Секция: «Философия». Подсекция: «Социальная философия».

Ревяков И.С.

Донецкий НИИ судебных экспертиз МЮ Украины

НЕОБХОДИМОЕ И ВОЗМОЖНОЕ

Все существующее сущее существует в силу необходимости собственного существования. Присутствие сущего в реальности, сама реальность присутствия сущего (а существование есть ни что иное, как присутствие в реальности) указывает на необходимость его существования, то есть необходимость развертывания здесь-и-сейчас процесса осуществления этого сущего. В момент начала процесса присутствия возможность сущего становится его необходимостью.

Возможное как потенциальное есть сфера чистого ничто. Возможное не знает в самом себе разделения на возможно и невозможно, на возможное и невозможное. Возможное потому и является возможным, что в нем все возможно, и невозможное – также. В возможном лежит сфера реализации невозможного. Сфера возможного – это сфера одномоментной возможности и невозможности, сфера одновременной возможности быть и не-быть. Ничто, таким образом, есть чистая возможность того, чтобы быть чем-то, чтобы стать чем-то, превратиться в нечто.

Потенция есть снятие ничто-для-себя и перевод его в ничто-из-вне, ничто-вне-себя, то есть в ничто-для-других. Потенциальность связывает ничто и нечто и, в этом смысле, потенциальность есть связь между возможностью и необходимостью, есть переход ничто в нечто. Потенциальность, как категория, есть, следовательно, 1) переход, 2) изменение онтологического статуса ничто и 3) движение. Возможность, таким образом, взятая сама по себе, является необходимостью, но необходимостью не вообще, а необходимостью в качестве проявления диалектической связи (например: необходимость снятия в понятии возможности различения возможного и невозможного, способного быть и не-быть).

Наиболее конкретное  и четкое осуществление, наиболее явную материализацию нашего положения о возможности как необходимости снятия внутри себя самой всякого, любого различения, мы обнаруживаем в человеческой речи как конкретной форме материализации языка как конвенционально-онтологической системы артикулирования синтаксической связи между элементами мироздания как структуры осуществления реальности.

Таким образом, возможное есть форма необходимого. Становясь такою формою, возможное становится необходимым, а возможность – необходимостью. Потенциальность становится актуальностью, то есть действенностью, энергийностью и, в смысле этой энергийности, необходимостью.

То, что не обладает возможностью к собственному осуществлению в физической действительности, действительности здесь-и-сейчас, то вполне осуществимо в действительности языка. В речи (как конкретизации языка и форме его непосредственной реализации) мы артикулируем, проговариваем бытие тех сущностей, о которых идет речь. Речь, таким образом, есть процесс онтологической артикуляции. Данная артикуляция является формой реализации (а, следовательно, и актуализации) тех сущностей, о которых идет речь.

Структура речи предопределяет и задает структуру и модус мышления. Как справедливо отмечал Э. Сепир, сравнивая английский и русский языки, «если мы считаем род несущественным, то русские могут удивляться тому, почему мы полагаем необходимым каждый раз указывать, воспринимается камень или любой другой объект сходного рода как определенный или неопределенный, т.е. почему имеет значение различие между the stone и a stone»[1, с.153]. Таким образом, разные языки задают разные способы мировосприятия, различные модусы мировоззрения и, следовательно, различные картины мира. Это значит, что различные языки задают и формируют различные формы, типы и структуры мышления. Э. Сепир, кстати, понимал природу языка как «символическую систему, как способ отображения всех мыслимых (выделено нами. – И.Р.) разновидностей нашего опыта» [1, с.152].

Это значит, что речь, предопределяя мое мышление, формирует и мое отношение к действительности, ибо последнее оформляется из восприятия, которое, в свою очередь, вырастает из мышления. Мышление же является способом осуществления разума, то есть того, «благодаря чему, – по словам Г.В.Ф. Гегеля, – и в чем вся действительность имеет свое бытие»[2, с.64].

Физическая действительность является действительностью, лишенной абсолютного смысла и, следовательно, полностью абсурдной. Нам известно то, что физическая действительность – действительность относительная. Следовательно, возникает вопрос: относительно чего она является действительностью? На наш взгляд, только относительно созерцающего и воспринимающего ее сознания. Но ведь и это сознание, в свою очередь, должно быть сознанием относительно этой действительности (для того, чтобы созерцать и воспринимать ее).

Однако же, нечто (либо сознание, либо действительность) все-таки должно быть безотносительным по отношению ко всему остальному, то есть быть абсолютным в прямом смысле этого слова. Физическая действительность быть такою не может, следовательно, таким должно быть сознание. Но такое сознание (абсолютно безотносительное к чему бы то ни было) есть сознание Бога.

Однако, ежели сознание абсолютно безотносительно, то оно, тем самым (благодаря собственному качеству безотносительности, имманентному ему) не является сознанием в отношении данной действительности и не способно воспринимать ее. Таким образом, в данной относительной действительности существование Бога невозможно (и здесь, отметим это, мы вплотную приближаемся к онтологическому обоснованию атеизма).

Однако то, что существование Бога невозможно в естественной, физической действительности, еще не значит того, что существование Бога вообще невозможно. Невозможность существования Бога в физической, относительной, действительности указывает на возможность существования его в исключительно абсолютной, безотносительной действительности, то есть в действительности идеальной, или же в действительности языковой (подробнее по поводу тождественности идеальной и языковой реальностей см. [3]). Эта возможность, в свою очередь, приводит к онтологической необходимости существования Бога в идеальной реальности.

Абсолютное сознание (или Бог) является необходимым содержанием идеальной реальности как возможной формы реализации Бога как абсолютного сознания этой идеальной действительности.

Бог, таким образом, является содержанием, как мы это установили, собственной абсолютной реальности. По отношению к относительной реальности Бог (как абсолютное сознание) неактуален, и потому, его там нет. Относительная реальность, не нуждаясь в Боге как в собственной идее и собственном содержании, является, таким образом, вполне самостоятельной, самодостаточной и, значит, самотождественной действительностью, то есть разворачивающимся в самой себе своим собственным энергийным (действенным) содержанием.

Коль скоро относительная действительность – реальность, лишенная смысла, абсурдная, то, следовательно, она (по природе своей) – экзистенциально трагическая, ибо бессмысленность полагает отсутствие гармонии и, соответственно, реализацию онтологических установок хаоса. Реальность же абсолютная – действительность экспликации гармонии, то есть смысловой согласованности (самотождественной изнутри и внутри себя самой) всего со всем, а, значит, действительность развертывания Истины через Красоту (вспомним о том, что, истинное творение, то есть поэтическое произведение, по словам М. Хайдеггера, есть «про-из-ведение истины в красоту» [4, с.237]), а, следовательно, и через Благо, ибо всякая положительная идея зла не знает.

Зло есть отрицание (и через это отрицание – отсутствие) положительного направления, которое и есть Благо.

Мы понимаем, что говорим слишком схематично и упрощенно, но, находясь в относительной и, тем самым, ограниченной, действительности, рассуждать о категориях безотносительных и абсолютных мы по-иному не можем.

Что же касается Блага как положительного направления, а зла – как отрицательного, то прекрасным примером, иллюстрирующим нашу мысль, является  числовая прямая, на которой расположено бесконечное множество чисел от -∞ до +∞, посередине между этими числами располагается 0, как точка отсчета.

Понятно, что в реальности отрицательные числа – это своего рода иллюзия: существовать как нечто положительное, то есть утверждающее свое собственное бытие им самим (этим бытием) они не могут, именно поэтому, реально их не существует: они выражают собою лишь отсутствие положительных чисел после 0. Так и зло выражает собою лишь отсутствие Блага, то есть является маркером того, где нет Блага.  Все это, в свою очередь, указывает на несамостоятельность зла и вообще отрицательного направления в онтологическом аспекте. Зло и отрицание и есть наивысшая относительность.

