История/1. Отечественная история

Д.и.н. Андреев А.Н.

Южно-Уральский государственный университет, Россия

Воссоединение униатов Украины и Белоруссии

с Русской Православной Церковью: взгляд изнутри (по мемуарным источникам конца XVIII в.)

Гонения и насилия, претерпеваемые православными подданными Речи Посполитой в XVII–XVIII вв., неизменно потрясали исследователей своими масштабами и жестокостью. Данной теме посвящено немало интересных работ, написанных с опорой на достоверные документальные материалы. Принуждение православных вступать в униатский закон, действительно, определялось самой логикой развития православно-католических отношений в Восточной Польше в XVIII столетии; однако наряду с этим существовала и обратная сторона проблемы, которую российские историки по политико-идеологическим соображениям предпочитали «не замечать». Источники позволяют утверждать, что после разделов польского государства католики восточного обряда, оказавшиеся в России, также нередко становились объектом нападок со стороны имперского государственного аппарата. История оправдывает давнюю истину: cujus regio ejus religio, но, к сожалению, политическая острота поднимаемых в данной статье вопросов до сих пор затрудняет их объективное осмысление в научном сообществе.

Известно, что разделы Речи Посполитой интенсифицировали процесс православизации белорусского и украинского населения. Количество воссоединенных с Православием униатов и римских католиков впечатляет: с 1772 по 1796 г. Русская Православная Церковь пополнилась двумя миллионами новых прихожан (5; с. 328; 7; с. 652; 9; с. 213; 10; с. 668). Количество «отторгнутых силой, но возвращенных любовью» (по выражению церковных историков и государственных идеологов) всегда выступало главным доказательством стремления униатов вернуться в лоно Православной церкви. Однако историки, реконструируя процесс воссоединения, практически всегда оперировали официальными данными духовного ведомства и губернских канцелярий, которые позволяют оценить итоги процесса православизации, но не его сложности. В то же время практика «воссоединения» имела массу противоречий, о которых дают понятие мемуарные свидетельства, до сих пор почти незадействованные в специальных работах по истории Православия и Католицизма на разделенных польских территориях.

Несмотря на внушительные количественные показатели, характеризующие процесс воссоединения униатов с Православной Церковью, отношение к унии и латинскому обряду далеко не во всех областях и не во всех селениях бывшей Восточной Польши являлось одинаковым. Например, в Брацлавской епархии, жители которой ориентировались на Православную Церковь Левобережной Украины, наблюдалось больше всего добровольных обращений. Там же, где уния пустила глубокие корни (например, в Белоруссии и на Волыни), обращения могли носить вынужденный, а то и прямо насильственный характер (12; с. 324, 331; 14; с. 160). Записки стряпчего могилевского верхнего земского суда (впоследствии губернского прокурора) Г.И. Добрынина красноречиво повествуют о сложностях процесса возвращения к православию белорусских униатов.

В 1793 г. Могилевскому губернатору Черемисинову и Могилевскому епископу Афанасию Вольховскому пришло синодальное предписание, чтобы в разные уезды были разосланы чиновники для агитации за присоединение униатов к греческой вере. Одним из таких чиновников стал автор записок, которому выпало на долю агитировать жителей Сеннинского уезда. Добрынин в воспоминаниях так описал свой миссионерский вояж, иронически назвав его «апостольским объездом»: «Всех церквей униятских во всем Сеннинском уезде 33, которых всех мы посетили (вместе с земским исправником и православным священником). Ко всякой церкви собирали прихожан, при каждой церкви читали им повеления, предписания, спрашивали о свободном расположении их к перемене веры, или, лучше сказать, одного только переименования веры. Увещевали их чрез духовного депутата и не обрели ни единой души, желающей отстать от униятской и пристать к грекороссийской церкви» (8; с. 309). В течение трех недель Добрынин пытался воздействовать на униатов, однако ни с чем был вынужден возвратиться в Могилев. По собственному признанию Добрынина, он старался действовать в точном соответствии с законом: «Отправляясь в город Сенно и зная из именного императорского повеления, что велено спросить: не желают ли? и что желающих запрещено удерживать от их желаний, старался я не отступить от точного смысла сего предписания» (8; с. 309). В результате чиновник получил выговор от светского и духовного начальства, требовавших действовать решительнее, «был везде от губернатора и от архиерея провозглашен безбожником и ослушником» (8; с. 310). Другие чиновники, чтобы выслужиться, оказывались расторопнее и применяли давление. В источнике читаем: «Иной доносит: обратил одну церковь, две, три. И лишь только губернское правление получит такое донесение, как вдруг с другой стороны получает другие – от униатского духовенства, от прихожан, а побочными дорогами и от помещиков – что унияты принуждены побоями, что церковь отбита насильно и проч.» (8; с. 311).

