Филологические науки / 8. Русский язык и литература

Д.филол.н. Золотова Т.А., к.филол.н. Плотникова Е.А.

Марийский государственный университет, Россия

Фольклорный код в современной беллетристике (на материале сказочного творчества Л. С. Петрушевской)

На рубеже ХХ-ХХI вв. принципы работы мастеров слова с фольклорным источниками существенно различны. Особенно большой потенциал в этом плане имеют тексты, в основе которых находится интерпретация писателями народной сказки. Подобного рода образцы в настоящее время известны в творчестве В. Войновича, Т. Толстой, А. Кабакова, М. Фрая и др. Интересно и творчество Л. С. Петрушевской. Писательница, ярко заявившая о себе во многих литературных жанрах, в конце ХХ столетия выпускает сборник «Настоящие сказки» [4]. Данное произведение тесно связано с предшествующим творчеством Л. С. Петрушевской и в то же время углубляет наши представления о присущих только этой писательнице чертах творческого процесса: ситуативности, почти обязательном мифологическом подтексте, эксплицировании модели круга, столкновении различных стилистических пластов [1]. Этот момент во многом связан с новым подходом Л. С. Петрушевской к решению проблемы фольклоризма литературы: в творчестве писательницы реализуются широкий и узкий подходы к возможностям использования фольклора [см. об этом подробно:5, 6, 7].

При этом в отличие от других писателей, и в этом прослеживается одна из наиболее существенных особенностей ее работы с фольклорным материалом, Л.С. Петрушевская вполне сознательно включает в свои сказочные тексты элементы крестьянской и городской легенды, за счет чего и происходит расширение «поля» традиции.

В настоящей работе выявляются такого рода реалии, а также определяются их функции в процессе формирования особого художественного мира писательницы. При этом, по преимуществу, используются тексты из двух сборников писательницы («Настоящие сказки» [4], «Где я была. Рассказы из иной реальности» [3]).

В контексте предпринятого исследования наибольший интерес представляет легенда – устный «прозаический художественный рассказ, обращающийся в народе, создание которого прямо или косвенно связано с господствующей религией» [8, 271].

Наиболее ярко черты данного жанра, на наш взгляд, представлены в одном из последних произведений Л. С. Петрушевской – «Завещании старого монаха». В центре внимания – фигура настоятеля монастыря – монаха Трифона, совершившего поистине иноческий подвиг и обретшего способность после смерти творить чудеса. Он сознательно провоцирует двух преступников на убийство: «и я буду лежать с ножом, когда придешь ты» [3, 272]. В результате на месте его гибели возводится часовня, и целые процессии «трогаются по верхней дороге, везут больных, идут попросить у святого Трифона кто жениха, кто богатства, кто освобождения из тюрьмы» [3, 276].

Создается впечатление, что Л. С. Петрушевская хорошо знакома с традицией рассказов о местночтимых святых. И в сюжете «Завещание монаха» она предпринимает своеобразную попытку создания индивидуально-художественного аналога такого типа легенды. В то же время повествование о судьбе старца Трифона и порученной ему братии как бы «подсвечено» Л. С. Петрушевской рядом деталей, выходящих за пределы христианской мифологии. В этом плане интересно и представление о некоем «райском» лесе, куда уводят умирать безнадежно больных. Связана с христианством и вместе с тем далека от него фигура местного юродивого, одного из немногих, не побоявшихся противостоять бандитам, – «детины с маленькими глазками, большими кулаками и широкой улыбкой» [3, 273].

В сюжетах сказок «За стеной», «Анна и Мария», «Матушка-капуста», «Отец» и некоторых других также появляется ряд мотивов народных легенд, в частности и хорошо известный – о явлении людям Христа и неспособности их распознать Спасителя. Интересна в этом плане сказка «За стеной». Его незримое присутствие читатель ощущает то в фигурке дрожащего от холода мальчугана, то, по контрасту, – женщины, наделенной подлинной красотой и непреходящим чувством светлой радости.

Особого внимания, на наш взгляд, заслуживает и реализуемый писательницей в соотнесении с легендой жанр притчи, которые являются феноменом литературного творчества и одновременно устного поэтического слова. Таким образом, можно говорить о притче фольклорной и литературной. Первая попытка провести грань между данными жанрами принадлежит Ю. М. Шеваренковой: главным свойством фольклорной притчи нужно считать не «церковные догматы, предписанные к выполнению, а те негласные природные и божьи законы, по которым живет человек» [10, 39].

На наш взгляд, применительно к творчеству Л. С. Петрушевской можно говорить именно о фольклорной притче. Так, в произведении «Матушка капуста» мотив чудесного рождения и тесно связанные с ним мотивы необыкновенного младенчества, встречи с дарителем, отдельные запреты и испытания позволяют писательнице убедительно реализовать христианскую доктрину, запрещающую матери всяческие попытки самостоятельно распорядиться судьбой плода. Повествование о судьбе девочки Капли (рождение и перевоплощение в листьях капусты) составляет параболическое кольцо сюжета, а в центре – судьба оставленной мужем, одинокой женщины, вновь обретающей счастье материнства. При этом судьба женщины приобретает глубокое, обобщающее значение: она поступила так, «как все матери на свете» [4, 243]. Автор разворачивает перед читателем своеобразное символическое полотно – иносказание: только высший нравственный суд определяет, достойна ли согрешившая женщина снова стать матерью и какой путь для этого ей предстоит совершить.

В развитии сюжета сказки «Анна и Мария», как и в предшествующем произведении, наблюдается параболическое движение сюжета: на первый план постепенно выдвигается моралистический элемент. Л. С. Петрушевская, используя мифологические мотивы превращений и перевоплощений, заставляет читателя пересмотреть ставшие аксиоматическими суждения: «сильный человек не нуждается в сострадании», «человек – хозяин своей судьбы», «стерпится – слюбится» и некоторые другие.

Особое место в этом ряду повествований занимает сказка «Котенок Господа Бога». Это одна из самых светлых и трогательных сказок писательницы. Ее главные герои – дети. Как уже неоднократно отмечалось в критике, дети – любимые персонажи писательницы. И в данном сюжете мечты у мальчика сладкие (кормить котеночка, спать с ним, играть), возникающие в головенке картинки волшебные (котик спит на подушке, играет бумажкой, как собачка, идет у ноги), самое мрачное настроение в один миг исчезает, если бабушка угощает клубникой с молоком, а мама начинает читать сказку. Традиционные элементы помогают Л. С. Петрушевской возвести обыденное в качество универсального. Сад-огород становится символом цветущей и плодоносящей земли: «все это зрело, поспевало <…> и алело в лучах заходящего солнца» [3, 253, 255]; изба – целая Вселенная, в ней свой кот сидит [cм. кот как олицетворение божества: 2] и одновременно арена борьбы Добра и Зла.

В сказках Л. С. Петрушевской, в отличие от глянцевого мира, воссоздаваемого массовой литературой и современными журналами, поднимаются «ключевые для любого человека экзистенциальные категории» [9, 287]. Так, в уже упомянутом произведении «Завещание старого монаха» главная из проблем – безнаказанная преступность: «Где нет судьи, там ходит смерть – и смерть поселилась в городке» [3, 271]. Подобное бедствие не случайно обрушивается на город. Люди уже давно забыли о Боге: «никто в той местности был не дурак тащиться на молитву» [3, 269]; посещали монастырь «два десятка глухих старух да несколько богомольных тетушек» [3, 269]. И милосердие уже давно не стучится в их сердца: «в данной местности не любили больных, просто не терпели их, считая дармоедами <…>. Лекарства дороговатеньки, врачу надо платить, так что лечили народными методами» [3, 269]. И только чудо, по мнению Л. С. Петрушевской, способно вернуть их к духовности.