Физическая (относительная) реальность есть реальность экзистенциальной бездны и обреченности. В этой реальности никакие категорические императивы сами по себе не действуют. Эта реальность не знает нравственности самой по себе. Нравственные законы в этой реальности регламентируются и соблюдаются в основном благодаря страху перед наказанием за их неисполнение, а не по причине доброй воли (ведь все наши законы, которые выросли из нравственных правил, предполагают наказание за их нарушение. Следовательно, они возникают как принуждение, как насилие над свободной волей человека, как понуждение к их исполнению. И в этом смысле, страх перед наказанием сыграл далеко не последнюю роль в образовании человеческой цивилизации). И это все происходит в силу ее полной относительности не только по отношению к абсолютному сознанию, созерцающему свою абсолютную реальность как форму и составляющему ее содержание (с которым она, к слову сказать, никак не соотносится), но и по отношению к себе самой. Именно поэтому эта реальность и является абсолютно относительной. И содержанием этой реальности является не сознание, воспринимающее и созерцающее ее (как это происходит в случае с реальностью абсолютной), а ее качество относительности, которое и позволяет, тем самым, быть этой реальности относительно бесконечной. Именно поэтому, кстати, математики и говорят о том, что одна бесконечность может быть больше или меньше другой (подробнее по этому поводу см., например, [5, с.57–59] или [6, с.184–201]), следовательно, бесконечности эти являются таковыми только относительно друг друга.

Относительная бесконечность этой реальности превращает качество ее бесконечности в бесконечность, лишенную какого бы то ни было смысла, и потому, бесконечность дурную во всех смыслах этого слова.

Коль скоро физическая реальность – это реальность дурной бесконечности, бессмыслицы, абсурда и нравственного произвола, то это – худшая из возможных реальностей. Следовательно, ада как такового не существует. Сама физическая реальность оказывается таковым. Ж.-П. Сартр устами одного из героев своей пьесы «За закрытыми дверями» формулирует: «ад – это Другие»[7, с.556]. Здесь речь идет о  непонимании людьми как существами сверхъестественными и сверхтелесными по отношению к этой реальности друг друга, неспособности их в этой реальности к настоящему диалогу друг с другом, способному изменить, «исправить» эту искаженную действительность. Именно человек соединяет в себе две реальности: относительную и абсолютную, естественную (физическую, материальную) и идеальную (языковую). Именно поэтому человек есть существо сверхъестественное и сверхтелесное.

Трагизм человеческого существования заключается в том, что человек, будучи существом сверхтелесным, вынужден вести (а по сути дела, влачить) телесное существование в телесной реальности. Мы еще помним о том, что Бог (абсолютное сознание) положен вне относительной реальности, он не причастен ей. Отсюда возникает следующий вопрос: воспринимает ли он наши молитвы и наши действия в мире этой относительной реальности, в которой мы осуществляем свое бытие? И в этой связи, ежели не воспринимает – как быть с ситуацией Страшного Суда и посмертного воздаяния за грехи? Не являются ли эти идеи тем пугалом и той палкой, которые заставляют нас следовать нравственным предписаниям?

Все это приводит нас к мысли об ужасе и бессмыслице как основе человеческого существования в данной относительной реальности.

Физическая действительность строится в нашем восприятии по законам языковой действительности, ибо строение физической действительности мы познаем и формулируем через наше восприятие этой действительности. Языковая реальность есть развернутая форма реализации и, тем самым, осуществления Бога в себе самом, что означает абсолютную тождественность формы и содержания, возможного и необходимого.

Сказав об онтологической тождественности возможного и необходимого, вспомним о том, что мы определили возможное как необходимое, но коль скоро возможное и необходимое тождественны то мы должны признать также и то, что необходимое есть форма возможного. 

