История/Отечественная
история
к. пед. н. Хорошенкова А. В.
Волгоградский государственный социально-педагогический
университет, Россия
Развитие исторической науки и образования в Нижнем Поволжье в 20-е г.г. XX века.
Развитие советского высшего
образования в 20-е годы прошлого столетия было связано с двумя
обстоятельствами: 1) большой теоретический пиетет перед наукой и образованием,
их огромным значением для развития общества и экономки; 2) стремление
обеспечить политическую лояльность студенческого и преподавательского состава.
Оба эти фактора приходили в противоречие и на разных этапах в зависимости от
степени прочности советской власти преобладал один из них.
В годы гражданской войны к этим двум
факторам добавилась экономическая бедность государства и наличие приоритетных
потребностей, от которых зависело выживание государства и власти здесь и
сейчас. Долгое время поэтому нужды высшего образования находились в числе
приоритетов на одном из последних мест. К тому же, по государственной
неопытности первоначально существовали идеи о необходимости коренной
перестройки всей системы высшего образования, унаследованной от царской России.
Переход к нэпу
предотвратил гибель российского высшего образования, который казался неизбежным
к концу 1920 г. После самых трудных в финансовом отношении 1921-1922 гг. быстро
стали расти ассигнования на высшее образование, а вслед за этим - реальная
оплата вузовских преподавателей; возобновилась закупка научного оборудования,
отечественной и иностранной научной литературы, заграничные научные
командировки. Конечно, уровень оплаты профессоров и других преподавателей
далеко отставал от дореволюционного уровня, не говоря уже о жилищных условиях,
но все же был значительно выше средней оплаты рабочих и служащих и их жилищных
условий. Ухудшился и качественны состав преподавателей в связи со смертью
многих из них и эмиграцией других. Больше всего пострадали гуманитарные науки,
особенно в результате высылке многих выдающихся их представителей осенью 1922
г. "философским пароходом". Частично вместо выбывших пришли их
талантливые ученики, частично более лояльные и менее способные
"выдвиженцы". Намного хуже оставался качественный состав студентов
из-за социальных ограничений при наборе и привилегий детям рабочих и крестьян.
Особенно сильно ухудшился качественный состав факультетов общественных наук.
Намного ухудшилась по сравнению с дореволюционным уровнем состояние внутренней
жизни вузов. Об университетской автономии не было уже и речи. Появилась рознь
между старыми профессорами и коммунистическими выдвиженцами1.
В
первой половине 20-х годов процесс освоения ленинской концепции всемирной и русской истории, разработка
некоторых методологических и конкретно-исторических вопросов, критика
буржуазной историографии еще не увенчались созданием обобщающих трудов,
основанных на марксистско-ленинской концепции исторического процесса.
Во второй половине 20 —
начале 30-х годов вырабатываются новые формы и методы преподавания истории в
средней и высшей школе. В 1927 г. на заседании методической секции Общества
историков-марксистов М. Н. Покровский подчеркнул, что если в школах II ступени история в том виде, как ее изучали до
революции, была «совершенно изгнана и заменена обществоведением», то теперь,
возвращая ее обратно, надо пересмотреть «это существо в старом костюме». Он
указал, что преподавая историю, следовало добиваться, чтобы учащиеся получали
«историческую перспективу», запас исторических собственных имен и чтобы они
понимали, что «история творится при помощи классовой борьбы, что классовая
борьба есть стержень, на который нанизывается исторический процесс»2.
Отличительной чертой
развития исторической мысли и исторического образования в указанные годы были
поиски (методологического и методического характера) путей создания учебных пособий по истории. Учебники и учебные пособия
несли на себе отпечаток ошибок и неразработанности проблем, но на каждом
этапе отражали поступательное движение исторической науки.
До конца 20-х годов
историческая наука в Советском Союзе была представлена непрерывно
развивающимся, марксистским направлением
(к которому примыкали ученые старшего поколения— деятели революции, коммунисты
и растущая молодежь) и немарксистским (из числа дореволюционной профессуры).
Между этими направлениями шла острая идейная борьба. В то же время лучшая часть
ученых, прошедших буржуазную школу, на опыте революции и социалистического
строительства убедившись в правильности марксистско-ленинской теории,
переходила на позиции марксизма. Делясь своим богатым опытом, профессиональными
навыками и знаниями с представителями нового поколения историков-марксистов,
эта группа содействовала развитию советской исторической науки и консолидации
ее кадров.