Правительствующий Сенат требовал скорейшего решения проблемы, так что Черемисинов решился на крайние меры, потребовав от директора экономии, бывшего по делам казенных имений в соседнем Быховском уезде, обратить местных жителей. Директор увещевал, уговаривал быховских униатов, но когда приступил к угрозам, жители ударили в набат, набежала толпа и раздались вопли, «из чего директор экономии прозрел, что они сердиты». Тогда на усмирение бунта выехал с пушкой и канонирами сам губернатор. Переговоры Черемисинова с мужиком из толпы демонстрируют реальные конфессиональные предпочтения: «Почему не хотите?» – вопросил губернатор. – Мужик отвечал: «Добре ваше кажешь, что вера все одна, та же христианская. А ти похвалив бы тое, кап (кабы) я взял один крест в руки, а другий бы кинув под ноги?» – Губернатор: «Да для чего же вам не быть со мною одной веры?» – «Ты, сам здоров, знаешь, уже человек немолодой, кап тебе приказывали принять нашу веру, а ти захотев бы ты быть униятом?» После этого губернатор повелел поворотить пушку (8; с. 312–313).

Другой мемуарист, Пафнутий Сергеевич Батурин, служивший в описываемое время председателем Палаты гражданского, а затем уголовного суда в г. Житомире Волынской губернии, со всей откровенностью заявлял, что в 1794 г. губернскими чиновниками было получено «повеление превращать униятов и их церкви в грекороссийское православие» (4; с. 105). Практически сразу началось сопротивление такой безапелляционной политике: к Батурину поступало огромное количество дел, «относящихся до возмущения и противуборствия распространению российского правоверия». Председатель признавался, что подобного рода дела «по множеству и по существу своему» причиняли ему большие затруднения, хотя он «старался сколько возможно было менее отягощать судьбу подсудимых, ибо по большей части преступления их происходили от глупости и невежества, а доносы на них – от злости и видов корыстолюбивых» (4; с. 105). Убежденность в правоте своей веры на взгляд светского человека, действительно, могла быть воспринята как «глупость и невежество», однако в условиях российских правоотношений исследуемой эпохи «глупость» эта была еще и наказуемой. В частности, воспоминания Батурина свидетельствуют о том, что сопротивление православизации в ряде случаев могло расцениваться как «злое против России умышление» и преследоваться в административном и уголовном порядке.

Насилие при обращениях в православие, тем не менее, было строго запрещено в инструкциях наместнику и губернаторам. Особый указ генерал-поручику Т.И. Тутолмину, исполнявшему обязанности генерал-губернатора Минского, Изяславского и Брацлавского, предписывал действовать очень осмотрительно (11; с. 107). В материалах Государственного совета за 1795 г. сохранилось решение Екатерины II выдавать пожизненное содержание в размере 100 рублей в год «попам униатским, кои, не пожелав обще с приходами принять благочестие, осталися без мест» (3; с. 18). Однако порядок православизации оставался добровольно-принудительным и не исключал давление на клир и помещиков, от которых зависела вероисповедная принадлежность крестьянства (15; p. 199–218). Так, деревни униатского архиепископа были секвестрированы «по причине несоглашения его на присоединение униятской к православной грекороссийской церкви» (4; с. 111). В секвестр были взяты также имения некоторых помещиков, препятствующих воссоединению униатов (8; с. 307).

