Обычное право как элемент правового сознания молодежи

Д. филос. н. Нанаева Б.Б.,

ассистент Бисултанова Л.Б.

Грозненский государственный нефтяной технический университет

имени акад. М.Д. Миллионщикова

Обычное право

как элемент правового сознания молодежи.

Цель предпринятого социокультурного анализа заключается в выявлении сущностных характеристик традиционного правосудия. В рамках достижения этой цели решается задача установления тесного взаимодействие обычного права с нормами морали, определяется его роль в формировании правового сознания молодежи. Актуальность изучения проблемы заключается в том, что традиционные представления еще занимают значительное место в общественном поведении молодежи республики. Ведь менталитет народа, элементом которого является обычное право, формировался в течение длительного времени. Его установки вошли в психику, стали привычкой. И в этих условиях определение возможных рамок приобщения молодежи к социально-правовым и культурным истокам правовой культуры своего народа приобретает важное стратегическое значение.

Само понятие «обычай» означает унаследованный стереотипный способ поведения, который воспроизводится в определенном обществе или социальной группе и является привычным для их членов. Иногда понятие «обычай» отождествляется с понятиями «традиция». Но традиция охватывает широкий круг социокультурных процессов и явлений, все сферы социальной и культурной жизни общества, тогда как обычное право отображает совокупность неписаных норм – правил поведения, возникших в процессе общественной и бытийной деятельности людей. Как известно, с марксистской точки зрения «право» может употребляться только в применении к нормам, санкционированным государством, то есть существующим в классовом обществе. Но, как пишет А.М. Ладыженский, уже в традиционных обществах сформировались зачатки права, к которым слово «право», в строгом смысле, хотя и не применимо, но они не могут рассматриваться и как не имеющие правового значения[i].

Обычное право – адат – традиционный правовой институт чеченцев и других горских народов Северного Кавказа, выступало основным звеном, объединявшим все формы социального регулирования в единую систему. В нем в наиболее систематизированном виде были сконцентрированы нормативно-нравственные предписания и моральные установки, регламентировавшие личную и общественную жизнь человека. И поскольку в качестве правовых норм выступала мораль, то система морально-правового регулирования охватывала все сферы жизни общества одновременно. Так, в установлениях норм обычного права чеченцев были изложены основные права и обязанности члена общества. Эти требования строго регламентировали как говорить с детьми при старших, при младших, при родственниках, при посторонних, как вести себя дома, в гостях, что делать и как поступать при встрече со взрослыми или с молодыми, как ухаживать за гостем, о чем и как говорить с ним, кому уступить правую сторону от себя, как садиться за стол, как есть дома и в гостях и т.д.[ii]

Эта связь морали и права, составлявшая единую систему нравственно-правового регулирования, была обусловлена полным совпадением у социумов принципов морали и права. Именно эта взаимообусловленность правовых предписаний и норм права обеспечивала то социальное равновесие в обществе, которое для юридических законов остается недосягаемым. Ведь правовое сознание и поведение человека могут сильно расходиться, поскольку многие буквы закона остаются за пределами их нравственных представлений. Связь между правом и моралью, заключенная в адате, была обусловлена также и той ролью, которую мораль играла в системе нормативного регулирования: мораль в этой системе доминировала и, в сравнении с другими социальными нормами, сфера ее действия была несравненно широкой. Это было обусловлено тем, что мораль и право представляли собой разновидность единой, целостной системы общественного регулирования. Так, мораль, будучи универсальным регулятором человеческой деятельности, преследовала, в конечном счете, задачу – упорядочить общественную жизнь, обеспечить организующее начало для жизнедеятельности человека, утвердить в обществе принципы справедливости. Но ведь назначение норм права было тем же: установление общественного порядка.

В процессе реализации своих функций, и правовые предписания, и нормы морали преследовали общие цели. Поэтому всякое безнравственное поведение члена общества оценивалось и как противоправное: обычное право требовало соблюдения нравственных предписаний, того же требовала и мораль. Поэтому одни и те же поступки члена общества получали в глазах окружающих людей как правовую, так и моральную оценку, о них судили как с позиций дозволенного или недозволенного, так и с позиций совести и чести. Мораль, в свою очередь, выступая в роли обычного права, плодотворно разрешала конкретные дела, анализировала всевозможные жизненные ситуации, и, тут же, оценивала правовую сторону нарушения и самого нарушителя. Так, например, без нравственных критериев было невозможно оценить такие действия, как клевета, оскорбление, унижение чести и достоинства, составлявших подавляющее большинство случаев нарушений общественного порядка.

Моральные нормы, выступающие в форме правых предписаний – обычного права, не нуждались в механизме принуждения. Поскольку предписания морали не противоречили нормам обычного права, в рамках которых протекала жизнедеятельность человека, люди доверяли им и поэтому, как на рациональном, так и на эмоциональном уровне, разделяли их. В результате отпадала и необходимости в принуждении извне. Например, усвоив с детства, что за каждое сказанное слово, тем более, если оно содержало негативный оттенок в отношении кого-либо (в присутствии, так и в отсутствии объекта обсуждения), следует давать объяснение, возможно привлекая и членов семьи и рода в целом, член чеченского общества не мог позволить необдуманных, вольных высказываний. Он выполнял правила приличия, ежеминутно ощущая, что он должен с кем-то считаться, или кто-то смотрит и оценивает его.