Названные проблемы,
несомненно, отразились и на развитии исторической науки и образования в Нижнем
Поволжье. Начало преподавания и научного
изучения исторических дисциплин в
Саратовском университете (десятом по времени основания в Российской империи, который открыл свои
двери в 1909 г., имея в своем составе лишь один - медицинский – факультет3)
было связано с драматическими событиями лета
- осени 1917 г., когда по решению Временного правительства 1 июля университет
пополнился тремя новыми
факультетами - историко-филологическим,
физико-математическим (с математическим и естественно-историческим отделениями) и юридическим4.
Принятие
вердикта по вопросу о создание в Саратовском
университете новых факультетов было доверено Комиссии по реформе высшего образования при Временном правительстве во главе с известным общественным деятелем
профессором М. М. Новиковым. Разработанный ею и 30 мая 1917 г. представленный в правительство проект предполагал открытие
историко-филологического,
физико-математического и юридического факультетов в составе Саратовского университета уже в 1917/18 учебном году. Для этого имелась вся необходимая
материальная база. К тому же
первоначальное их устройство не требовало специальных построек, достаточно
было нескольких аудиторий и комнат
для семинарских занятий. Отличным подспорьем в учебном процессе, по мнению
членов Комиссии, могла стать и университетская
библиотека, к тому времени уже имевшая в своих хранилищах немало печатных и
рукописных раритетов.
С
открытием новых факультетов профессорско-преподавательский коллектив Саратовского
университета пополнился многими видными деятелями отечественной науки и
высшего образования.
Заметную
роль в начавшемся процессе играл историко-филологический факультет, который,
по мнению М. Е. Сергеенко, «был в
первые годы своего существования превосходным»5. Работать на нем
изъявили желание ученые из Петрограда, Москвы, Томска и других крупных научных центров, в основном талантливая молодежь, но также «и люди постарше, уже не
новички в науке, уже богатые своим опытом и в исследовательской, и в преподавательской работе»6. Разные по
возрасту, характеру, мировоззрению, все они с завидным энтузиазмом и рвением
принялись за строительство основ саратовской гуманитарной науки, мечтая
сделать факультет настоящим «научным центром края, придать его научному облику свое особое выражение».
Первым
деканом историко-филологического факультета Саратовского университета был
назначен тогдашний
приват-доценту Петроградского университета, а впоследствии - один из ярчайших
корифеев русской философии
XX в. Семен Людвигович Франк. Вместе
с С. Л. Франком в 1917 г. в Саратов прибыли В. А. Бутенко, возглавивший кафедру
всеобщей истории, В. М. Жирмунский, ставший профессором по кафедре всеобщей литературы Н. К. Пиксанов, создавший кафедру
русского языка и литературы, С. В.
Меликова - специалист по классической филологии М. Р. Фасмер - профессор лингвистики. Кроме них профессором кафедры
истории России стал воспитанник Московского университета В. И. Веретенников, читавший помимо общего
курса истории России архивоведение и
ведший семинарий по истории крестьян в России XVIII в.
В
последующие два года в Саратовский университет приехали работать еще ряд петроградских
ученых, в том числе профессор Второго Петроградского университета А. А. Крогиус, сменивший С. Л.
Франка на посту руководителя кафедры философии и психологии, приват-доцент
того же университета В. Я. Каплинский,
первоначально преподававший латинский язык. В октябре 1917г. к чтению
лекций по русской истории был допущен выпускник Петербургского университета, уроженец Саратова С. Н. Чернов. В
сентябре 1918 г. по всеобщей истории стал читать лекции Е. Н. Петров.
Почти
одновременно с петербуржцами штат факультета пополнили питомцы и преподаватели Московского
университета: Ф. В.
Баллод (история искусства), Н. Н. Дурново (русский язык) и Н. С. Арсеньевым (романская
филология и история религии). Из Воронежского университета прибыли профессора Г. А. Ильинский
(славяноведение) и П. А. Яковенко (история Византии).
Обстоятельства
рождения во многом предопределили не очень счастливую судьбу историко-филологического факультета:
после Октябрьской революции 1917 г. он
оказался в исключительно сложном положении
даже в сравнении со своими собратьями в других университетских центрах России, переживавших в ту пору более чем тяжелые времена. Факультет нужно было
создавать заново, что требовало огромной организационной работы и значительных
материальных затрат. В сложившихся же тогда условиях решение этих задач было
крайне затруднено. Помимо трудностей
объективного характера (отсутствие учебных помещений, библиотечного фонда, а -
самое главное - преподавателей соответствующей
квалификации) отношения этого детища Временного правительства и Советского
государства долгое время сохраняли
весьма неопределенный характер, что не могло не оказывать своего негативного влияния на процесс становления
нового факультета.
В 1920 г. преподавание истории
средних веков в Саратовском университете стал осуществлять приехавший из Петрограда
уроженец Саратова
Георгий Петрович Федотов (1886-1951) - выдающийся представитель русской
религиозно-философской мысли XX в., творческий путь которого открывали
исследования по истории духовной культуры западноевропейского средневековья7.
Воспитанник знаменитой петербургской школы русских медиевистов, созданной И.
М. Гревсом, Г. П. Федотов с осени 1914 г. являлся
приват-доцентом Петербургского университета по кафедре истории средних веков, а с 1917 г. - одновременно сотрудником
отдела искусств Публичной библиотеки. В начале 1920 г. Г. П. Федотов заболел
сыпным тифом и летом отправился для поправки здоровья из вымиравшего от голода
Петербурга в казавшийся
относительно благополучным родной Саратов, где получил приглашение
преподавать в университете. Работа Г. П.
Федотова в Саратове оставила интересный след - переписанный от руки (на латинском
языке) и размноженный затем на гектографе текст одного из агиографических
памятников эпохи раннего
средневековья. Это своеобразное учебное издание свидетельствует о стремлении
Г. П. Федотова поставить преподавание
истории средневекового Запада на соответствующий самым высоким требованиям
уровень: по-видимому, оно служило в качестве
пособия для семинария - проверенной временем и мировым опытом формы освоения начинающими
исследователями искусства перевода
памятников латинского средневековья и их источниковедческого анализа.
Однако
работа Г. П. Федотова в Саратовском университете оказалась непродолжительной: в начале 1923 г. он
навсегда покинул родной город, вернулся в Петроград, а в 1925 г. выехал из Советской России и уже в
эмиграции создал свои основные религиозно-философские и культурно-исторические труды,
которые принесли ему признание современников и благодарную память потомков.
К
концу 1920-х гг. из Саратовского университета были вытеснены все представители
первой волны ученых-гуманитариев, с деятельностью которых были связаны изначальные страницы
историко-филологического образования в Саратове, включая тех из них, кто
выступал активным сторонником и проводником радикальных изменений в содержании учебного
процесса и всей системы организации
образования.
Этот
«исход» был связан, с одной стороны, с начавшейся в 1921 г. реорганизацией
гуманитарного образования, которая сопровождалась исключением курсов истории из программ
средней и высшей
школы, упразднением исторических отделений ФОНов, место которых занимали
общественно-экономические отделения вновь созданных педагогических факультетов.
С
другой стороны, постоянные «чистки» университетов от «чуждых элементов», проводившиеся
с особым усердием на Факультетах общественных наук и общественно-экономических
отделениях педфаков, стали исключительно действенным инструментом в руках
хлынувшей в университеты волны проходимцев и карьеристов, опасавшихся проиграть в честном
творческом соперничестве
профессорам старой школы, наиболее талантливые и самостоятельно мыслящие среди которых самой своей
внутренней свободой и неистребимым чувством собственного достоинства не могли не
доставлять обильного и благодатного материала для любителей и признанных мастеров искусства
составления доносов.
Специалист по истории
французского просвещения и французского
либерализма первой трети XIX в., с июня 1917 г. профессор Саратовского университета
В. А. Бутенко в своей педагогической и научной деятельности проповедовал
антидогматизм и свободу научного
творчества, мыслил смело и по-своему. Его семинары по темам «Просветительская
философия XVIII в.» и «Конституция Великой французской революции» были
построены живо и интересно, и
изучались по произведениям просветителей и текстам Конституции. Это вызывало
крайнее недовольство факультетского
начальства и постоянные нападки все более набиравших силу «правоверных»
марксистов от науки, которые стремились к
формированию партийных идеологов, а не ученых-историков, а потому отрицавших
необходимость работы с источниками.
Еще
более драматичной была университетская судьба специалиста по социально-экономической
истории России XVIII - первой половины
XIX в. П. Г. Любомирова.
С
1920 по 1931 г., будучи профессором и заведующим кафедрой русской истории Саратовского
университета, П. Г. Любомиров занимался научной работой, которая концентрировалась вокруг проблем социально-экономического
развития России XVIII - начала XIX вв. Результатом изучения аграрного строя и
торгово-промышленной деятельности в Нижнем Поволжье, начатого еще в 1911 г. в студенческом
Историческом кружке Петербургского университета, в конце 1920-х гг. стали монография самого
Павла Григорьевича,
а также ценные работы и публикации его учениц - Е. Н. Кушевой, Е. П. Подъяпольской, Ю. А.
Кузнецовой.
Согласно
оценке А. А. Куренышева, это была «реакция на новые требования, предъявлявшиеся Наркомпросом».
