к.э.н., Баккуев Э.С., аспиранты Боттаев
Ж.Х., Тарчокова К.А.
Среди множества проблем
социально-экономического и политического регионального развития на Северном
Кавказе быть может одной из важнейших является низкая эффективность развития
территорий и низкая эффективность отдачи традиционных инструментов развития.
Речь идет о перспективе, которая напрямую связана с восприятием инноваций и в
целом со способностью региональных хозяйств к модернизации. Тестирование
существующих региональных моделей Северного Кавказа на предмет динамичного и
эффективного развития традиционными способами не дает, к сожалению,
однозначного ответа. Наблюдается своеобразное отторжение (неприятие самой
системой, а не отдельными ее структурами и элементами) многих проверенных
стереотипных инструментов, обеспечивающих в других регионах динамику и
эффективность. В других же случаях происходит явное искажение этих инструментов
и превращение в неэффективные. Словом, система как бы подминает нововведения и
вместо преобразования активно использует эти инструменты для продления своего существования.
В результате такого поведения происходит дискредитация инструментов и
укрепление негативного тренда в развитии региональных систем.
Для
оценки развития Северокавказских региональных экономик рассмотрим их
социально-экономическое развитие через призму самодостаточности и органической
целостности в национальном хозяйстве России. Для этого предлагается
использовать уровень самодостаточности или антидотационности. Обобщенно данную
характеристику представляют: душевой ВРП, доля безвозмездных перечислений в
доходовой часть консолидированного бюджета территории, душевые доход,
коэффициент Джини, доля сбережений, удельный вес расходов на потребление и
т.д.
Приведенный анализ эмпирических данных
позволяет выделить следующие тенденции. Первая - отсутствие явной зависимости
доли безвозмездных перечислений из федерального бюджета в региональный от
душевого ВРП. Нельзя сказать, во-первых, имеется ли такая зависимость, (хотя
парный коэффициент корреляции между названными параметрами составил – 0.869 и
формально указывает на наличие весьма высокой, хотя и отрицательной корреляции),
во-вторых, на каком уровне значения душевого ВРП она начинает срабатывать. Например,
душевой ВРП РД превышает аналогичный показатель РИ более чем в два раза, а доля
безвозмездных перечислений в объеме доходов ниже на 14,4%. Правда, по уровню
душевого ВРП РД относится к одной группе с КБР и КЧР, но разница в доли безвозмездных
перечислений в РД превышает последние почти на 15%. Причем в КЧР душевой ВРП
выше, чем в КБР (почти на 2,6 тыс. руб.), но и доля безвозмездных перечислений
федерального центра в бюджет КЧР оказывается выше, чем в КБР почти на 7%.
Поэтому в соотношении двух указанных параметров логика не просматривается. Стало
быть, объем безвозмездных перечислений федерального центра не зависит напрямую
от душевого ВРП региона. Вторая - не наблюдается однозначной зависимости доли
безвозмездных перечислений в % к ВРП к размеру душевого ВРП, как следовало бы
ожидать с точки зрения чистой экономики и на что указывает коэффициент
корреляции равный – 0.936. Впрочем, для Ставропольского края и Республики
Ингушетия экономическая логика действует и состоит в том, что чем больше
значение душевого ВРП, тем ниже доля безвозмездных перечислений в ВРП. Но другие
регионы не подтверждают данного вывода, и даже, напротив, опровергают его.
Например, РД и КБР, имеющие примерно равные душевые ВРП, демонстрируют разный
удельный вес безвозмездных перечислений в % к ВРП, (соответственно, 23 и 17,8%).
А, например, имеющие почти равные удельные веса безвозмездных перечислений в %
к ВРП, РСО-Алания и КЧР, имеют разные значения душевых ВРП, соответственно,
54,2 и 47,2 тыс. руб./чел., т.е. почти на 7 тыс. руб./чел. К сожалению, и в
этом аспекте экономическая логика не проясняет ситуации. Третья - душевые
доходы и душевой ВРП коррелируют (значение парного коэффициента корреляции
между ними составило +0.923): чем выше душевой ВРП, тем выше душевые доходы.