Морально-правовая самоорганизация выступала несущей нормативной конструкцией традиционного общества. Это их высшее предназначение было неукоснительно защищено слитностью обычаев, правовых норм и нравственных предписаний, единством общественной и индивидуальной жизни. В свое время лидеры религиозных и национально-освободительных движений чеченцев шейх Мансур (Ушурма), Шамиль, Гази-Магомет предприняли решительные шаги заменить адат шариатом. Но, несмотря на их фанатичные устремления, добиться полного успеха им, все же, не удалось. Так, в период существования имамата Шамиля сфера функционирования адата была резко ограничена, и наказание над провинившимися горцами осуществлялась только по шариату. Но это вызвало такое противостояние власти Шамиля, что он был вынужден уступить некоторым нормам адата, которых горцы придерживались охотнее[iii]. Известно высказывание имама Шамиля о том, что «скорее горец отступиться от ислама, нежели от своего обычая, хотя бы этот обычай – ходить без рубахи»[iv].

То есть, народ предпочитал шариату обычно-правовые нормы. Как пишет по этому поводу У. Лаудаев, «с принятием магометанства спорные дела чеченцев должны были решаться по шариату. Но возможно ли было вольный народ, веками привыкший к адату, подчинить шариату. Чтобы исправить неудобства, постигшие шариат, нашли необходимым согласовать его с адатом, а потому некоторые дела стали решаться по адату, а другие по шариату»[v]. То есть, по справедливому замечанию В.Акаева, «в процессе исламизации горцев, нормы шариата вынуждены были взаимодействовать с достаточно развитой системой обычного права»[vi].

И, тем не менее, принятие мусульманства наложило неизгладимый отпечаток на духовную культуру чеченцев, обогатило и систематизировало социально-правовую сторону их общественных отношений, хотя и не смогло в корне её изменить, подчинить себе. Многие нормативные установки мусульманской религиозной идеологии изменялись сами, подстраиваясь под традиционные, устоявшиеся нормы обычного права чеченцев – адат.

Но во многом они совпадали. Нормы обычного права в соединении с требованиями мусульманской этики отличались трезвостью взгляда, ярко выраженным практицизмом, по многим вопросам выступали в качестве умиротворяющего фактора. Например, в вопросах, связанных с трезвым, взвешенным отношением человека к жизни. Так, опасливость была отнесена к категории тех принципов, которые формируют в человеке эти качества. Безудержная отвага, характерная менталитету чеченцев, расценивалась как неправильное стремление. Призыв к прощению, не воздаянию «плохим за плохое», в противовес адатам, также выражен в мусульманстве достаточно четко.

Как известно, по мере развития родовых обществ, а именно, их дробления на сословия и зарождения классовых государств, адаты трансформировались в юридические нормы, защищающие интересы привилегированных классов. Однако обычное право чеченцев, хотя и выступало действенным механизмом социального регулирования, так и не обрел форму юридической системы, выполнявшей функции правовой нормы. В связи с этим, известный исследователь проблемы адатов Северного Кавказа А. М. Ладыженский, последователь М.О. Косвена, даже предложил называть их «неправовыми нормами» общественных отношений, характерных для родового строя всех горских народов этого региона, в том числе, и чеченцев»[vii].

В чеченском обществе, где процессы классообразования не зашли столь далеко, правовой обычай, концентрируя внутреннюю силу этнической общности, успешно поддерживал здесь и справедливость, и равенство, и отношения власти и подчинения, и свободу личности, и, в конечном счете, традиционный правовой порядок не силой закона, а силой обычного права – адаты. Опираясь на общие для этноса нравственные нормы и правила и принципы поведения, этническую ментальность, одинаковое для всех чеченцев понятие личной ответственности перед обществом, адаты реализовывали важнейший принцип социального единства – общественный порядок, как основу единых принципов правовых норм, как главный этнообразующий фактор. То есть, являясь критерием правомерности или неправомерности поведения и поступков членов общества, а, также предохраняя их от неблагоприятных последствий их совершения, обычное право выступало в роли единственного регулятора общественных отношений. При этом общество определяло содержание обычного права, норм и принципов поведения своих членов, влияло на его развитие, а не право определяло рамки дозволенного – ведь право само по себе не могло быть выше того состояния, того уровня, которое было достигнуто обществом в социально-экономическом и духовном развитии. В этом принципиальное его отличие.

Таким образом, обычное право, являясь способом регуляции общественных и межличностных отношений, выступало фактором общественного развития, внутренней силой, поддерживающей здесь правовой порядок и этническую целостность. Член общества, включенный в процесс морально-правового регулирования, где универсальные нормы и принципы поведения отражали интересы этноса в целом, уже не нуждался в принуждении. Предписания и нормы обычного права, обретя в условиях отсутствия государственного принуждения императивный характер, становились внутренним убеждением человека, частью его духовного мира, как на сознательном, так и на психологическом уровне.

Именно этим и объясняется живучесть традиционных норм регулирования общественных отношений. Но реставрация его норм должна осуществляться под контролем правоохранительных органов и быть ориентирована на возрождение его норм на уровне этнокультурных ценностей. Иначе правовое закрепление обычаев, а в результате и этнических различий, может стать обоснованием обособления этносов, как субъектов Российской Федерации. В перспективе это может привести к росту национализма, а, в конечном счете, и к политической децентрализации.

Литература: