Во второй половине XIX в внешняя политика царизма активизируется Россия 70-х гг. резко отличалась от России периода Кавказской и Крымской войн. После отмены крепостного права развитие капитализма в России пошло довольно быстро. Во всех отраслях государственной жизни происходили заметные изменения, государство становилось на новую основу. Но все же эти преобразования только начинали «пускать свои корни», и к моменту объявления войны ни одно из них не было завершено. Однако в развитии экономики и производительных сил и в жизни государства вообще заметны были большие сдвиги: развитие русского государства шло вперед. Севастополь стал центром Русского Общества пароходства и торговли, а другие разоренные приморские города стали возрождаться. Железные дороги связали Черноморское побережье с внутренними областями империи, на юге России были открыты залежи каменного угля, железной руды и нефти. В 1869 г. был открыт Суэцкий канал, соединивший Средиземное море с водными путями Востока. В силу всего этого Черное море стало приобретать жизненное значение для русской торговли на рынках Ближнего и Дальнего Востока.

Агрессивные круги царской России вновь начали проводить политику, которая всецело отвечала интересам правящих классов. Они руководствовались интересами военно-феодальной верхушки России, стремившейся овладеть стратегическими пунктами, выходами к морям, к расширению внешней торговли. Основными направлениями внешней политики российского государства во второй половине XIX в. оставались Восточный вопрос и укрепление своих позиции на Балканах.[i]

Во время дипломатических переговоров по урегулированию вопроса о славянских народах Россия, чтобы оказать воздействие на Турцию, провела мобилизацию армии, содержание которой стоило государству огромных средств. Дальнейшее затягивание переговоров еще больше увеличило военные расходы, которые в начале 1877 г. достигли 70 млн. рублей. Распустить армию, отказаться от своих требований, по словам Д. Милютина, означало бы идти на уступки Турции и Англии, а это привело бы к полному дипломатическому поражению России, чего не могли допустить правящие круги государства. «Как ни бедственная война для России, - писал Д. Милютин, - однако ж, избегнуть ее можно не иначе, как, добившись мира почетного..., а добиться его можно, только подняв голос и опираясь на нашу военную силу».[ii]

В пользу России сложились и внешнеполитические условия: франко-прусская война и революционное движение в Европе отвлекали внимание западных держав от Турции. Впервые за несколько десятилетий Россия оказалась на Ближнем Востоке почти без соперников «с совершенно развязанными руками».[iii] Она освободилась от ограничивавших ее статей Парижского трактата и принялась за восстановление своего международного престижа, утраченного в результате Крымской войны.[iv]

Новый подъем национально-освободительной борьбы на Балканах и в других частях Оттоманской империи, усиленное продвижение царской России в Среднюю Азию привели к новому столкновению интересов Англии и России на Востоке. Россия покровительствовала движению балканских славян, стремясь утвердить на Балканах свое влияние, ослабленное после

Крымской войны. Великобритания, в условиях острого колониального соперничества с Россией в Азии, всеми средствами стремилась не допустить усиления русского влияния на Балканском полуострове. Она была заинтересована в сохранении статус-кво балканских народов в зависимой от нее Османской империи «и выступала против освобождения балканских народов».[v] Поскольку вопрос о Турции и ее владениях составлял основное содержание Восточного вопроса, турецкое правительство, разумеется, было втянуто в англо-русский конфликт и приняло в нем активное участие. Вновь возродились мечты султанской Турции о Кавказе, и в частности о Дагестане, вновь религиозная пропаганда турецких эмиссаров и протурецки настроенной части мусульманского духовенства Дагестана стала носить явно антирусский характер[vi]. В ответ на это правительство Александра II категорически запретило возвращение горцев-переселенцев на Кавказ, разрешенное в 1872 г., т.к. в 1876 г. было отмечено массовая реэмиграция северокавказцев на свою Родину-Кавказ, т.е. в пределы Российской империи. Кроме того, те паломники-эмигранты, с которых бралась подписка о том, что они больше в пределы России не вернутся, тем не менее, возвращались[vii]. Среди них встречались и протурецки настроенные лица, фанатики, которые призывали освободить «территорию мусульман от неверных».

