Филологические науки / 3. Теоретические и методологические проблемы исследования языка

Д.ф.н, профессор Свиридова А. В.

Челябинский государственный педагогический университет, Россия

Аксиологические концепты Совесть и Conscience в русской и французской лингвокультурах, представленные в пространстве паремики: сравнительно-сопоставительный аспект.

Задачей представляемого исследовательского эссе является попытка поиска интеграции лингвокультурологической и лингвокогнитивной методик рассмотрения языковых фактов. На наш взгляд, лингвокогнитивный подход предполагает выявление или описание лингвистических единиц, схем или структур, которые оформляют, реализуют познавательные категории, такие как понятие, представление, доказательство, умозаключение, являющиеся универсалиями человеческого мышления. Выявление таких структур на материале разных языков в большей степени характеризуется как одна из целей когнитивной лингвистики. Лингвокультурологический подход предполагает описание и объяснение универсалий и уникальностей «заполнения» этих схем содержанием с точки зрения национально-культурной специфики, символики, выражения сентенция, «внутренней формы», компонентного состава, средств апеллятивности, способствующих, в том числе, и запоминанию.

Традиционным является следующее понимание пословицы: «…краткое, ритмически организованное, устойчивое в речи, образное народное изречение. Употребляясь в значении переносном – по принципу аналогии к своему буквальному смыслу («Что посеешь, то и пожнешь»), П. заключает в себе афористически сжатое выражение к.-л. Грани народного опыта; предмет высказывания рассматривается свете общепризнанной истины, выраженной П. Композиционное строение суждения в П. (обычно двучленное), часто подкрепляемое ритмом, рифмой, ассонансами, аллитерациями, совпадает с синтаксическим» (6, 291). Из приведенного определения вычленяются два структурных уровня пословицы – когнитивный и культурный. Когнитивный уровень универсален, культурный уровень содержит и общечеловеческое, и национальное мировидение. Когнитивный уровень параметризуется характеристиками памяти, накоплением знаний и опыта, их сохранением знаковой системой, апеллятивности (в аспекте влияния на сознание и программирование поведения), а также восприятия языка как средства выражения осознания амбивалентности всего сущего.

По-видимому, пословицы любых лингвокультур представляют собой гештальты (в переносном смысле этого понятия): достаточно обширное множество паремий построены симметрично 'отрицательно VS положительно' или 'идеал VS антиидеал', 'символ -' VS 'символ +' (En petite maison, la part de Dieu est grande, Не в силе правда, а в правде сила).

Пословица является мыслительно-культурным образованием, аккумулирующим ценностные категории, относящиеся к самосознанию нации, закрепленным средствами языка по принципу симметрии и по закону экономии языковых средств и речевых усилий, максимально выражающим апеллятивную функцию.

Паремика – зеркало сознания, самосознания народа, выражение ценностных ориентиров нации. Каждая пословица есть факт этического самосознания. Последнее определяется В.А. Масловой как «осознание членами этноса своего единства и отличия от других аналогичных формирований» [Маслова, 2004: 10]. Паремии отражают «наивную», бытовую, житейскую картину познания мира и дают морально-нравственную оценку ситуациям и человеческим типам относительно их деяний.

По мысли Л.Б. Савенковой, «концепт-представление в своем выражении с языковых позиций не может быть ограничен исключительно лексическим или лексико-фразеологическим уровнями. Его реализация многопланова. Тонкости концептуального смысла как этнокультурного феномена проявляются и в языковых единицах, и в пространстве речи. «…Чрезвычайно значимое место в создании семантики культурных, принадлежащих целым этносам концептов следует отвести паремиям, потому что они заключают в себе не камерное, а общее для всех (или значительного множества) носителей конкретного языка знание» [Савенкова, 2002: 127].

У каждого народа пословицы выполняют идеологическую и воспитательную функции, представляют систему ценностей, к которой в конкретный исторический период обращено национальное сознание, содержат оценку социально значимого поведения личности, выявляют идеал и антиидеал жизни для носителей конкретного языка.