Однако на наш взгляд, нет никаких
оснований полагать, что обращение П. Г.
Любомирова к данной проблематике было связано с догматически понимаемым
марксизмом и конъюнктурными соображениями. Безусловно, как и большинство
историков молодого поколения «старой» дореволюционной школы, он находился под некоторым влиянием классического марксизма, но
подходил к нему с точки зрения
ученого-исследователя, а не «потребителя» «канонизированной» идеологии.
Собственную
позицию «по вопросу о марксизме» П. Г. Любомиров сформулировал в своем публичном выступлении во
время обсуждения в
1931 г. его «социальной сущности». По мнению критиков, она выражала «чаяния и надежды кулака, непмана, эмегрировавшей
буржуазии, наконец, русского помещика, мечтающего о реставрации старого
института земельной собственности в России».
В
стенограмме его речи содержатся следующие формулировки П. Г. Любомирова: несмотря на
то, что он «с молодости принадлежал к революционно-настроенным кругам, был и остается теперь беспартийным
социалистом», «законченным, стопроцентным марксистом себя не считает, хотя и
принимает все основные методологические установки марксизма, и старался
проводить их в своем преподавании. Приближение его к марксизму шло, особенно в
последние годы. По его предложению уже несколько лет тому назад была принята на
факультете периодизация русской истории по социально-экономическим формациям».
Его
сосредоточение на вопросах социально-экономической истории было обусловлено
характерным для многих историков-профессионалов конца XIX - начала XX вв.
стремлением поставить экономический фактор в центр объяснения исторического процесса, а также
историографической ситуацией и потребностью в новых знаниях. По мнению С. Н. Чернова, больше
всех включенного в творческий мир своего друга, исследовательский интерес П. Г.
Любомирова к экономической проблематике объяснялся тем, что в 1920-е гг. «история России в XIX веке,
изложение ее
экономической истории в то время - сюжет, как известно, очень мало изученный». Кроме
этого, Сергей Николаевич считал, что П. Г. Любомиров, занимаясь экономическими проблемами в
годы хозяйственной разрухи, стремился «дать необходимый исторический материал
политическому или хозяйственному
деятелю»8.
Травля,
которой он подвергся в конце 1930 - начале 1931 гг. подтверждает тот факт, что
П. Г. Любомиров не являлся историком-марксистом и даже не был «попутчиком» марксистского
направления в историографии.
В
конце 1920-х гг. машина идейно-политического натиска на историков «старой» школы
все больше набирала обороты. Политический процесс, больше известный под названием «Академическое дело»,
сфабрикованный по указанию Политбюро ЦК ВКП(б) и протекавший в течение 1929-1931 гг., стал
частью общего
тактического плана по уничтожению дореволюционного ядра в Академии наук (до 1929 г.
сосредоточенной в Ленинграде) и системе высших учебных заведений. Ставилась задача полного подчинения науки
и высшей школы партийной идеологии тоталитарного государства под лозунгом построения нового социалистического общества.
От
сотрясавшего ученый мир «Академического дела» стали отпочковываться в самостоятельные
делопроизводства новые следственные дела. Чекисты усердно старались
«разоблачить» целую сеть
контрреволюционных вредительских сообществ, созданных по всей стране ленинградскими и
московскими «заговорщиками». Интересовали
их и историки Саратовского университета С.
Н. Чернов, П. Г. Любомиров, А. А. Гераклитов, С. И. Протасова и другие.
Окончательный удар по историческому образованию в Саратовском университете был нанесен
в 1931 г., когда педагогический факультет с входившим в него общественно-экономическим отделением
был выделен в самостоятельный Педагогический институт.
Таким
образом, нить непрерывной преемственности исторического образования в СГУ
прервалась, и влияние наследия 1920-х гг.; на дальнейшее его развития было опосредованным: благодаря
формированию библиотечного фонда исторической литературы, начавшегося с открытием
историко-филологического факультета, благодаря обогащению традиций культурной
жизни города, через добрую
память, оставшуюся в умах и сердцах питомцев университета времен гражданской войны и первого десятилетия
по ее окончании.
Литература:
1. Ханин Г. И. Высшее образование и российское общество
// «ЭКО», №8-9 2008 г.
2.
Историк
и власть: советские историки сталинской эпохи. – Саратов, «Наука», 2006. – 282
с.
3.
Аврус А. И. формирование
и деятельность историко-филологического факультета Саратовского университета:
1917-1919 // Страницы российской истории. – М., 2001.
4.
Там же
5.
Там же
6.
Там же
7.
Саратовский университет:
1909-1959. – Саратов, 1959.
8.
Там же