Имело место также протурецкие взгляды отдельных влиятельных лиц из числа как феодалов, так и мусульманского духовенства: этому способствовали и турецкие эмиссары, специально посещавшие Северный Кавказ. Одновременно турецкая печать трубила о том, что Кавказ и кавказцы

исторически принадлежат единой тюркской (османской) нации, что кавказцы и даже грузины, находятся на стороне Турции.[viii]

Летом 1875 г. в Боснии и Герцеговине вспыхнуло восстание, носившее антитурецкий и антифеодальный характер. В 1876 г. оно охватило все славянское население Балканского полуострова и превратилось в широкое национально-освободительное движение. Турки силой оружия стали расправляться со славянскими народами. Сербию от окончательного разгрома спасла лишь угроза России разорвать дипломатические отношения с Портой.

В декабре 1876 г. в Константинополе собралась конференция великих держав Европы, которая выработала проект автономного устройства Боснии, Герцеговины и Болгарии. Но до окончания работы конференции султан Абдул-Гамид с согласия Англии провозгласил конституцию, которая якобы даровала подданным султана «широкие права».[ix] Решения конференции утратили значение, после чего Россия решила с оружием выступить в защиту славян.

Таким образом, причины развязывания русско-турецкой войны 1877— 1878 гг. следует искать в условиях социально-экономического развития русского государства второй половины XIX в., в стремлении господствующих классов обеспечить свои интересы. Освобождение же славянских народов было использовано как исходный момент дипломатической и военной борьбы против Турции.

Кроме того, царскому правительству нужно было восстановить славу своих вооруженных сил и тем самым поднять военный престиж как внутри, так и вне государства, в связи с чем Россия провела реформы в области воинской повинности.

Во второй половине XIX в. Оттоманская империя переживала острый

экономический и политический кризис. Феодальные отношения тормозили развитие производительных сил, экономика страны находилась на низком уровне, сельское хозяйство было в состоянии полного упадка, а государственный долг достигал огромных размеров. Накопление займов, заключенных на тяжелых условиях, только уплата процентов и погашение составляли 14 млн. турецких лир, на 18 млн. общего дохода. Это довело государственную казну до опустошения, вызвало повышение налогов и сборов. Правительство Турции не полагалось на свои собственные силы и находилось под сильным влиянием иностранных дипломатов.[x] Все отрасли производства были расстроены, промышленность и торговля — парализованы; разложилось управление. В то же время султанский двор затрачивал огромные средства на украшение дворцов, на броненосные корабли, построенные в Лондоне, на пушки, заказанные в Германии, на ружья, закупленные сотнями тысяч в Америке.[xi]

В таком положении оказалась Османская империя, располагавшая громадными природными богатствами: в одном только Аданском вилайете ископаемые богатства были так велики, что доходы от их эксплуатации могли бы покрыть все долги Турции.[xii]

При таком тяжелом экономическом положении в стране свирепствовал жестокий режим султана Абдул-Азиза. Все прогрессивные силы страны эмигрировали или стали жертвами террора. Трудящиеся массы все больше выражали протест против существующего режима, усиливалось освободительное движение порабощенных народов. В стране назревала революционная ситуация.

Напуганная назревавшей революцией, правящая верхушка страны при поддержке Англии совершила 30 мая 1876 г. переворот, и вместо Абдул-Азиза на престол вступил Мурад V, а 31 августа того же года его сменил

Абдул-Гамид II, режим которого вошел в турецкую историю под названием «зулюм» (гнет, насилие)[xiii]. Но несмотря ни на что, положение в стране не изменилось.[xiv]

В начале войны в Турцию прибыл английский корреспондент Норман, который был уверен, что сведения о тяжелом внутреннем политическом положении Турции преувеличены. Однако после пребывания в Константинополе, он констатировал, что «невозможно было описать то тяжелое положение, в котором находилась Турция».[xv]