Понятие совесть является как раз тем понятием, которое можно назвать универсалией человеческого сознания. Совесть – внутреннее чувство справедливости, руководящее поступками человека, которое выше писаных законов. В русском и французском языках эквивалентами-номинантами этого понятия являются лексемы совесть и conscience. В обоих лингвокультурных пространствах существуют пословицы, демонстрирующие отношение носителей неродственных языков к неписаным законам совести: Le mal porte le repentir en quene/Совесть с молоточком: и постукивает, и послушивает (здесь и далее приводятся пословицы-эквиваленты по: Брюзгина Н.К. «Французско-русский словарь пословиц и поговорок», (4000 единиц). М., 2007); Il faut etre marchand ou larron/Торгуй правдою, больше барыша будет; Лучше торговать, чем воровать; Pour être pauvre, on n’en est pas moins honnête homme; En petite maison, la part de Dieu est grande/Гол, да не вор; беден, да честен; Денег ни гроша, да слава хороша; Forse n’est pas droit/Не в силе правда, а в правде сила; La verité est droite, mais les juges sont tordus/Суд прямой, да судья кривой. У неправедных судей много затей. Не всяк судит по праву, иной и по криву; Revanche pour revanche/Un service en vaut un autre/Не думай только, как бы взять, (а) думай, как бы отдать; L’avarice est comme le feu: plus on y met du boit, plus il brule/Дай ему палец, он всю руку откусит; Ange à l’église et diable à la maison/На людях ангел, дома черт; Il n’y a pas grand honneur à vaincre un plus faible que soi/Не велика честь волку зайца съесть; Paroles de saints et griffes de chats/На словах – князь, а на деле – грязь; Il ne faut pas se fier à un homme qui entend deux messes/Иной по две обедни слушает, да по две души кушает; Qui a crainte, a honte; Sur la peau d’une brebis on ecrit ce que l’on veut/Бумага от стыда не краснеет; De fou (fol) juge promte (breve) sentence/Подпись судейская, а совесть лакейская; Il pleure d’un oeil et rit de l’autre/Глазами плачет, а сердцем смеется; Il faut tondre la brebis sans l’écorcher/Шерсть стриги, а шкуры не дери. Приведен не весь перечень эквивалентных пословиц, репрезентирующих концепт совесть/ conscience в русской и французской лингвокультурах, однако нетрудно заметить, что ключевые лексемы совесть и conscience почти не присутствуют в структуре соотносящихся паремий, в частности, во французских паремиях названный лексический элемент полностью отсутствует.

Русские пословицы содержат с воем составе лексему совесть и носят сентенционно-дидактический характер: С его совестью жить хорошо, да умирать плохо; Как не мудри, а совести не перемудришь; Добрая совесть – глас Божий; Добрая совесть любит обличение; Есть совесть, есть стыд, а стыда нет, и совести нет; Совесть без зубов, а загрызет; Злая совесть стоит палача; С совестью не разминуться; У него совесть еще в прошлом году в бутылке задохнулась; У него совесть – дырявое решето; Заскорузлой совести не проймешь; У тебя совесть, что розвальни: садись и катись (просторно); Душа христианская, да совесть-то цыганская; С его совестью и помирать не надо; К кафтану (К коже) совести не пришьешь; Твоя совесть, как лихая болесть (всяк ее бегает); У него совесть в голике (в кулаке, под порогом и пр.) [Даль, 1994: Т.2]

Совершенно необязательно наличие в пословицах как русских, так и французских, вербализующих концепт Совесть/Conscience, одноименных лексем-эквивалентов; в обеих лингвокультурах внутреннюю форму паремий структурируют конкретные образы-«картинки»: У него совесть еще в прошлом году в бутылке задохнулась; Дай ему палец, он всю руку откусит; Шерсть стриги, а шкуры не дери (русск. посл.) и En petite maison, la part de Dieu est grande (дословно: В маленьком доме велика Божья доля); Le rénard mourra dans sa peau (досл. Лис умрет в своей шкуре, а русский эквивалент Горбатого могила исправит); Paroles de saints et griffes de chats (досл. Речи святых и когти котов). В состав русских и французских пословиц входят имена существительные конкретной субкатегории – бутылка, шерсть, шкура, палец, рука, maison f, rénard m, peau f, griffe f, chat m, что свидетельствует о появлении паремий в бытовом общении народа.