В сказке «За стеной», наряду с главными героями (Александр и его будущая жена), выведен еще целый ряд других персонажей: мальчишка-бродяжка, несколько санитарок. Они воплощают представления о жизни с позиций обездоленных слоев общества. Писательница не щадит соотечественников, видя в них мелочность, желание поживиться на несчастии других, прямое мошенничество. В результате «бледная, худенькая женщина с маленьким ребенком, который лежал, замерев, в застиранном казенном одеяле с лиловой больничной печатью на боку» [4, 229] оказалась на улице, без каких бы то ни было средств к существованию. Однако и вполне обеспеченные персонажи сказки достойны осуждения. Л. С. Петрушевская иронизирует над отношением таких людей к беднякам, вводя популярный в среде «сытых» [4, 227] афоризм – «бродяги не знают стыда» [4, 227], и в целом над их позицией равнодушных наблюдателей, раздающих бесплатные советы.

В то же время в душе современного человека где-то на уровне подсознания еще жив Христос, и показать «явление» его Петрушевской и помогают легендарные мотивы. Поэтому у персонажей сказки и щемит сердце, когда они совершают очередное предательство. «У Александра был <…> такой случай в жизни» [4, 227], когда на искреннюю просьбу показать дорогу до метро «какого-то заплаканного мальчишки лет десяти» [4, 227] он насмешливо дал «бесплатный совет» − «зайти куда-нибудь в теплый подъезд, чтобы не замерзнуть» [4, 227]. О том, что этот «маленький и убогий пройдоха» [4, 227] на самом деле нуждался в помощи, он понял в больнице, куда его той же ночь отвезли на «скорой» с резкой болью в сердце.

Таким образом, фольклоризм писательницы представляется нам феноменом особого плана, который находит свое выражение в многообразии художественных составляющих (в том числе и жанровых) и особенностях их функционального применения. В частности, в случае литературной сказки обращает на себя внимание следующий момент: автор выводит на первый план один из признаков собственно сказки либо осуществляет прием своего рода «рассеивания» сказочных элементов и наложения на них характерных уже для притчи параболических структур.

В целом обращение к народной традиции позволяет Л. С. Петрушевской возвести так называемое «обыденное» в статус «универсального». В свою очередь избирательное отношение к ее (традиции) арсеналу дает возможность создания должной этической оценки.

Литература:

1. Кякшто Н. Н. Поэтика прозы Л. Петрушевской (повесть «свой круг») // Русская литература ХХ века. Школы. Направления. Методы творческой работы. – М., 2002. – С. 541-552.

2. Мифы народов мира. Энциклопедия / Под ред. С. А. Токарева. – Т. II. – М., 2002. – 719 с.

3. Петрушевская Л. С. Где я была. Рассказы из иной реальности. – М., 2002. – 304 с.

4. Петрушевская Л. С. Настоящие сказки. – М., 1997. – 399 с.

5. Плотникова Е. А., Золотова Т. А. Литературная сказка Л. Петрушевской: поиски синтеза традиции и новой культуры // Вестник Чувашского университета. Гуманитарные науки. – 2009. – № 1. – С. 283-287.

6. Плотникова Е. А. Фольклоризм прозы Л. Петрушевской // Актуальные проблемы современной фольклористики и изучения классического наследия русской литературы: сб. науч. статей памяти профессора Е. А. Костюхина (1938-2006). – СПб., 2009. – С. 392-397.

7. Плотникова Е. А. Функции несказочной прозы в творчестве Людмилы Петрушевской (на материале «Настоящих сказок» писательницы) // Проблемы взаимодействия языка, литературы и фольклора и современная культура: материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвященной 100-летию Л. Г. Барага. – Уфа, 2011. – С. 161-167.

8. Пропп В. Я. Легенда // Пропп В. Я. Поэтика фольклора: собрание трудов. – М., 1998. – С. 269-300.

9. Черняк М. А. Массовая литература XX века. – М., 2009. – 432 с.

10. Шеваренкова Ю. М. Исследования в области русской фольклорной легенды. – Нижний Новгород, 2004. – 157 с.