Архитектура
дисциплины
В XVIII веке всё большей детализации подвергаются время и пространство. В
документах, издаваемых государственными органами, основной акцент делается на
пошаговое описание совершаемых индивидом действий. В качестве примера можно
привести военный устав. Если в XVII веке строевому шагу солдат было посвящено
буквально три – четыре строки документа, то веком позже аналогичная тема
занимает уже полстраницы.[1]
Помимо корреляции тела и жеста
дисциплинарному управлению также подвергается и время индивида. Происходит
дробление на временные промежутки различной продолжительности. Время обучения
отделяется от практических занятий; школьное расписание было расписано
буквально по минутам.
Однако наиболее интересным для исследования представляется дисциплинарный
контроль над пространственным размещением. В конце XVIII века архитектура стала
связывать себя с разрешением насущных вопросов роста населения,
здравоохранения, градостроительства. Прежде искусство строить отвечало главным
образом на потребности проявлять власть, божественность, силу. Главными формами
здесь были дворец и церковь, к которым надо также добавить и укрепления, ибо
так проявлялось могущество, так выражали суверенность, так отображали Бога.
Вокруг этих требований с давних пор и развивалась архитектура. Однако в конце
XVIII века у неё появляются новые задачи, ибо возникла необходимость
использовать обустройство пространства в хозяйственно-политических целях.
Эта особая
архитектура приобретает свой законченный вид. О том, что дом вплоть до XVIII
века оставался пространством недифференцированным, много важных соображений
написал Филипп Арьес. В доме есть комнаты, в них едят, спят, принимают гостей,
однако где - неважно.[2]
Но затем пространство постепенно обособляется и становится функциональным. Сохранились
свидетельствами о строительстве рабочих посёлков в 30-70-е годы XIX века. Они
предназначены для проживания семей рабочих, где им предписывался соответственный
тип нравственности и предоставлено жизненное пространство с одной комнатой, которая
будет служить кухней и столовой, одной комнатой для родителей, которая станет
местом для продолжения рода, и одной комнатой для детей. Порой, в самых
благоприятных случаях, будет отдельная комната для девочек и отдельная - для
мальчиков. История различных пространств являла бы собой историю различных
видов власти, начиная с больших геополитических стратегий и заканчивая
мельчайшими тактиками по условиям расселения, историю архитектуры учреждений,
классной комнаты или больницы, проходя через способы хозяйственно-политической
дифференциации. Вопрос о пространствах насчитывает достаточную историю,
представая, как задача историко-политическая. Однако пространство либо
сводилось к природе: к данности, к первичным обусловленностям, к физической
географии, так сказать к некоему виду доисторического слоя, либо же оно
рассматривалось как место пребывания или распространения какого-либо народа,
культуры, языка или государства.
Таким образом, формируется особая
архитектура, направленная на создание условий для непрерывного иерархического
надзора за помещенными в дисциплинарное пространство индивидами. В первую
очередь это касалось обустройства заводов, тюрем и учебных заведений. В
отношении школ данная концепция наиболее отчетливо демонстрируется на примере
Парижской военной школы. Комнаты учеников располагались вдоль
длинного коридора как кельи или камеры, перемежаясь комнатами офицеров так,
чтобы у каждой дюжины учеников справа и слева было по офицеру. Учеников
запирали в их помещениях на ночь. Существовал проект застеклить все
перегородки, отделяющие комнаты учеников от коридора, ибо это, во-первых,
приятно глазу, во-вторых, полезно с точки зрения дисциплины. Не менее строго
контролировалось поведение учеников и в столовой. Для этого столы офицеров
помещались на некоторых возвышениях, откуда им было удобно наблюдать за всеми.
Для тюремной архитектуры требуются
новые средства наблюдения: существовавшие толстые стены позволяли изолировать,
но не предоставляли возможность наблюдения. Для последнего потребовалось проектирование
различных окон, глазков, коридоров и переходов. Таким образом, само здание
дисциплинарного института становится инструментом надзора за поведением.
По мере роста предприятий, а также
расширения и усложнения производства встаёт архитектурная и организационная
проблема всеобъемлющего охвата пространства. С этой задачей успешно справляется
английский юрист Иеремия Бентам, автор труда “Паноптикум”, изданного в конце
XVIII века. В своей работе он меняет существовавшие представления о тюрьме, как
о темнице. Вместо лишения света заключенные постоянно пребывают на просвете.