В 1798 г. последовал новый императорский указ о «предписании духовным персоналиям, дабы они униатского закона обывателей к принятию греческой веры никакими средствами не принуждали» (2; л. 64). Указу предшествовал рапорт Минского губернатора З.Я. Карнеева, в июне 1797 г. совершившего экспедиционную поездку по двадцати трем приходам, «где обращенный к благочестию народ колеблется во исповедании веры» (6; с. 1559–1560). Оказалось, что все «колеблющиеся» приходы находились в окружении униатских, и в их членах действовала надежда, «что вслед за ними обратятся и другие селения, и они не потеряют старинной между собою связи родства и знакомства», однако массовых обращений в православие не произошло (6; с. 1560). Униаты надеялись «на уменьшение всяких податей и работ, что может быть обращающими неосторожно предлагаемо было им». Наконец, многих униатов записали в православие, не спрашивая их желания. В результате почти никто из новообращенных в православные храмы не ходил и треб не заказывал в течение двух и более лет. Многие из них прибегали к униатским таинствам или же «приняли римско-католическое исповедание веры, яко то в двух приходах Вилейского повету все жители вообще то учинили» (6; с. 1561). Православные священники, лишаясь доходов от исполнения треб, «оскорбляли и народ, принуждая их противу воли ходить в церковь и принимать требы и принося жалобы без основания в разврате на униатских в соседстве попов, отчего множество заведено следствий, и народ большею частию безвинно подвержен истязанию» (6; с. 1561). Губернатор подчеркивал, что если раньше и действовал фактор принуждения со стороны униатского духовенства и католического панства, то теперь этот фактор совершенно утратил свое значение, и «колеблющиеся в благочестии» добровольно, по собственному убеждению желают оставить православные приходы. Карнеев сформулировал главные причины «народного отклонения от церкви»: слишком крутой и «неискусный» характер обращений в православие, когда священники старались придать бывшим униатским храмам характер внешнего благочестия, но при этом не учитывали духовные потребности людей, демонстративно нарушали сложившиеся местные церковные традиции в стремлении «очистить» обряды; также сказывалось ощущение изолированности православных неофитов от своих собратьев и родственников униатского вероисповедания из соседних деревень и отсутствие «доброй воли поселян к принятию благочестия» (6; с. 1561–1563). Большое значение имел авторитет римских и униатских ксендзов, за которыми, по мнению губернатора, «здешний народ, имея великую доверенность и почтение к ксендзам или попам своим, готов следовать повсюду» (6; с. 1566). В итоге в следующем, 1798 г., Карнеев снова с прискорбием был вынужден констатировать факт: «Во многих селениях бывшие униатские церкви превращены в благочестивые, и к ним определены священники, но жители в те церкви ходить и требы священные получать уклоняются, предъявляя притом, что большая из них часть никогда не имела добровольного желания оставить унию» (1; л. 2). Таким образом, утверждение крупнейшего дореволюционного церковного историка архиепископа Филарета (Гумилевского), разделяемое многими современными исследователями, о том, что «Россия не слышала ни одной жалобы униатов на невольное обращение их к православию» (13; с. 759) лишено основания.

Источники и литература:

1. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф.796 (Канцелярия Св. Синода). Оп.78. Д.604.

2. РГИА. Ф.796. Оп.79. Д.813.

3. Архив государственного совета. – СПб., 1869. – Т.1. – Ч.2.

4. Батурин П.С. Жизнь и похождения Г.С.С.Б. Повесть справедливая, писанная им самим // Голос минувшего. – 1918. – №7/9.

5. Булгаков М., свящ. Преосвященный Георгий Конисский, архиепископ Могилевский. – Минск, 2000.

6. Всепресветлейшему, державнейшему Великому Государю императору... от действительного статского советника Минского губернатора Карнеева всеподданнейший рапорт // Русский архив. – 1869. – Вып.9.

7. Доброклонский А.П. Руководство по истории Русской Церкви. – М., 2001.

8. Истинное повествование, или Жизнь Гавриила Добрынина, им самим писанная. 1752–1823 // Русская старина. – 1871. – Т.4.

9. Коялович М.О. История воссоединения западнорусских униатов старых времен. – СПб., 1873.

10. Кутейников Н.С. Колыбель христианства в России // Исторический вестник. – 1888. – Т.32. – №6.

11. Лушпай В.Б. Иезуиты в России второй половины XVIII в.: Дисс. канд. ист. наук. – М., 2002.

12. Смолич И.К. История русской церкви. 1700–1917. – Ч.2 // История Русской Церкви в 9-ти книгах. – М., 1997. – Кн.8. – Ч.2.

13. Филарет (Гумилевский Д.Г.), архиеп. История Русской Церкви в пяти периодах. – М., 2001.

14. Щапов Я.Н., Васильева О.Ю., Зырянов П.Н. и др. Христианские вероисповедания и государственная власть в России в XVIII – первой половине XX в. // Отечественная история. – 1998. – №3.

15. Vicissitudes de l’Eglise catholique des deux rites en Pologne et en Russie. – Paris, 1843. – T.1.