Для характеристики внутриполитического положения Турции накануне войны небезынтересны слова одного из верховных сановников Порты Мухтара-паши. «Благодаря низложению двух султанов, - пишет он, - дух народовластия поднимался в турецком народе все больше и больше. Дворцовая партия жаждала падения духа и видела в подстрекательстве народа к войне с Россией верное средство для достижения собственной безопасности. На самом деле Россия, при всем известном превосходстве, должна была нас разбить... Поражение же в числе других бедствий и ужасов принесло бы с собой и падение чувства национального достоинства в народе».[xvi]

Из слов турецкого мушира (главнокомандующего) ясно, что речь идет о революционной ситуации в Турции и что выход из нее правящие круги искали в войне. С течением времени число сторонников войны возрастало. «Бедный народ не догадывается, — пишет Мухтар-паша, — откуда брало свое начало это воинственное движение, а оно внушалось двором».[xvii]

Правящие круги Османской империи, рассчитывая в результате войны на возможность подавления революционного движения в стране, одновременно преследовали агрессивные цели: они стремились удержать в

повиновении порабощенные ими народы, восстановить свое господство на

утерянных территориях, поднять свой международный престиж, пострадавший в результате неудач в войнах с Россией, и вернуть былую славу османов.

Великие державы сразу же определили свое отношение к решению проблем, возникших в ходе нового восточного кризиса, и тут выяснилось различие их позиций.

Англия не была подготовлена к войне, она не в состоянии была принять непосредственное участие в военном конфликте, но всячески помогала Турции, как военными специалистами, так и вооружением. В обстановке назревания новой русско-турецкой войны правительство Александра II просчиталось, недооценив роль Англии, которая стремилась использовать турецкую армию в целях «прекращения» русского влияния на Кавказе и в Средней Азии. А Великобритания имела все возможности для воздействия на турецкое правительство, поскольку Турция находилась в большой зависимости от нее: задолженность Османской империи Великобритании к 1876 г. составляло 170 млн. фунтов стерлингов. Английские банки через свой филиал («Оттоманский банк») в Стамбуле держали в руках всю финансовую систему Турции. Английскому влиянию была подчинена не только внутренняя, но и внешняя политика султанской Турции[xviii].

Франция после разгрома в войне с Германией также не смогла принять серьезного участия в войне, она вообще ослабила свою активность на Востоке. Агрессивные стремления Франции и Италии этому времени были направлены в сторону Африки.

Правящие круги Австро-Венгрии после усиления Германии все свое внимание перенесли на юг и всячески противодействовали образованию самостоятельных славянских государств у южных границ своей империи.

В результате Будапештской секретной конвенции, подписанной 15

января 1877 г. между Россией и Австро-Венгрией, Россия сумела обеспечить нейтралитет Австрии в войне с Турцией, предоставив ей право оккупации Боснии и Герцеговины.[xix]

Германия, несмотря на заявление Бисмарка о нейтралитете в обмен на невмешательство России во франко-прусскую войну, действовала против России. Бисмарк был заинтересован в ее ослаблении и поэтому прилагал все усилия, чтобы вызвать русско-турецкую войну, обострить конфликт между Россией и Англией[xx] и тем самым устранить возможных сильных противников, могущих помешать осуществлению агрессивных стремлений Германии.

Казалось, что на Балканах и Ближнем Востоке руки у царской России были развязаны. Но именно в связи с такой политикой, выразившейся в 1875 г. в поддержке разгоревшейся национально-освободительной борьбы балканских славян против владычества Османской империи, правительство Александра II вскоре оказалось в дипломатической изоляции. Англия, как и следовало ожидать, выступила незамедлительно на стороне Турции. Германия же взяла курс на провоцирование русско-турецкой войны и углубление конфликта между Англией и Россией, надеясь тем самым получить свободу действий в отношении Франции.

Таким образом, на защиту восставших славянских народов встала одна Россия, оказавшая в дипломатической изоляции. Несмотря на это, она все же решилась использовать создавшееся на Балканском полуострове положение и с оружием в руках отстаивать свои интересы.