитлеровским режимом растет просто лавинообразно, а в Германии царит всеобщее уныние и уверенность в скором и неизбежном поражении. Тему внутренних проблем в Германии продолжала перепечатка статьи из американской газеты «US week». Американский репортер утверждал: «Я никогда не видел народа в таком угнетенном состоянии духа…»[3]. Совсем уже карикатурно выглядела сводка с фронта, опубликованная в «Комсомольской правде» за 17 июля 1941 года. В ней сообщалось о разгроме отступающего немецкого танкового батальона и пленении его остатков. Причем утверждалось, что взятые в плен немецкие танкисты были настолько измотаны, что оказались не в состоянии выбраться из своих танков без посторонней помощи. Это преподносилось как результат систематического недоедания и крайней степени физического переутомления[4].

Необходимо отметить и ещё одну характерную черту освещения военных действий в советских средствах массовой информации. Если в первые дни войны в сводках указывались географические пункты, вокруг которых разворачивались бои, то в начале июля 1941 года они перестали вообще упоминаться. Средства массовой информации, в том числе и «Комсомольская правда» пестрели сообщениями об отражении немецких атак у пункта Н., отбитии населенного пункта Б., разгроме немецких войск у города А. и т.д. Вкупе с выпячиванием победных реляций это создавало у неискушённого читателя впечатление чрезмерно оптимистические, даже радужные, представления о событиях разворачивающихся на фронтах Великой Отечественной войны. И это не удивительно – официальная пропаганда просто не желала замечать фактов, свидетельствующих об обратном или тщательно ретушировала их. Например, информация о том, что бои идут у р. Березина сопровождалась в союзной газете комментарием следующего характера: «Враг не выносит штыковых ударов наших войск»[5]. При этом никак не комментировался тот факт, что немцы в течение столь короткого времени дошли уже до Березины.

Подобная система информирования оказывала далеко не одинаковое воздействие на различные возрастные группы населения. Молодёжь в подавляющем большинстве, как показывают документы, слепо доверяла информации, поступающей из официальных источников. Яркой иллюстрацией этого может служить следующий пример. Молодой тамбовчанин Г.А. Кошелев, отправляющийся с другими мобилизованными на фронт, писал родным из Харькова о том, что 24 июня 1941 года немецкие войска в ходе приграничных сражений были отброшены за государственную границу СССР, потеряв более 300 танков и 120 самолётов[6].

Вообще же сам факт начала войны был встречен представителями молодого поколения с большим подъёмом. В Тамбовской области в период проведения мобилизации настроения молодёжи расценивалось как исключительно бодрое. По сообщениям с мест, даже дети выражали уверенность в том, что пойдут на войну[7].

Официальная пропаганда ещё более подогревала воодушевление молодёжи, формируя, мягко говоря, неадекватные действительности представления о характере и направленности развития событий. Фактически в первые недели войны, когда было уже очевидно, что произошла военная катастрофа, она продолжала линию, намеченную в предвоенный период. Молодёжи, как и всем советским гражданам, внушалось – война не будет продолжительной, Красная армия непобедима, немецкие войска уже несут тяжёлые потери. Это порождало шапкозакидательские настроения. По свидетельству сотрудников комиссии партийного контроля в Москве среди молодых рабочих в первые дни войны циркулировали слухи о том, что советские войска уже взяли Варшаву и Кёнигсберг, о самоубийстве Риббентропа[8]. И хотя подобные домыслы расценивались прямо как антисоветские, нельзя не признать, что порождены они были напрямую неумеренной официальной пропагандой. В конечном счёте под воздействием пропаганды в первые недели войны в молодёжной среде царил неумеренный оптимизм, который способствовал в тоже время максимальной мобилизационной готовности молодёжи, что нельзя не признать положительным фактором. В то же время, создавая исключительно позитивный фон, повышая градус социального самочувствия молодёжи, официальная пропаганда, неумеренно искажая действительность потенциально закладывала возможность роста негативных настроений в том случае, если бы в тылу стал более понятен масштаб произошедшего разгрома. Возможность контролировать настроения молодёжи, как и остальных граждан, зависела теперь от того, насколько убедительно официальная пропаганда могла объяснить причины неудач без ущерба для авторитета власти.