УДК 82.0
Сравнительный анализ и его возможности в постижении
национального характера
А.Ж. Кадиялиева, Т.А. Ким
Таразский государственный педагогический институт,
г.Тараз
Один из
самых известных фундаментальных трудов по литературной компаративистике является
«Теория литературы» Р.Уэллека и О.Уоррена.
Рене
Уэллек – чех по происхождению, родился в 1903 году, учился в Карловом
университете в Праге. В 28 лет написал «Иммануил Кант в Англии» (1931),
«Возникновение английского литературоведения», «История новой критики
(1750-1950)». Остен Уоррен – американец, окончил Гарвардский и Принстонский
университеты, известен работами «Александр Поп как критик и гуманист» (1929),
«Генри Джеймс Старший», «Стремление к порядку» (1947). Сущность художественной
литературы они объясняют несколько иначе, чем это было принято в нашем
литературоведении. Литература может изучаться двумя различными путями. По
одному из них к литературе применяется принцип причинного объяснения явлений и
в соответствии с этим раскрытие экономической, социальной и политической
обусловленности литературных факторов. В основе объяснения литературных явлений
лежит метод, согласно которому используется метод естественных наук, а также
применение в литературоведении количественных – статистических или графических
– приемов изучения.
Представляет
интерес концепция Уэллека и Уоррена о «внешнем» круге вопросов
литературоведения: «литература и биография», «литература и психология»,
«литература и идеи», «литература и другие искусства», «литература и общество».
Однако эти вопросы приводят литературоведа лишь к порогу той двери, за которой
начинается своего рода «высшая математика» литературной науки – область
имманентного изучения литературы, рассматриваемой с точки зрения ее
«внутренней», специфической структуры (проблемы ритма, метрики, стилистики,
учение об образе, метафоре, символе, мифе, выяснение природы литературных родов
и жанров и др.) при «изоляции от социальной истории, биографии писателей и от
детального истолкования отдельных произведений» [1, с. 265].
Кстати,
детальным истолкованием текста, разъяснением его содержания и установлением его
значения в истории литературы занимается герменевтика – отрасль
филологической критики (в середине ХХ века), соприкасающаяся с текстологией
[2, с. 139].
Следует
отметить, что А.Н. Веселовский придавал особое значение изучению формы
отдельных произведений. С помощью сравнительно-исторического метода в
литературном произведении надлежало выделить традиционные жанровые компоненты,
сюжетные схемы, образы, стилистические формулы. Кроме сюжетных схем, все
остальные элементы А.Н.Веселовский называл поэтическим языком [3, с. 238].
Изучая
казахско-русские литературные связи, мы, естественно, становимся на путь
сравнительного литературоведения, в таких случаях мы обращаемся к известным
фактам из жизни писателя, имеющим отношение либо к Казахстану, либо к традициям
казахов [4]. Мы ведем поиски взаимосвязанных явлений, таких, как творческие
связи с казахской литературой или казахскими писателями, посещения писателем
Республики Казахстан или определенный период жизни в ней, переводы его
произведений на казахский язык или сопоставления с произведениями казахской
литературы, в которых звучат аналогичные темы, мотивы, поднимаются близкие по
содержанию проблемы.
Так, в
1942 году семья Шолоховых эвакуировалась в Западно-Казахстанскую область и жила
в поселке Дарьинск Приуральского района. В послевоенное время М.Шолохов
приезжал в Казахстан около 20 раз. Творчество М.Шолохова оказало серьезное
влияние на казахскую литературу. Абдижамиль Нурпеисов («Кровь и пот») раскрыл
мучительный поиск правды жизни аральским казахом, «одиноким и яростным»
Еламаном, чей путь в период революции и гражданской войны близок трагедии
Григория Мелехова. Кроме того, в Казахстане огромной любовью пользуется поэзия Сергея
Есенина. Многие казахские поэты стали его переводчиками (К.Мырзалиев,
С.Жиенбаев, Г.Орманов, А.Шамкенов, К.Бекхожин и др.). Есть немало общего в
творческой биографии Есенина и казахских поэтов М.Жумабаева и М.Макатаева.