Коль скоро возможное есть форма необходимого, а необходимое – форма возможного, то они становятся единым, сливаются друг с другом через переход одного в другое. Переход одного в другое, то есть переход возможного в необходимое и необходимого в возможное, есть снятие всякого реального различия между ними. Это снятие дает возможность и необходимость существования связи как чего-то дóлжного быть, заданного в модусе экзистенции необходимого и возможного. Таким образом: то, что необходимо – то возможно; то, что возможно – то необходимо. И здесь мы вплотную подходим к вопросу о том, что существует, а что – нет. Только то, что может быть нами помыслено – то необходимо и существует. Это известно еще со времен Парменида («Одно и то же есть мысль и то, о чем она мыслит: без сущего мысль не найти – она изрекается в сущем» [8, с.467]. Или (в другом переводе): «Одно и то же мысль и предмет мысли, ибо без бытия, в котором выражена мысль, ты не найдешь мысли» [8, с.467]). Но ежели мыслимое – действительно, то все то, что мыслимо, есть истинное. Любая мысль, таким образом, оказывается воплощением и выражением истины. Свое собственное первоначальное выражение и воплощение мысль обретает в речи.

Но как быть в этом случае со следующим определением поэта: «Мысль изреченная есть ложь»? Полагаем, с одной стороны, что такое определение «изреченной мысли» относится прежде всего к изречению мысли в относительной действительности, то есть действительности, искаженной собственной относительностью. А коль скоро действительность искажена, то и все в ней также является искаженным. Но, с другой стороны, «мысль изреченная» - это мысль, вышедшая из речи, т.е. мысль, оставившая речь, мысль, исторгнутая речью. В результате этого – речь осуществляется вне мысли, и потому перестает быть осмысленной, становясь речью бессмысленной. А истина предполагает наличие смысла.

Реальность мысли, таким образом, есть реальность осуществления истины в ее онто-логическом модусе.

Мыслимая реальность – сфера необходимой реализации всех онтологических интенций возможного. В мыслимой реальности возможное обретает необходимость экспликации всех своих интенций из себя самого вовне.

То, что существует только мыслимое указывает на онтологически экзистенциальную зависимость сущего от мысли о сущем. Сущее есть, таким образом, реализация, экспликация, материализация мысли о нем.

      Итак: то, что необходимо – то возможно; то, что возможно – то необходимо. Возможность необходимости и необходимость возможности являются таковыми только при верной расстановке категориальных акцентов, а именно: возможное есть возможно необходимое, а необходимое есть необходимо возможное.

Необходимо возможное – это такое возможное, которое не может не осуществиться. Возможно необходимое – это такое необходимое, которое может и не осуществиться. Именно здесь, когда из перехода одного в другое, возможное становится возможным, а необходимое – необходимым (то есть, когда возможное обнаруживает себя в самом себе как необходимом самому себе, а необходимое – себя в самом себе, необходимом, как возможным самому себе), категориальные акценты и дают возможность четкого отграничения одного от другого.

 

Литература:

1.                                          Сепир Э. Грамматист и его язык // Языки как образ мира. – М.: ООО «Издательство АСТ», СПб.: Terra Fantastica, 2003. – С.139 – 156.

2.                                           Гегель Г.В.Ф. Лекции по философии истории. – СПб.: Наука, 2005.

3.                                          Ревяков И.С. Язык. Миф. Социум – Донецк: Норд-Пресс, 2007.

4.                                          Хайдеггер М. Вопрос о технике // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. — М.: Республика, 1993. —  С. 221 – 238.

5.                                          Азимов А. Четвертое измерение. От Аристотеля до Эйнштейна. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2006.

6.                                          Азимов А. В мире чисел. От арифметики до высшей математики. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2004.

7.                                          Сартр Ж.-П. За закрытыми дверями // Сартр Ж.-П. Пьесы (Книга первая). – М.: Издательство «Гудьял-Пресс», 1999. – С. 503 – 557.

8.                                          Досократики. – Минск: Харвест, 1999.

 

 

 

 

 

 

 

 

Сведения об авторе

 

 

Страна

ФИО авторов

Место работы

Телефон

e-mail

Адрес для отправки сборника

Украина

Ревяков И.С.,

 

Донецкий

НИИ

судебных экспертиз

МЮ Украины

(062) 3021839

revyakov@yandex.ru

ДНИИСЭ,

Ул. Ливенка, 4,

г. Донецк – 102

83102