Поэтому, например, РСО-Алания, КЧР и КБР имеют более высокое значение душевого
ВРП, чем РД, но душевые доходы в РД оказываются выше перечисленных регионов. Хотя
уже внутри указанной группы регионов указанная выше связь присутствует и наблюдается
ее выполнение. Впрочем, все не так однозначно. Следовательно, при формировании
зависимости участвуют еще какие то факторы. Но в целом корреляция между
душевыми доходами и душевым ВРП наблюдается. Четвертая - экономическая логика
подсказывает, что должна наблюдаться прямая зависимость между душевыми доходами
и сбережениями. Однако такой зависимости в нашей статистике не наблюдается;
(значение парного коэффициента корреляции составляет +0.429). Например, РД,
РСО-Алания и Ставропольский край, имея почти одинаковые и наиболее высокие
душевые доходы по СКФО, различаются по уровню сбережений. По Ставропольскому
краю уровень сбережений населения составляет 14,5%, РСО-Алании – 9,2%, тогда
как по РД, всего, 1,6%. Не просматривается ожидаемой зависимости также и в
группе регионов (КБР и КЧР), имеющих почти одинаковые значение душевого дохода
(5,5 и 5,7 тыс. руб.) различаются уровнем сбережений, соответственно, 6,6 и
4,9. Причем, логика события не в пользу экономической логики, т.е. обратная ей.
Некоторые спасительные для экономической логики коррективы дает включение в
систему доказательности коэффициента Джини. Впрочем, его включение в
экономическую логику, во-первых, само нуждается в объяснении, во-вторых, оно
проясняет лишь часть парадоксов, но не все и отнюдь не главные, а стало быть,
основные выводы, которые были получены ранее, остаются в силе. Наконец,
последний параметр – доля расходов на потребление. Данный параметр по
экономической логике должен иметь взаимосвязь и, следовательно, зависеть от
уровня душевых доходов. Парный коэффициент корреляции между названными
параметрами составляет +0.901. В целом он подтверждается также и эмпирическими
данными: чем выше уровень душевых доходов, тем выше уровень затрат на
потребление. Эта общая тенденция, однако, корректируется конкретными
параметрами уровня душевых доходов и формируемыми ими уровнями расходов на
потребление. Как и в предыдущих случаях наблюдается весьма противоречивая
ситуация. Например, Ставропольский край, имея самый высокий уровень душевых
доходов, показывал также и самые высокие потребительские расходы. Но РД и
РСО-Алания, отставая от Ставропольского края всего на 180 – 200 руб., по уровню
потребительских расходов отстают, соответственно, на 7 и 22,1 пункта, а между
собой на 15,1 пункта. Если добавить к данному анализу еще и соотношение данных
параметров в КЧР и КБР, то экономическая логика и вовсе пропадает.
Дополнительные аспекты в решении
обозначенной проблемы можно получить на основе расширения числа факторов,
которые составляют: курс национальной валюты к дол. США, цена на нефть сырую
(дол. за тонну), цена нефтепродуктов (дол. за тонну), цена на газ природный,
дол. за 1000 м3, цена электроэнергии, дол. за 1 млн. кВт.ч и др.
Проведенный расчет взаимосвязи (в виде
корреляционной матрицы) объема безвозмездных перечислений федерального бюджета,
который представляет фактически объем дотаций федерального бюджета регионам,
подтверждает высказанное ранее предположение о конъюнктурном характере,
связанном с благоприятной внешней конъюнктурой основных экспортных ресурсов.
Речь идет о том, что между объемом безвозмездных перечислений из федерального
бюджета в региональные и такими параметрами как цены на нефть, нефтепродукты,
газ и электроэнергия наблюдается высокая корреляционная зависимость; в среднем
парный коэффициент корреляции колеблется от 0.965 до 0.985. Совокупный
коэффициент данной группы факторов также оказался весьма высоким. Влияние
данных факторов как по одиночке, так и вместе превышало влияние таких факторов
как ВВП, доходы бюджета, профицит, значение которых оказывается хотя и ниже
перечисленных, но то же весьма заметным. Зато совершенно ничтожным оказалось
влияние курса национальной валюты (-0.226). Кстати, отмеченные закономерности
проявляются также и на уровне конкретных регионах СКФО.
Можно было бы и дальше, следуя выбранной
логики пытаться решать проблемы. Но, похоже, такая логика скорее представляет
спасение выдвинутой модели, чем решение проблемы. А решение, полагаем,
заключается в изменении теоретического концепта, т.е. к переходу к другим
аргументам в доказательстве. В качестве «других» аргументов следует принять
этносоциальный аспект, т.е. учесть влияние этнокультурной модели на динамику
хозяйственного развития территорий.
В основе нашего тезиса лежит гипотеза о
том, что экономика представляет собой реализующуюся ментальную матрицу. (Кстати,
мысль сия не нова. Ее пытался на примере регионов Юга России реализовать
Д.Грушевский [1]. Наш подход развивается в несколько ином ракурсе, что станет
ясно ниже). Исходя из данного положения, предлагаем для каждой их региональных
северокавказских экономик определить свою «национальную экономическую модель»,
которая отражала бы основную ментальную особенность территории. Образно эту матрицу
мы определили как модель управления региональным хозяйством, которая выражает
основной способ организации хозяйственной деятельности на той или иной
территории. В результате анализа и обобщения наблюдений и их сопоставления с
моделями организации, предложены следующие способы организации региональных
хозяйств: корпоративная, конгломеративная, сетевая, холдинговая. Параллельно
предложено выделить этнокультурные матрицы, которые в наибольшей мере оказывают
влияние именно на хозяйственное развитие (формирование архитектуры и
конфигурации экономической ойкумены на территории) на Северном Кавказе: каум,
мир, тейп, тлеух, тукум.[2] На основе сопоставления первого и второго были
разработаны так называемые модели региональных экономик Северного Кавказа, основные
характеристики которых представлены в таблице 1.
Таблица 1
Модель управления региональным хозяйством и тип
институциональной матрицы
|
Региональное хозяйство |
Модель управления региональным хозяйством |
Особенности |
Основной элемент |
|
Республика Дагестан |
Холдинговая (модель госсовета) |
Низкая
мобильность и интегрированость в общероссийскую систему разделения труда.
Привязанность к ресурсной базе. Сверхвысокая дотационность (11,1 тыс.
руб./чел.). Основные ресурсы и формирующиеся на их основе отрасли имеют этнотерриториальную
привязку. Основные финансовые потоки сосредоточены за пределами региона.
Сильные внешние инвестиции по принципам этнической принадлежности и
причастности. Каждая этническая бизнес-группа инвестирует в свой бизнес и
свою территорию. Разветвленная система получения федеральных финансовых
средств. Но эти потоки диверсифицированы как в отраслевом, территориальном,
так и управленческом (персональном) аспектах. |
Территориально-отраслевая
специализация этнических групп, ограничивающая межотраслевые и территориальные
переливы капитала, объединенная формальным единством, которое создает
административный фактор. (Очевидно, за это руководство получает своеобразную
административную ренту, которую выплачивают этнические бизнес-группы).
Внешние инвестиции имеют этническую природу: каждая этническая группа помогает
своему этносу и территории его существования |
|
Чеченская Республика |
Тейповая (устоявшаяся, развитая) |
Жесткая
вертикальная (тейповая) система управления территорией. Сверхвысокая
дотационность (10,3 тыс. руб./чел.). Мощные потоки финансовых ресурсов из федерального
центра, контроль над которыми ведется из одного центра. Распределение средств
осуществляется в соответствие с видением руководителя республики. Внешние
диаспорные потоки слабы; принимают характер преимущественно непроизводящий,
откупной. Диаспорный капитал работает за пределами региона и слабо комплементирует
с региональным. |
Внешние
финансовые подпитки в виде государственной программы; жесткая персонификация
в управлении; авторитаризм |
|
Республика Ингушетия |
Тейповая (молодая, становящаяся) |
Ресурсы
из федерального бюджета в виде целевых программ на развитие региональной
экономики, «мягкая» тейповая система управления. Сверхвысокая дотационность
(12,9 тыс. руб./чел.). Слабая диверсификация финансовых потоков; финансовая
помощь федерального центра персонифицирована на формальной власти. Сильные
диаспорные тенденции в обустройстве регионального хозяйства. Слабая
производственная, промышленная и услуговая сферы. |
Двоевластие
в виде формальной (назначенной) и неформальной (традиционной), которым
принадлежит разный уровень (соответственно, весь объем ресурсов, механизмов,
методов и коммуникаций) управления и организации регионального хозяйства. |
|
Республика Северная Осетия-Алания |
Сетевая |
Ресурсно-промысловая
внутренняя экономика с мощными потоками внешней подпитки в виде диаспорных
поступлений. Множество сетей, сформированных в различных отраслях и
территориях. Наиболее устойчивая к внешним угрозам. Высокая дотационность
(6.8 тыс. руб./чел.). Сильные внешние подпитки при достаточно высокой их
диверсифицированности по источникам, механизму и персоналиям. Высокий уровень
милитаризации территории и государственных инвестиций. |
Наличие
множества самостоятельных бизнес-структур, объединенных этнотерриториальным