Паноптикум, по проекту Бентама, — это архитектурное сооружение, реализующее
следующий принцип: в центре должна находиться башня, а по периферии —
кольцеобразное здание. В башне имеются широкие окна, обращенные к периферийному
строению. А это последнее разделено на камеры или комнатки, каждая из которых
простирается во всю ширину здания и имеет два окна. Одно обращено наружу, и
через него в камеру проникает свет, а другое — внутрь, к окнам башни. Теперь
достаточно в центральную башню поместить надзирателя, а в каждую комнатку —
осужденного, больного, сумасшедшего, рабочего или школьника, чтобы был
обеспечен полный надзор. Надзиратель, благодаря проникающему свету, может
видеть в каждой комнатке-камере силуэт находящегося там человека и следить,
ведет ли он себя как положено и занимается ли предписанным делом.[3]
Основная цель паноптикума: привести
заключенного в состояние сознаваемой и постоянной видимости, которая
обеспечивает автоматическое функционирование власти. Устроить таким образом,
чтоб надзор был постоянным в своих результатах, даже если он осуществляется с
перерывами, чтобы совершенство власти делало необязательным её действительное
отправление и чтобы архитектурный аппарат паноптикума был машиной, создающей и
поддерживающей отношение власти независимо от человека, который её отправляет,
– проще говоря, чтобы заключённые были вовлечены в ситуации власти, носителями
которой они сами же являются. Нет нужды в постоянном надзоре, поскольку важно
лишь то, чтобы заключённый знал, что за ним наблюдают. Бентам сформулировал
принцип, согласно которому власть должна быть видимой и недоступной для
проверки. Видимой: заключённый всегда должен иметь перед глазами длинную тень
центральной башни, откуда за ним наблюдают. Недоступной для проверки:
заключённый никогда не должен знать, наблюдают ли за ним в данный конкретной
момент, но должен быть уверен, что такое наблюдение всегда возможно. Паноптикум
– машина для разбиения пары "видеть – быть видимым": человек в
кольцеобразном здании полностью видим, но сам никогда не видит; из центральной
башни надзиратель видит всё, но сам невидим. Паноптикум действует как своего
рода лаборатория власти. Благодаря обеспечиваемым им механизмам наблюдения он
выигрывает в эффективности и способности воздействовать на поведение людей.
Данный проект нашел и свою практическую
реализацию: в различных странах мира, таких как США, Испания, Австралия,
Канада, Куба и других существуют тюрьмы, в основе конструкции которых лежит
идея Бентама. Одна из известных
реализаций подобного проекта — тюрьма Пресидио Модело на
кубинском острове Хувентуд, где с 1953 по 1955 год содержался Фидель Кастро.[4]
Паноптикум, по мысли Бентама, функционировал как механизм управления всеми
сторонами жизни. Он считал, что столь простое архитектурное изобретение
позволяет «возродить мораль, сохранить здоровье, укрепить промышленность,
распространить просвещение, уменьшить налоги, упрочить экономику, развязать, а
не разрубить гордиев узел законов о бедных — и все это благодаря простой
архитектурной идее»[5].
Принцип Паноптикума мог
быть применен и для контроля над своими собственными механизмами. Например,
старший надзиратель наблюдает за младшими надзирателями, а эти последние — за
своими подопечными, будь то заключенные, школьники или больные. При этом
функции надзирателя может выполнять кто угодно. Любой член общества имеет право
прийти и самолично проинспектировать работу данного заведения. Благодаря этому,
считал Бентам, устраняется риск того, что концентрация власти в Паноптикуме
приведет к тирании. Интерпретируя идею Бентама, можно сделать вывод, что Паноптикум
— это не просто инструмент, используемый вне и независимо от него
сформировавшимися властными отношениями, но сам способ организации и
функционирования власти.
Основной принцип дисциплинарной
власти – принцип “паноптизма” или “всеподнадзорности”. Дисциплинарная власть не
просто объективирует, но создает условия объективации, задает контекст
дисциплинаризации, в котором становится возможной проекция внутреннего мира
индивида в пространство интерсубъективного опыта. В конечном счете, индивид
самообъективируется: объективация как форма власти предполагает власть индивида
над самим собой (самоконтроль). В этом, несомненно, выражается
конструктивно-позитивная функция дисциплинарной власти.
[1]
Сокулер З.А. Концепция
«дисциплинарной власти» М.Фуко//Знание и власть: наука в обществе модерна. –
СПб, 2001.
[2] Арьес Ф. Ребёнок и семейная жизнь при Старом порядке.
Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 1999.
[3] Грязин И. Н. Иеремия Бентам: (1748—1832) / Игорь Грязин. — Таллинн: Олион, 1990.
[4] http://ru.wikipedia.org/wiki/Паноптикум
[5] История
политических учений. Под ред.: С. Ф. Кечекьяна и Г.И. Федькина. —
М.,1955.