Содержание и логемы пословиц оформляются в когнитивных схемах сравнений и уподоблений – Твоя совесть, как лихая болесть (всяк ее бегает); У него совесть – дырявое решето; У тебя совесть, что розвальни: садись и катись (просторно); L’avarice est comme le feu: plus on y met du boit, plus il brule; Ange à l’église, diable à la maison. Сравнение является одним из древнейших мыслительных операций, служащих цели познания, также сравнительная категория универсальна для многих лингвокультур и, несомненно, в рамках ее когнитивной схемы формируются синтаксические модели пословичных высказываний.

Во французской, как и в русской лингвокультуре, категория отрицания в частном значении противопоставления структурирует пословицы, представляя положительный стереотип поведения через негацию аморальных свойств (нередко присутствие противительных союзов): La verité est droite, mais les juges sont tordus/Суд прямой, да судья кривой; Денег ни гроша, да слава хороша; Il pleure d’un oeil et rit de l’autre/Глазами плачет, а сердцем смеется.

Категория отрицания (через частное значение противопоставления) создает очень емкую, лаконичную синтаксическую структуру, соответствующую закону экономии языковых средств и речевых усилий, концептуально насыщенную, содержащую стереотипизированное представление о понятиях совесть и conscience, используя узуальные антонимы (petite – grande/малая – великая, rire – pleurer/смеяться – плакать, tordu – droit/кривой – прямой, diable m – ange m/дьявол – ангел) и противопоставленные пословичным дискурсом лексемы, не являющиеся языковыми антонимами (saint m – chat m/святой – кот, marchand m – larron m/торговец – вор, église f – maison f/ церковь – дом, écorcher – tondre/сдирать шкуру – стричь, беден – честен, князь – грязь, палец – рука, христианская – цыганская, судейская – лакейская, глаза - сердце).

Дискурсные противопоставления не случайны: противопоставленные лексемы обозначают национальные или христианские символы, которые для носителей той или иной культуры содержательно противоположны. Например, Словарь христианского искусства представляет следующую информацию о содержании символа кошка: Символ лени и похоти. …В христианском искусстве кошка ассоциировалась с колдовством и Дьяволом [Апостолос – Каппадона, 2000: 117].

Дискурсно противопоставленная вышеуказанной лексеме лексема святой объясняется: Так называют осуществляющих посредничество между Богом-Отцом и человечеством христианских героев и героинь. …Позже слово «святой» стало отличительным почетным наименованием тех, кто заслужил его особой праведностью и был особо угоден Богу [Апостолос – Каппадона, 2000: 201].

Для выражения логемы (термин Л.Б. Савенковой) или поучения русские и французские поговорки пользуются императивной формой выражения – глаголами в повелительном наклонении, безличными конструкциями il faut (il ne faut pas), on veut…, моделями обобщенных личных предложений (К коже совести не пришьешь; Шерсть стриги, а шкуры не дери; Не думай только, как бы взять, думай, как бы отдать). Перечисленные формы выражения поучения универсальны в обеих лингвокультурах (грамматические маркеры, специфичные для языков не отмечаются в связи с отсутствием необходимости их описания).