фактором; отчуждение средств из каждой ячейки на общее благо; относительная
автономия каждой структуры под мягким (экономическим) присмотром центрального
правительства за счет инвестиций в отрасли и территории. |
|
Кабардино-Балкарская республика |
Корпоративная (тлеушская) |
Высокая
дотационность (7.5 тыс. руб./чел.). Ресурсно-услуговая внутренняя экономика,
сидящая на распределении и перераспределении федеральных бюджетных средств;
размещение бюджетных средств осуществляется по принципу доходности в те
отрасли (преимущественно за пределами республики), где они дают наибольший
процент; концентрация разрозненного этнического капитала в нескольких
направлениях при корпоративном контроле |
Наличие
большой корпорации дифференцированной по отраслям и секторам, но с единым
управлением в лице президента и вице-президентов корпорации; относительная
самостоятельность отдельных отраслей, которые напрямую не входят в
корпорацию, но корпорация через овладение инфраструктурой (коммуникациями)
удерживает все отрасли под собственным влиянием |
|
Карачаево-Черкесская республика |
Конгломеративная (каумная) |
Высокая
дотационность (9.7 тыс. руб./чел.). Региональное хозяйство состоит из
двух-трех этнических центров с примерно равными возможностями, этническая
диверсификация территории, капитала и производств. Капитал разрознен, слабо
интегрирован. Высокая доля «национального капитала» работает за пределами
территории и слабо интегрирована в региональное хозяйство. |
Административно
собранный технологически, организационно, финансово и институционально
разрозненный народнохозяйственный комплекс, с несколькими сильными центрами
концентрации капитала и ресурсов; каждый такой центр занимается своим
бизнесом и не подотчетен другому и региональному правительству |
|
Ставропольский край |
Русское приграничье (мир) |
Умеренная
дотационность (3.7 тыс. руб./чел.). Промышленность и сельское хозяйство,
государственные программы, финансовые ресурсы из федерального центра,
сосредоточение в нескольких точках (городах), высоких контроль со стороны
силовых структур, сосредоточение капитала в центрах |
Бизнес
сосредоточен в отдельных агломерациях, наиболее важные ресурсы сконцентрированы
в руках этнически надежных бизнесменов, сильные инвестиции из центра, направленные
на удержание территории и русского (славянского) этноса. Потоки ресурсов из
центра направляются в те отрасли и развивают те направления, которые ближе
русскому типу ментальности |
*) Статистические данные по дотационности рассчитаны
на основе данных ФСГС РФ за 2010 г. Градация осуществлена по следующим уровням:
до 1.0 тыс. руб./чел. – низкая, 1.0 – 5.0 тыс. руб./чел. – умеренная, 5.0 –
10.0 – высокая, свыше 10.0 тыс. руб./чел. – сверхвысокая.
Приведенная таблица представляет собой
форму экспликации гипотезы о том, что в основе территориальной организации
лежит принцип этнокультуры, что этнокультурная матрица закладывается в контекст
хозяйственного освоения территории. Правомерность такого принципа заключается в
том, что всякий индивид живет в определенной этнокультурной матрице; он с
детства впитывает определенные этические принципы и эти принципы становятся
правилами его поведения, в т.ч. экономического. Знает он о том или нет, но все
его действия во всех областях жизнедеятельности происходят в соответствие и под
присмотром этих принципов. Когда общество полиэтнично, классы структурированы,
страты определены и в целом классовое сознание выступает доминирующим, тогда
эта особенность незаметна в поведении индивидов, - она может проявляться на
обыденном уровне, в частной жизни, семье и т.п., - но когда образуются
моноэтнические сообщества, когда размыто классовое сознание, доминирует мелкий
хозяйчик и мелкобуржуазное сознание является определяющим и на поверхность
выходят этнические связи и отношения, которые заглушают всякие иные, тогда
этническая доминанта проявляется весьма четко и реализует себя во всем своем
проявлении. Эта особенность и проявилась в России (на Северном Кавказе, хотя не
менее активно она проявилась также и в Поволжье, на Урале, на Севере, в Сибири
и на Дальнем Востоке) в 90 – 2000-е гг. Ее то на примере Северного Кавказа мы и
попытались выразить выдвинутой гипотезой и таблицей 1.
Литература
1. Грушевский Д.В. Конкурентоспособность и
ментальная матрица регионов Юга России // Вестник ВолГУ, Серия 5. 2008. - №1
(12).
2. Мамакаев М.А. Чеченский тейп в период
его разложения. Грозный. 1973, Яндиев М.А. Древние общественно-политические
института народов Северного Кавказа. М.: Изд-во ЛКИ, 2007, Кавказская
идентичность в российской социокультурной трансформации. Нальчик, 2007.