М.Макатаев посвятил стихотворение Есенину, в котором раскрывается его духовное
родство с русским поэтом («Эй, Сергей!»).
Сравнительный
анализ произведений русской и казахской, русской и киргизской и т.д. литератур
показывает, что одним из направлений - литературоведческим, является взаимосвязанный,
синхронный подход к изучению разнонациональных художественных явлений.
Сравнительный анализ произведений реализуется через прием сравнения и
сопоставления литературных факторов. Сравнение образов позволяет раскрыть
национальное своеобразие сопоставляемых произведений.
Сравнительно
– сопоставительный анализ «Слова о полку Игореве» и малого киргизского эпоса
«Эр-Табылды» дает основание отметить не только жанровую близость этих
произведений, но и пронаблюдать использование близких художественных средств
(эпизод – обращение Игоря к своей дружине – соотносится с монологом героя
киргизского эпоса (глава «Битва Эр-Табылды с Чал-Калмаком»), плач Ярославны – с
плачем Кардыгач.
В плачах
обоих эпосов выражается общее чувство: стремление помочь близкому человеку. И
выражается это сходными художественными средствами: через монолог-обращение с
просьбой-заклинанием к тем или иным явлениям окружающей действительности. Но
если Ярославна обращается к могучим силам природы, которые одухотворены, то
Кардыгач взывает в своем плаче к коню, наделенному человеческими чертами. Такое
различие обусловлено национальными традициями, имеющими глубокие фольклорные
истоки: для русского фольклора характерно одухотворение явлений природы, для
киргизского – поэтизация животных и, главным образом, коней. Сравнение образов
разнонациональных художественных произведений представляет собой одно из
перспективных приемов взаимосвязанного изучения русской литературы и литератур
ближнего зарубежья.
Обратим
внимание на то, что, проблема трагедии личности в годы революции и гражданской
войны по-разному воплощается различными писателями. Пастернак, к примеру, идет
вразрез с традиционным интересом литературы либо к формированию характера
нового человека в условиях революции, либо к проблеме «переделки людей»
(А.Фадеев) под влиянием революции. Новизна пастернаковского решения связана с
тем, что им отвергается традиционное трагическое разрешение конфликта по
причине невозможности идейно соответствовать грандиозности событий (что было,
например, у М.Шолохова, Л.Леонова и др.). В концепции его романа «Доктор
Живаго» выявлена ущербность самого революционного процесса, пренебрежение в
ходе его как сложившимися в веках представлениями об истинной человечности, так
и возможностями отдельной человеческой личности в ее самостоятельном
революционном перерождении. Способы обрисовки характера в романе соотнесены не
столько с задачей объективного изображения личности, сколько с идеей разрешения
проблемы иронии истории, когда в процессе завоевания свободы оказывается
невозможным существование «идеального индивидуума» (Гегель), т.е. человека,
внутренне свободного и вместе с тем не отделенного от целого и всеобщего.
Критика
неоднократно рассматривала образ Христа в романе XX века [5, с. 3-82]. Образ
Иисуса Христа, основателя христианства, Сына Божьего, всегда был одним из самых
притягательных и в живописи, и в скульптуре, и в литературе. К этому образу
обращаются художники, мыслители, богословы всех времен и народов. В разных
вариантах мы встречаем его у Булгакова, у Тендрякова («Покушение на миражи»), у
Айтматова [6, с. 229-244]. Б.Пастернак своего героя Юрия Живаго наделил
качествами, близкими Сыну Божьему, ведь цикл «Стихотворения Юрия Живаго» - это
лирическое резюме истории Сына Человеческого [7, с. 72-74], дающееся в
отточенной форме, форме, проясняющей канву жизни героя в непосредственной
аналогии с историей Иисуса Христа. Здесь идут, проникая друг в друга два
мотива: мотив божественного счастья бытия и мотив мученической платы за это
счастье.
Таким
образом, параллелизм судьбы Юрия Живаго, русского интеллигента, жившего в
первой трети XX века и истории Иисуса Христа стал в романе важнейшим способом
открытия нравственной сущности противоборства человека со своим временем,
формой огромного художественного обобщения. Пастернак возвел смертного
человека вровень с Иисусом Христом, доказав равнодостойность земной жизни Юрия
Живаго, апофеозом которой становится выход в свет книги его стихов.
У
Булгакова и Айтматова исследуется один эпизод земного пути Христа: столкновение
с Понтием Пилатом, первым представителем правосудия, казнившим невинного.
Булгаков даже создает свою версию жизни, деяний и смерти Христа. Жизнь Юрия
Живаго у Пастернака напоминает историю Сына Божьего. Поэтическое творчество -
богоравное дело, явление поэта - это «явление Рождества».
Мастерство
Булгакова - художника выразилось в почти видимом, осязаемом, слышимом
воссоздании той далекой истории. Он сумел остановить мгновение, запечатлев
Пилата, Левия Матвея в один из существенных моментов их бытия. Мы как будто
видим, как мучаясь от бессонницы, сидит в своем кресле Понтий Пилат. Вот Иешуа
снимает у него головную боль. Вот Пилат беседует с Иешуа. Вот после смерти
Иешуа он велит убить предателя Иуду...
Айтматовский
Учитель (Христос) вызвал много споров в критике. С.Аверинцев, Л.Аннинский,
С.Ломинадзе и другие литераторы отмечали, что Христос у Айтматова говорит
банальным тоном «газетной передовицы», «небылицами ...». «О таком Христе, -
писал С. Ломинадзе, - мысленно думаешь: лучше бы его вовсе не было» [8, с. 40].
У А.Блока Христос молчит, у Булгакова Иешуа не говорит ни одного слова,
которого он мог бы сказать в евангельском тексте, он непредсказуем, а у
Айтматова он напоминает оратора прежних времен, который почти по Марксу
рассуждает о «подлинной истории» человечества.
Ч.
Айтматов обращается в «Плахе» к христианской мифологии. Для него обращение к
миру стало своего рода художественной традицией. В этом отразилась как
индивидуальная особенность художника, так и определенная закономерность
историко-литературного процесса. Эта закономерность выразилась в стремлении
современных писателей к укрупнению масштабов изображения действительности, в
усилении социально-философского начала в прозе («Закон вечности» Н.Думбадзе,
«Мы и наши горы» Г.Матевосяна). Свое тяготение к мифу Ч.Айтматов объясняет
стремлением к философскому осмыслению действительности, к сопряжению времен.
Он
неоднократно использовал народные легенды о Рогатой Матери Оленихе, о Рыбе –
женщине, о манкурте. В «Плахе» писатель обращается к библейскому мифу, к
христианской мифологии. В своей художественной интерпретации он опирается на
книжный источник и литературные традиции.
Ч.Айтматов
в «Плахе» обращается к библейскому эпизоду, который был положен в основу глав
об Иешуа в романе «Мастер и Маргарита» М.Булгакова. Здесь та же ситуация:
диалог Христа перед казнью с прокуратором Иудеи Понтием Пилатом. Исследователи
отмечают, что Айтматов в «Плахе» вторичен. Правда, у Айтматова иная трактовка
библейской легенды, чем у Булгакова, а сам факт обращения разных художников к
одному и тому же историческому или литературному материалу вполне правомерен,
тем не менее Айтматов здесь утрачивает свою оригинальность.
Те части
романа, где изображается жизнь волков, материнские чувства волчицы Акбары, гибель
ее детенышей, жуткая облава на сайгаков в Моюнкумской саване, потрясающие,
гуманные в своем отношении к миру природы.
Через
библейскую легенду Ч.Айтматов выходит на уровень самых актуальных
социально-философских и нравственных проблем современного мира, волнующих
человечество сегодня. Это, прежде всего, необходимость борьбы за мир, опасность
атомной катастрофы, грозящая гибелью самой жизни на планете Земля. Библейская
легенда у Айтматова звучит как предостережение человечеству из глубины веков об
опасности самоуничтожения.
В романе
Ч.Айтматова совмещаются художественные и публицистические идеи, которые вполне
оправданы. Вспомним платоновскую прозу начала 20-х годов. В его прозе впервые в
советской литературе произошел органичный синтез публицистического и
художественного начал, перевоплощение деловой, подчас газетно-клишированной
речи в самобытный художественный язык его произведений (слияние поэтики сказки
и структуры фельетона, ускоренной идеологизации народной речи и социологизации
народного сознания).
Эту
закономерность в ее нынешнем состоянии отражает в языке персонажей и системе
художественных образов роман Ч. Айтматова «Плаха».
В романе
«Плаха» особую роль критерия авторской оценки играет миф. По отношению героя к
мифу безошибочно угадывается и отношение автора к герою. Каждый персонаж
романа, отзывчивый на библейский или фольклорный миф прежде всего как на
художественный феномен исторического народного сознания и одновременно
нравственный регулятор современного социального поведения человека в мире,
безусловно близок Айтматову. Земная реальность добра олицетворена в характере
Бостона, традиционного для киргизского писателя героя.
Однако,
при всей пластичности и художественной силе образа Бостона, его трагедия
несколько предумышленна, рациональна. Пуля отца, настигающая сына, безвинного
ребенка, становится карой ему за вмешательство в жизнь природы. Тема добра и
зла в человеке раскрывается с всемирных позиций.
Жестокость
по отношению к животным оборачивается жестокостью к людям (Авдий Каллистратов,
его распятие становится неизбежностью, хотя у него нет вины). И с другой
стороны, все резко отрицательные персонажи романа антимифологичны. У Базарбая,
Кочкорбаева, Обер-Кандалова, Гришана свои мифы, это – деньги, власть,
удовольствие, дурман, дающий иллюзию обладания всем этим.
По-разному,
но небеспристрастно писатели воссоздают образ Христа, вкладывая в него душу и
мастерство.
Список использованной литературы
1. Уэллек Р. и Уоррен О. Теория литературы, М., 1978, 326с.
2. Краткая литературная энциклопедия, М., 1964, С.139.
3. Академические школы в русском литературоведении, М., 1975, С.238.
4. Джуанышбеков Н.О. Пушкин и Казахстан, Алматы, 1999, 87с.; его же: Проблемы сравнительного литературоведения. Учебное пособие, Алматы, 2000, 288с.
5. Обсуждаем роман Чингиса Айтматова «Плаха» //Вопросы литературы, 1987, № 3, С. 3-82.
6. Семенова С. «Всю ночь читал я твой завет». Образ Христа в современном романе // Новый мир, 1989, №1, С. 229-244.
7. Лейдерман Н.Л. Судьба сына человеческого (О главном герое романа Б. Пастернака «Доктор Живого») // Проблема характера в литературе, Челябинск, 1990, С.72-74
8. Ломинадзе С. Обсуждаем роман Чингиса Айтматова «Плаха» // Вопросы литературы, 1987, №3, С. 40.
Регистрационная форма
1. Кадиялиева Ангелина Жумашевна
2. к.фил.н., Профессор
3. Таразский государственный педагогический институт, г. Тараз, профессор
4. 43-13-17
5. –
6. Сравнительный анализ и
его возможности в постижении национального характера
7. секция 4
8. -
Регистрационная форма
6. Сравнительный анализ и
его возможности в постижении национального характера
7. секция 4
8. -