Концепты Совесть и Conscience в пословичной сфере далеко не всегда представлены ядерно, центрально: во многих единицах отсутствуют одноименные ключевые лексемы, по поводу которых структурировались бы различные модусы. Проблемы совести и ее отсутствия возникали во многих сферах человеческой деятельности – семье, суде, церковной жизни, имущественных отношениях и др. Именно поэтому нужно сказать о некоторой периферийности и «размытости» выражения этих концептов в пословицах, тематика которых многоаспектна – Друг – Враг, Смелость – Трусость, Жадность, Свое – Чужое, Долги, Голод – Нужда – Бедность, Семья, Сила – слабость, Лицемерие, Закон – Право – Правосудие, Лень, Вор – Воровство, Правда – Ложь, – но так или иначе касается совестливого или бессовестного поведения человека в социуме (Près du pain, il y a toujours des miettes/Кто у власти, тот и ест сласти; Celui qui se sent coupable croit toujours qu’on parle de lui/Чует кошка, чье мясо съела; Si tu voles un pain, tu est un voleur, si tu en voles plusieurs, tu es un roi/Кто украдет рубль, того дают под суд, а кто тысяч двести, того держат в чести; C’est sur l’homme a terre que pleuvent les coups de baton/Свались только с ног, а за тычками дело не станет; Un père peut nourrir cent enfants, mais cent enfants ne nourrissent pas un père/Один отец прокормит и девятерых детей, а девятеро детей не прокормят одного отца; Ce qui est bon à prendre, est bon à rendre/Долг платежом красен; Bouche de miel, coeur de fiel/На языке мед, а на сердце лед; Les avocats sont des leche – plats; les procureurs sont des voleurs/Адвокаты – лизоблюды, прокуроры – воры; Quand on habite une maison de verre, il ne faut pas lancer des pierres/Других не суди – на себя посмотри; La poche du juge est comme bedaine du pope/Судейский карман – что поповское брюхо/что утиный зоб; Quand le renard se mêt à prêcher, gare aux poules/Когда лиса читает проповеди, загоняй своих гусей; A la tannerie tous boeufs sont vaches, et à la boucherie toutes vaches sont booefs/Не лгать, так и не продать, Не хвалить – с рук не свалить; Arrogance et vanité font escorte à la beauté/Лицом красавица, а нравом только черту нравится).

Рассмотренные соотносимые концепты Совесть и Conscience характеризуются как необходимые конституэнты французской и русской лингвокультур, находят средства вербализации в паремической сфере, являются диффузирующими, модусными, включаясь в ареал других концептов, вербализуются в когнитивной и синтаксической схемах сравнения, противопоставления, вербализованного средствами узуальной антонимии и дискурсных противоположностей. Для выражения паремического дидактизма и морализаторства в обеих лингвокультурах используются императивные безличные и обобщенно-личные модели. Лексический компонент совесть имеет место быть в структуре русских пословиц, в то время как лексема conscience отсутствует в составе французских паремий (такое замечание сделано по материалу, представленному упомянутым выше словарем Н.К. Брюзгиной, содержащим 4000 единиц). Такую структурную особенность предположительно можно объяснить многозначностью французской лексемы conscience и однозначностью русской – совесть, «размытостью» одноименного понятия о чувстве или ощущении совести у французов и определенностью понятия совести, как чувстве, вложенном Богом в душу человека у носителей русской лингвокультуры.

Во многих пословицах русского народа концепт Совесть выражен ключевым словом и является ядром и темой единицы, равно он способен диффузировать с другими концептами и непосредственно не номинироваться ключевой лексемой.

Библиография

1. Брюзгина, Н.К. Французско-русский словарь пословиц и поговорок (4000 единиц) [Словарь]/Н.К. Брюзгина. – М., 2007.

2. Даль, В.И. Пословицы русского народа: в 3 т. [Словарь]/В.И. Даль. – М.: Рус. книга, 1994. – 2 т.

3. Каппадона Д., Словарь христианского искусства [Словарь] / Д. Каппадона. – Екатеринбург: Урал-LTD, 2002. – 266 с.

4. Маслова, В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие для студентов высш. учебн. заведений [Текст]/В.А. Маслова. – 2-е изд. стереотип. – М.: Академия, 2004. – 208 с.

5. Савенкова, Л.Б. Русская паремиология: и лингвокультурологический аспекты [Текст] / Л.Б. Савенкова. – Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 2002. – 239 с.

6. Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева [Словарь] / В.М. Кожевников. – М.: Сов. Энцикл., 1987. 752 с.